Операция «Поло»

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Операция Поло»)
Перейти к: навигация, поиск

Операция «Поло» — кодовое название операции вооружённых сил Индии в сентябре 1948 года, прекратившей правление низамов в Хайдарабаде и приведшей к вхождению этого туземного княжества в состав Индийского Союза[1][2].

Необходимость в операции возникла, когда во время раздела Британской Индии последний низам Хайдарабада — Осман Али Хан — решил не присоединяться ни к Индийскому Союзу, ни к Пакистану. Решение низама опиралось на поддержку вооружённых отрядов «разакаров» во главе с Касимом Разви и моральную поддержку Пакистана[3]. После провала попыток вынудить низама занять дружественную позицию по отношению к Индийскому Союзу, заместитель премьер-министра Индии Сардар Валлабхбхаи Патель, будучи обеспокоенным возможностью появления враждебно настроенного государства в самом центре Индии, принял решение об аннексии Хайдарабада. Хайдарабадские вооружённые силы были разгромлены индийской армией за пять дней.

В то время в Хайдарабаде было 17 полей для игры в поло — максимальное количество в Индии, поэтому в качестве названия для операции было выбрано «Поло».





Предыстория

Княжество Хайдарабад было основано на плоскогорье Декан в южной Индии в 1724 году Камар-уд-Дин Ханом во время распада Империи Великих Моголов. Как это бывало в северных индийских княжествах, низам был мусульманином, в то время как большинство населения княжества было индуистами. В 1798 году Хайдарабад стал первым индийским княжеством, попавшим под британский протекторат в рамках политики субсидиарных договоров, введённой Артуром Уэлсли.

Согласно переписи 1941 года в Хайдарабаде проживало 16,34 миллиона человек, свыше 85 % из которых было индуистами, и около 12 % — мусульманами; население говорило на многих языках — телугу (48,2 %), маратхи (26,4 %), каннада (12,3 %) и урду (10,3 %). Несмотря на преобладающую долю среди населения, индуисты были слабо представлены в управлении, полиции и армии: из 1765 офицеров государственной армии 1268 были мусульманами, 421 — индуистами, а остальные 121 — христианами, парсами и сикхами; среди чиновников, получавших зарплату в 600—1200 рупий в месяц, 59 были мусульманами, 5 — индуистами, и 38 — представителями прочих религий. Низам и его приближённые, бывшие в основном мусульманами, владели 40 % всех земель в стране[4].

Когда англичане окончательно покинули Индию в 1947 году, они предоставили властителям находившихся под их покровительством государств выбор: присоединиться к Индии, присоединиться к Пакистану, или остаться независимыми.

На тот момент Хайдарабад был самым крупным и самым мощным из индийских княжеств. Он обладал собственной армией, собственной авиалинией, собственной железнодорожной системой, а его ВНП превосходил бельгийский. Поэтому низам Хайдарабада, будучи богатейшим человеком в мире, решил, что его стране лучше получить полную независимость. Однако представители Индии были обеспокоены возможностью появления в центре их страны независимого — и потенциально враждебного — мусульманского государства, и решили присоединить Хайдарабад так же, как это было проделано с прочими 565 княжествами.

События, предшествовавшие началу военных действий

Дипломатические переговоры

Сначала низам Хайдарабада направил Великобритании запрос на признание Хайдарабада в качестве независимой конституционной монархии в составе Британского Содружества наций, но запрос был отвергнут.

Когда индийский министр внутренних дел Сардар Валлабхбхаи Патель потребовал от правителя Хайдарабада подписать договор о присоединении, то это требование было отвергнуто, и 15 августа 1947 года была провозглашена независимость Хайдарабада — в тот же день, что и независимость Индии. Опасаясь, что в сердце Индии возникнет независимое государство, Сардар обратился к генерал-губернатору Индии Маунтбеттену, который посоветовал попытаться разрешить вопрос без использования силы.

В соответствии с этим советом индийское правительство предложило Хайдарабаду подписать соглашение, гарантирующее статус-кво; в отличие от прочих княжеств от Хайдарабада не требовали гарантий последующего вхождения в состав Индийского Союза — требовалась лишь гарантия невхождения в состав Пакистана. Со стороны Индии переговоры вёл посол К. М. Мунши, со стороны Хайдарабада — премьер-министр Лаик Али и английский политик Уолтер Монктон. Председательствовавший на переговорах лорд Маунтбеттен предложил несколько вариантов разрешения проблемы, но все они были отвергнуты Хайдарабадом. Представители Хайдарабада обвинили Индию в сооружении вооружённых баррикад на ведущих в княжество дорогах и попытке экономической изоляции страны. Индийцы в ответ обвинили Хайдарабад в импорте оружия из Пакистана: Хайдарабад передал Пакистану 200 миллионов рупий и организовал там бомбардировочную эскадрилью.

