Операция «Чистые руки»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Операция «Чистые руки» (итал. Mani pulite) — беспрецедентный комплекс полицейских мероприятий и судебных процессов в Италии 19921993 годов, направленный против влияния организованной преступности (мафии) в правоохранительных органах и политике, в частности незаконное финансирование предвыборных кампаний и подкуп политиков. Всепроникающая коррупция в итальянской политической системе, которая была раскрыта в ходе операции, получила название «Тангентополи» или «bribesville».[1]

Поводом для данных мер явился критический рост мафиозной преступности. По официальным данным, в 1991 году преступными группировками было совершено 718 убийств, 822 похищения и 830 покушений, а также было зафиксировано 886 случаев запугивания представителей местных властей. Среди жертв были прокуроры и судьи[2]. Но главной проблемой была коррупция, которая делала преступность практически непобедимой. По словам итальянского журналиста Джульетто Кьеза правительство покровительствовало мафии, а не менее 100 депутатов были мафиози.[3]

Результатом операции стала окончательная дискредитация так называемой «Первой республики», что привело к масштабным изменениям в законодательстве и устройстве правоохранительных органов, а также к переходу от пропорциональной избирательной системы к мажоритарной и кризису традиционных политических партий, которые в итоге перестали существовать. Всего было осуждено более 5 000 человек. Некоторые политики и бизнесмены покончили жизнь самоубийством, желая избежать наказания.





Начало

Инициатором операции стал вице-прокурор Милана Антонио Ди Пьетро[4]. 17 февраля 1992 года он арестовал за получение взятки при распределении подрядов директора муниципального дома для престарелых Марио Кьеза, члена Итальянской социалистической партии. Однопартийцы предпочли дистанцироваться от арестованного, заклеймив его позором, а многолетний лидер социалистов Беттино Кракси назвал мелким жуликом. В отместку Кьеза начал давать показания на своих бывших коллег. Делом заинтересовалась пресса, привлёкшая к нему внимание общественности. Так было положено начало расследованию в отношении деятелей соцпартии, переросшее в широкомасштабную кампанию против коррупции во всей итальянской политической системе.

Расширение антикоррупционного расследования

Расследование начатое в Милане быстро распространилось и на другие города. В апреле 1992 года по обвинению в коррупции были арестованы ряд итальянских промышленников и политиков из разных партий, в том числе и оппозиционных. Гротескная ситуация произошла, когда политик-социалист увидев карабинеров, пришедших к нему домой, немедленно признался в своих преступлениях, только затем узнав, что они пришли, чтобы доставить извещение о штрафе за простое нарушение правил дорожного движения. Важную роль в быстром раскручивании операции «Чистые руки» сыграла убеждённость ведущих политиков Италии в своей безопасности, из-за чего они не стали спасать незначительных политиков, попавшихся на взятках, хищениях и злоупотреблениях. Многие из арестованных, почувствовав себя преданными, стали давать показания на других политиков, которые в свою очередь начинали сотрудничать со следствием.

Первое время «скандал Тангентополи» не оказывал серьёзное влияние на настроения избирателей. На выборах в июне 1992 года социалисты, ставшие первыми жертвами операции «Чистые руки», потеряли всего 1 % голосов. Ведущая на тот момент в Италии политическая сила — христианские демократы — хотя и показали наихудший для себя результат за всё время участия в общенациональных выборах, получив меньше 30 % голосов, но всё же остались частью правящей коалиции, сумев создать правительство вместе с социалистами, либералами и социал-демократами.

Только летом 1992 года итальянская политическая элита начала осознавать серьёзность происходящего. В июле Беттино Кракси выступил перед Палатой депутатов, призвав их к солидарности и защите от уголовного преследования депутатов его партии. Тем не менее его призыв был проигнорирован. Кракси потребовалось 5 месяцев, чтобы в полной мере понять масштаб события, но другим крупным деятелям потребовалось больше времени и к тому моменту когда они поняли опасность, грозящую им со стороны команды судей и прокуроров во главе с Ди Пьетро, было уже поздно.

2 сентября 1992 года политик-социалист Серджио Морони, обвиняемый в коррупции, покончил жизнь самоубийством. Он оставил предсмертное письмо, в котором признав себя виновным, заявил, что совершал преступления не для своей личной выгоды, а для пользы партии и обвинил в незаконном финансировании предвыборных кампаний все партии.

Влияние на национальную политику

После самоубийства Морони ситуация стала меняться. Во время местных выборов в декабре 1992 года христианские демократы потеряли сразу половину своих голосов. В том же месяце лидер социалистов Беттино Кракси был официально обвинён в коррупции. После того как многие политики-социалисты оказались под следствием, Кракси в конце концов ушёл в отставку с поста лидера партии.

5 марта 1993 года глава правительства социалист Джулиано Амато и министр юстиции Джованни Консо подготовили указ, согласно которому уголовная ответственность за некоторые преступления связанные со взяточничеством заменялась административной, что по мнению итальянской общественности привело бы де-факто к амнистии для большинства обвинённых в коррупции. На фоне общественного возмущения и общенациональных митингов итальянский президент Оскар Луиджи Скальфаро отказался подписать указ, посчитав его неконституционным. Вскоре начинается расследование деятельности контролируемой правительством национальной энергетической компании Eni, руководство которой подозревалось в создании системы «чёрных фондов», через которые финансировались партии. Следственная группа Антонио Ди Пьетро тем временем продолжала свою работу, предъявляя всё новые и новые обвинения. Так, к февралю 1993 года к судебной ответственности были привлечены уже около 150 ведущих политических деятелей и бизнесменов Италии, среди которых финансовый директор FIAT Паоло Маттиоли и главный администратор страховой компании FIAT Toro Assicurazione Антонио Москони.[5]

25 марта 1993 года итальянский парламент ввёл мажоритарную систему на муниципальных выборах. Позже, 18 апреля, состоялся референдум, на котором подавляющее большинство избирателей высказалось за отмену существующей пропорциональной избирательной системы на выборах в парламент (в августе была введена смешанная система). Через три дня правительство Амато подало в отставку, но парламентарии не смогли сформировать новое. В результате новым премьер-министром стал бывший глава Национального банка Карло Чампи, создавший техническое правительство без участия политических партий. В это время Италию сотрясает новый скандал. 29 апреля парламент не разрешил привлечь Кракси к суду за взяточничество, де факто заблокировав расследование в отношении него. В тот же день лидера социалистов у его дома встретила огромная толпа, закидавшая политика монетами под возмущённые крики «Беттино! Ты хочешь даже эти?!». Несколько членов нового правительства подали в отставку в знак протеста (представители ДПЛС Аугусто Барбера[it], Луиджи Берлингуэр и Винченцо Виско[it] — по решению партии, Франческо Рутелли — по собственной инициативе). Неудивительно, что на новых местных выборов 6 июня 1993 года христианские демократы потерпели сокрушительное поражение, ещё раз потеряв половину своих голосов, а Социалистическая партия практически исчезла. В результате сильнейшей политической силой в Северной Италии стала Лига Севера, сумевшая аккумулировать протестные настроения и общее отвращение к существующей политической системе. Возросла популярность и левой оппозиции, в первую очередь Демократической партии левых сил (бывшие коммунисты).

В конце концов, все четыре партии входившие в правительство в 1992 году исчезли: Христианско-демократическая, Итальянская социалистическая, Итальянская либеральная и Итальянская демократическая социалистическая. Из всех более или менее заметных национальных партий операцию «Чистые руки» пережили только три: Демократическая партия левых сил, Итальянское социальное движение и Итальянская республиканская партия, — причём республиканцы стали единственными сохранившими своё название, хотя и оказались на грани исчезновения.

Суд Кузани

В 1988 году Eni и Montedison создали совместное предприятие Enimont (по 40 % акций принадлежали ENI и Montedison, 20 % акций в свободном обращении). Первоначально Montedison собиралась стать бенефициаром новой компании, сосредоточив в своих руках абсолютное большинство акций, но уже в 1990 году она продала свой пакет акций ENI за 2 805 млрд лир.[6] Обстоятельства заключения сделки и её цена привлекли внимание правоохранительных органов и СМИ. Первыми по делу Enimont были арестованы бывший президент концерна Eni Габриэле Кальяри (итал. Gabriele Cagliari) и президент Montedison Джузеппе Гарофано. 20 июля 1993 года Гарофано начал давать показания, в тот же день Кальяри покончил с собой. Позже его жена вернула $3 000 000 незаконных средств, оставшихся от мужа. 23 июля в своём доме в Милане был найден мёртвым известный предприниматель Рауль Гардини (итал. Raul Gardini), владелец и глава группы Ferruzzi—Montedison.

Летом 1993 года начался судебный процесс, вошедший в историю как «Суд Кузани». Суд транслировался по национальному телевидению, наглядно показав итальянцам как работает коррупционная система в стране и сделав Антонио Ди Пьетро национальным героем. Процесс получил своё название по одному из фигурантов, Серджо Кузани (итал. Sergio Cusani), финансового консультанта Гардини. Хотя он и не был главной фигурой, но Кузани был связующим звеном между Гардини и ведущими политиками Италии.