Несмотря на то, что итоговый план был принят и подписан индийской стороной, он был отвергнут низамом Хайдарабада, который требовал либо полной независимости, либо членства в Британском Содружестве. Низам также предпринял безуспешные попытки привлечения к арбитражу американского президента Г. Трумэна и организации вмешательства ООН.

Беспорядки в Хайдарабаде

Во время переговоров между Индией и Хайдарабадом большая часть субконтинента была погружена в хаос, сопутствующий разделу территории между Индией и Пакистаном. Боясь индуистского восстания в собственной стране, низам позволил своему советнику Касиму Разви, возглавлявшему радикальную партию «Majlis-e-Ittehadul Muslimeen» (MIM), создать вооружённые отряды мусульманских добровольцев, названные «разакарами». Разакары — чья численность в итоге достигла 200 тысяч человек — старались упрочить мусульманское доминирование в Хайдарабаде и на плато Декан, в то время как подавляющее большинство индуистов выступало за вхождение в состав Индийского Союза.

По мере роста численности и вооружённости разакаров начались столкновения между ними и индуистами. В итоге беспорядки затронули порядка 150 деревень (из которых 70 находились на территории Индии, за пределами границ Хайдарабада). В Теленгане большая группа крестьян, возглавляемая Свами Раманандом Теертхом, под руководством коммунистической партии Индии восстала против местного землевладельца-мусульманина и встала на путь прямой конфронтации с разакарами. Параллельно с этим политические партии — такие, как Хайдарабадский национальный конгресс — были вовлечены в ненасильственные формы протеста против правления низама.

4 декабря 1947 года Нараян Рао Павар — член индуистской националистической организации «Арья Самадж» — совершил неудачное покушение на низама[5].

Военные приготовления Хайдарабада

Низам Хайдарабада имел большую армию, имевшую богатый опыт службы в качестве наёмников. В неё входили три танковых полка, кавалерийский полк, 11 пехотных батальонов и артиллерия. Её поддерживали иррегулярные части, состоявшие из кавалерии и пехоты, а также гарнизонные части — общей численностью в 22 тысячи человек. Армией командовал генерал-майор Эль-Эдроос, араб по национальности[6]. На 55 % хайдарабадская армия состояла из мусульман.

Помимо армии существовала мусульманская милиция («разакары»), возглавляемая Касимом Разви. На четверть она была вооружена современным огнестрельным оружием, оставшаяся часть — безнадежно устаревшим старинным дульнозарядным огнестрельным оружием и холодным оружием[6].

Утверждается, что низам получал вооружённую помощь от Пакистана и от португальской администрации в Гоа. Кроме того, поставки оружия осуществлялись по воздуху австралийским торговцем оружием Сиднеем Коттоном.

Прекращение переговоров

Когда индийское правительство получило информацию о том, что Хайдарабад вооружается и намерен выступить в союзе с Пакистаном в любой будущей войне с Индией, то Валлабхаи Патель сравнил независимый Хайдарабад с язвой в сердце Индии, которая должна быть устранена хирургическим путём. В ответ премьер-министр Хайдарабада Лаик Али заявил: «Индия считает, что если Пакистан атакует её, то Хайдарабад вонзит ей нож в спину. Я не уверен, что мы так не поступим». Тогда Сардар Пател заявил: «Если вы угрожаете нам насилием, то мечи встретятся с мечами»[7].

Схватка в Кодаре

6 сентября индийский полицейский пост возле деревни Чиллакаллу подвергся сильному обстрелу разакарами. Индийское армейское командование отправило на помощь танковые и пехотные части (в которых служили гуркхи), отбросившие разакаров в Кодар, на территорию Хайдарабада. Здесь индийцы столкнулись с хайдарабадскими бронечастями. В короткой схватке индийские части уничтожили хайдарабадскую бронемашину и принудили гарнизон Кодара к капитуляции.

Военные приготовления Индии

Получив от правительства задание по захвату и аннексии Хайдарабада, индийская армия приступила к выполнению плана Годдарда (разработанного генерал-лейтенантом Э. Н. Годдардом, командующим Южным командованием). План предусматривал два главных удара: с востока, от Виджаявады, и с запада, от Солапура, в то время как мелкие части должны были атаковать хайдарабадскую армию по всей протяжённости границы. Общее командование операцией было поручено генерал-лейтенанту Раджендрасингхджи. Атаку от Солапура возглавлял генерал-майор Чаудхари, атаку от Виджаявады — генерал-майор Рудра. Датой начала операции было выбрано 13 сентября 1948 года — второй день после смерти основателя Пакистанского государства, Джинны.