Среди обвиняемых были такие известные политические деятели как Ренато Альтиссимо (секретарь Итальянской либеральной партии и бывший министр здравоохранения), Беттино Кракси (секретарь Итальянской соцпартии и председатель Совета министров Италии с 1983 по 1987), Джанни де Микелис (министр иностранных дел с 1989 по 1992), Арнальдо Форлани (бывший премьер-министр, вице-премьер правительства Кракси), Джорджио Ла Мальфа (национальный секретарь Итальянской республиканской партии), Клаудио Мартелли заместитель секретаря Социалистической партии и министр юстиции в 1991—1993), Карло Виццини (секретарь Итальянской демократической социалистической партии) и другие. Среди обвиняемых были и представители оппозиции, в частности основатель Лиги Севера Умберто Босси и бывший казначей этой партии Алессандро Пателли (оба были осуждены) и ряд членов Демократической партии левых сил (оправданы). Большое впечатление на телезрителей произвела сцена допроса Арнальдо Форлани, когда тот, отвечая на вопрос, просто сказал: «Я не помню», при этом он сильно нервничал и даже не заметил как слюна накапливается на его губах. Беттино Кракси, признав факт незаконного финансирования своей партии, заявил в своё оправдание, что «каждый делал это».

Само судебное разбирательство по делу Enimont было проведено после суда Кузани с гораздо меньшим общественным интересом.

Расследование на других фронтах

Тем временем антикоррупционное расследование не ограничивалось только делом Enimont. Работа следователей была облегчена в ноябре 1993 года, когда следственным органам разрешили допрашивать депутатов без специального разрешения парламента. В мае 1993 года арестовали президента государственной промышленной группы Институт промышленной реконструкции (ИРИ). В даче взяток политикам признался президент корпорации Olivetti. 2 сентября 1993 года был арестован миланский судья Диего Курто (итал. Diego Curtò). 11 февраля 1994 года в коррупции был обвинён издатель газеты «Джорнале» Паоло Берлускони. 21 апреля того же года обвинения в коррупции были предъявлены 80 финансовым полицейским и 300 промышленникам.

В начале июля 1994 года в Милане начат судебный процесс, получивший название «процесс над Первой республикой» из-за большого количества высокопоставленных политиков, привлечённых к ответственности. Обвинения были предъявлены 32 политикам, среди которых были Беттино Кракси, бывшие министры Арландо Мартинелли и Джанни Де Микелис. В том же месяце в течение одной ночи были арестованы 49 сотрудников финансовой полиции. Продолжались аресты и среди бизнесменов. Неожиданно следователи столкнулись с серьёзным препятствием.

27 марта 1994 года состоялись досрочные паламентские выборы. Победу на них неожиданно для многих одержала новая партия, «Вперёд, Италия», созданная незадолго до этого известным итальянским телемагнатом Сильвио Берлускони. Многие думают, что владелец футбольного клуба «Милан» пошёл в политику пытаясь таким образом защититься от возможных обвинений в коррупции. После выборов коалиция партий, созданная Берлускони, в которую вошли неофашисты и Лига Севера, имея 366 из 630 мест в парламенте, смогла сформировать правительство. 13 июля 1994 года правительство Берлускони санкционировало освобождение из-под стражи 1165 человек, арестованных по обвинению в коррупции. Кроме того, было запрещено арестовывать лиц, подозреваемых в коррупции. Это решение было принято в тот день, когда сборная Италии победила в полуфинале чемпионата мира по футболу в США. Впрочем надежды, что общество будет занято исключительно футболом и предстоящим финалом не оправдались. Против действий Берлускони выступила не только оппозиция, но и его союзники по правящей коалиции. Усугубил ситуацию и ультиматум, предъявленный следственной бригадой миланской прокуратуры, которая пригрозила уйти в отставку в полном составе. Берлускони пришлось пойти на попятную.

Вскоре был выдан ордер на арест сразу 23 предпринимателей и офицеров финансовой полиции. Среди задержанных был и С. Шьяша, финансовый директор главной компании Берлускони «ФинИнвест». Арестованный признался, что неоднократно подкупал финансовых полицейских, причём деньги на взятки ему передавал лично Паоло Берлускони, младший брат премьера. 28 июля Паоло Берлускони был вновь арестован.

Война Берлускони и Ди Пьетро

Арест Паоло Берлускони положил начало конфликту между его старшим братом и главным в Италии борцом с коррупцией, получивший название «война Берлускони и Ди Пьетро». В то время как миланские следователи вели расследование в отношении компаний Берлускони, правительство активно искало нарушения в деятельности миланского судьи. Любое, даже самое мелкое и формальное нарушение допущенное бригадой Ди Пьетро тут же раздувалось политиками и журналистами связанными с Берлускони, пытавшихся посеять среди итальянских избирателей неуверенность и сомнение в работе следователей и тем самым скомпрометировать и их и плоды их деятельности. Итогом стал уход Ди Пьетро в отставку 6 декабря 1994 года. Впрочем победа Берлускони далась недёшево, ему пришлось под угрозой вынесения вотума недоверия досрочно сложить свои полномочия. 17 января 1995 года власть перешла в руки технического правительства Ламберто Дини. Отставками Ди Пьетро и Берлускони дело не кончилось.