Ход боевых действий

1-й день, 13 сентября

Первое боестолкновение произошло в укреплённом районе города Налдурга, на трассе Солапур — Секундерабад, между охранявшими район подразделениями 1-го Хайдарабадского пехотного полка и атакующими силами 7-й бригады индийской армии. Благодаря внезапности и быстроте, 7-й бригаде удалось занять неповреждённым стратегически важный мост через реку Бори, после чего позиции хайдарабадских военнослужащих в Налдурге были атакованы 2-м сикхским пехотным батальоном. Обеспечив безопасность моста и дороги, в 9 ч. 00 мин. колонна 1-й бронетанковой бригады двинулась к населённому пункту Джалкот, расположенному в 8 км от Налдурга, прокладывая путь для ударной группировки под командованием подполковника Рам Сингха. Эта бронетанковая колонна к 15 ч. 15 мин. продвинулась на 61 км вглубь территории Хайдарабада и достигла населённого пункта Умарджи, где быстро преодолела сопротивление отряда «разакаров». В то же время вторая колонна, в составе эскадрона 3-го кавалерийского полка, 18-го кавалерийского полка короля Эдуарда, отряда 9-го полевого полка, 10-го инженерного полка, 2-го Пенджабского полка, 1-го полка гуркхских стрелков, 1-го Меварского пехотного полка и вспомогательных подразделений, выдвинулась в направлении города Тулджапур в 34 км к северо-западу от Налдурга. Она достигла Тулджапура на рассвете, где столкнулась с сопротивлением подразделений 1-го Хайдарабадского пехотного полка и отрядом «разакаров» в 200 человек, которое было подавлено в ходе 2-часового боя. Дальнейшее продвижение в направлении населённого пункта Лохара было остановлено из-за разлива реки. В первый день боевых действий на западном направлении хайдарабадские вооружённые подразделения понесли серьёзные потери и потеряли контроль над обширными территориями. Среди попавших в плен к индийским военнослужащим оказался британский наёмник, задачей которого был подрыв моста возле Налдурга.

На восточном направлении ударная группировка под командованием генерал-лейтенанта А. А. Рудры столкнулась с ожесточённым сопротивлением двух подразделений бронеавтомобилей «Хамбер» и «Стегхаунд», но сумела достигнуть населённого пункта Кодар к 8 ч. 30 мин., а к полудню — населённого пункта Мунгала.

Позже 1-й Майсурский полк вошёл в город Хоспет, где отбил у отрядов «разакаров» и пуштунов сахарный завод, а 5-й полк гуркхских стрелков в городе Тунгабхадра отбил жизненно важный мост у подразделений хайдарабадской армии.

2-й день, 14 сентября

Силы, расположившиеся лагерем под Умарджи, выдвинулись к населённому пункту Раджасур в 48 км к востоку. Поскольку воздушная разведка показала наличие хорошо укреплённых районов на этом направлении, они были атакованы эскадрильей Хоукеров Темпест. Эти удары с воздуха позволили эффективно очистить маршрут, и наземные подразделения индийской армии достигли Раджасура к полудню.

Продвижение восточной атакующей группировки было замедлено противотанковым рвом, а затем в 6 км от Сурьяпета 1-й уланский и 5-й пехотный полки Индийской армии попали под сильный огонь с возвышенных позиций противника. Эти позиции были отбиты 5-м полком гуркхских стрелков — ветеранами Бирманской кампании, при этом хайдарабадские подразделения понесли тяжёлые потери.

В то же время 11-й полк гуркхских стрелков и эскадрон 8-го кавалерийского полка атаковали Османабад и заняли город после тяжёлых уличных боёв с отрядами «разакаров», оказавших ожесточённое сопротивление[8].

Группировке войск под командованием генерал-майора индийской армии Д. С. Брара была поставлена задача занять город Аурангабад. Город был атакован шестью колоннами пехоты и кавалерии, в связи с чем во второй половине дня представители гражданской администрации города заявили о капитуляции.

Позже в городе Джална 3-й сикхский и 2-й Джодхпурский пехотный полки, усиленные танками 18-го кавалерийского полка, столкнулись с упорным сопротивлением хайдарабадских сил.

3-й день, 15 сентября

Оставив 11-й полк гуркхских стрелков удерживать Джалну, индийские войска выдвинулись к городу Латуру, а затем к Моминабаду, где они столкнулись с 3-м полком голкондских уланов, оказавшим символическое сопротивление перед сдачей.