В течение 1995 года миланскому судье несколько раз предъявлялись обвинения в оказании давления на подозреваемых, получении взяток, профнепригодности и превышении служебных полномочий, впрочем все они впоследствии были сняты. Позже было установлено, что Фабио Саламоне, который в основном и занимался расследованием деятельности Ди Пьетро в те времена, был братом человека, против которого Антонио Ди Пьетро возбудил уголовное дело и добился его осуждения по обвинениям в коррупции. Что интересно, после того как Саламоне перевели на другую работу, он возбудил дело в отношении Паоло Берлускони и Чезаре Превити (бывший менеджер Фининвест, министр обороны в первом правительстве Берлускони) по обвинению в заговоре против Ди Пьетро. Позже прокурор, сменивший Саламоне, закрыл это дело. Сумев доказать беспочвенность всех обвинений против себя Антонио Ди Пьетро начал политическую карьеру, создав в 1998 году центристскую партию «Италия ценностей» (итал. Italia Dei Valori).

Убрав своего врага, Берлускони не сумел избавиться от обвинений в свой адрес. В мае 1995 года был арестован Марчелло Дель Утри, президент рекламной компании Берлускони «Публитали». Дело против него и возглавляемой им компании было готово к рассмотрению в суде. В это время министр юстиции Филиппо Манкузо инициирует ряд проверок в отношении членов бывшей бригады Ди Пьетро. В то время как одни говорили, что Манкузо защищает гражданские права и конституционные ценности, другие обвиняли министра в попытке развала дела о коррупции. 14 октября 1995 года судья Фабио Панарелла признал необходимым привлечь Берлускони к суду.

Расследование продолжается

Несмотря на уход Ди Пьетро и многочисленные помехи антикоррупционное расследование продолжалось. К 1996 году под следствием было более 3 000 человек, из них около 900 успели предстать перед судом. Так, 12 марта 1996 года был арестован римский судья Р. Сквилланте. В мае суд признал, что бывший министр внутренних дел, христианский демократ Антонио Гава был связан с неаполитанской мафией. 15 сентября арестовали управляющего итальянской железной дорогой Лоренцо Неччи и банкира А. П. Баталья.

В конце 1997 года уже римская прокуратура обвинила в злоупотреблении служебным положением премьер-министра Романо Проди. В 1993 году, во время приватизации продовольственной компании «Чирио», он возглавлял административный совет Института промышленной реконструкции, чьей дочкой «Чирио» в то время являлась. 7 июля 1998 года был продолжен процесс над С. Берлускони по обвинению в подкупе финансовой полиции. Впрочем адвокатам политика удалось добиться его оправдания.

Результаты операции

В ходе операции «Чистые руки» были арестованы 1456 бизнесменов, государственных чиновников и политических деятелей, привлечены к следствию 3026 предпринимателей, чиновников и политиков, в том числе 251 член парламента (депутаты имели иммунитет и не подлежали аресту) и четверо бывших премьер-министров. 10 подозреваемых совершили самоубийство во время расследования.[7]

Напишите отзыв о статье "Операция «Чистые руки»"

Примечания

  1. Алексей Славин: [mospravda.ru/politics/article/korrypciya_ejegodno_obhoditsya_italii_v_60_milliardov_evro «Коррупция ежегодно обходится Италии в 60 миллиардов евро»]. «Московская правда», 23.01.2013
  2. Андрианов, В. Д. «Практика и методы борьбы с коррупцией в Италии»
  3. [www.strana-oz.ru/2012/2/spros-na-chistye-ruki «Джульетто Кьеза: „Спрос на чистые руки“»] (интервью). «Отечественные записки», № 2 (47) 2012
  4. Джованни Бенси: [www.day.kiev.ua/149252/ «„Чистые руки“ снова стали „грязными“»]. «День», 27.09.2005
  5. Феликс Крючков: [kommersant.ru/doc/40079 «Арестованы руководители концерна „Фиат“»]. «Коммерсантъ», № 34 (257), 25.02.1993
  6. Zamagni. L’Eni e la chimica. da Energia, n°3/2003, pag 21
  7. ЮКОН: [www.ukon.su/historical-facts/fact_9353.html «Операция „Чистые Руки“»]

Источники

  • Александр Берков. [www.observer.materik.ru/observer/N2_2012/099_110.pdf «Операция „Чистые руки“ в Италии. Из зарубежного опыта борьбы с коррупцией»]. «Обозреватель», № 2 (265) 2012. ISSN 2074—2975

Отрывок, характеризующий Операция «Чистые руки»

Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.