В городе Сурриапет хайдарабадская оборона была нейтрализована ударами авиации, хотя отдельные группы «разакаров» участвовали в перестрелках с бойцами 5-го гуркхского полка, занимавшими город. Отступающие хайдарабадские соединения разрушили мост через реку Муси, но не смогли организовать заградительный огонь, вследствие чего мост был быстро восстановлен. Ещё одно столкновение произошло в населённом пункте Наркатпалли, где был уничтожен отряд «разакаров».

4-й день, 16 сентября

Ударная группировка под командованием подполковника Рам Сингха двинулись к городу Захирабад на рассвете, но её продвижение было замедлено минным полем, которое пришлось разминировать. На пересечении дороги в Бидар с шоссе Солапур — Хайдарабад индийские силы столкнулись с засадой. Тем не менее, оставив ряд подразделений для уничтожение засады, большая часть группировки продолжила движение и к вечеру достигла рубежа в 15 км от Захирабада, несмотря на спорадическое сопротивление, оказываемое противником на пути следования. Основное сопротивление оказывали отряды «разакаров», организовывавших засады в городских районнах. «Разакары» смогли воспользоваться преимуществами местности, что потребовало использование индийскими войсками 75-мм орудий.

5-й день, 17 сентября

В ночь на 17 сентября индийская армия вошла в Бидар. Одновременно соединение во главе с 1-м бронетанковым полком заняло город Читьял примерно в 60 км от столицы, а другая колонна — город Хинголи. К утру 5-х суток военных действий стало ясно, что хайдарабадская армия и подразделения «разакаров» были разгромлены на всех направлениях, понеся чрезвычайно тяжелые потери. В 5 часов вечера 17 сентября низам объявил о прекращении огня, что положило конец боевым действиям[8].

Капитуляция Хайдарабада

16 сентября низам Хайдарабада отправил в отставку всё правительство во главе с Лаиком Али. 17 сентября, без излишних церемоний, низам обратился по радио к индийским силам на английском языке с сообщением о капитуляции. В 16 часов генерал-майор Чаудхури принял капитуляцию у генерал-майора Эль-Эдрооса.

Итоги

Индийские потери в ходе операции «Поло» составили 32 человека убитыми и 97 ранеными. Хайдарабадские потери были многократно большими: 1 863 человека убитыми, 122 — ранеными, и 3 558 — пленными. В ходе беспорядков, случившихся в последующие за капитуляцией недели, в Хайдарабаде погибло порядка 50 тысяч человек гражданского населения. Низам получил церемониальный пост «раджпрамукх», но был лишён реальной власти. Хайдарабад вошёл в состав Индии как штат Хайдарабад, и в ходе территориальных реформ 1956 года, совершённых по лингвистическому принципу, был расформирован; значительные части его территории вошли в состав соседних штатов. Многие официальные лица и члены княжеской семьи бежали в Пакистан.

Напишите отзыв о статье "Операция «Поло»"

Примечания

  1. indianarmy.nic.in/Site/FormTemplete/frmTempSimple.aspx?MnId=K/KtVO4bQNg=&ParentID=a2GSpnDbruI=
  2. [www.hyderabad.co.uk/policeaction.htm Hyderabad on the Net]. Проверено 27 февраля 2013. [www.webcitation.org/6F46O1c9H Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  3. [www.indiadefence.com/hyderabad.htm Hyderabad 1948 Revisited] IndiaDefence.com
  4. [www.india-seminar.com/2008/585/585_mohan_guruswamy.htm There once was a Hyderabad!]. MOHAN GURUSWAMY. Проверено 3 августа 2010. [www.webcitation.org/6F46TF2EH Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  5. [www.boloji.com/analysis2/0233.htm Boloji.com - Analysis]. Проверено 27 февраля 2013. [www.webcitation.org/6F46Ti4e4 Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  6. 1 2 [www.bharat-rakshak.com/MONITOR/ISSUE2-3/lns.html Bharat Rakshak-MONITOR]. Проверено 27 февраля 2013. [www.webcitation.org/6F46US1Kd Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  7. [www.indianofficer.com/forums/history-wiki/899-operation-polo-liberation-hyderabad.html Indian Officer, Civil Service Preparation Portal]. Проверено 27 февраля 2013. [www.webcitation.org/6F46XcmTp Архивировано из первоисточника 12 марта 2013].
  8. 1 2 [www.hindu.com/2005/09/14/stories/2005091405050200.htm When the Indian Army liberated thousands], The Hindu (14 September 2005).

Отрывок, характеризующий Операция «Поло»

Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.