Операция Vigorous
Операция «Вигорес» (англ. Operation Vigorous) — проведённая Великобританией в июне 1942 года операция по снабжению Мальты в ходе Второй Мировой войны, один из Мальтийских конвоев. Конвой Vigorous двигался с востока, одновременно проводилась операция Harpoon по проведению конвоя из Гибралтара. Оба конвоя встретили сильное противодействие стран Оси и потерпели большие потери; в конвое Harpoon из шести судов до Мальты дошло только два, а Vigorous был вынужден вернуться. Неудача конвоев привела к необходимости срочно провести ещё один конвой в рамках операции Pedestal.
Содержание
Предыстория
В ходе военной кампании в Северной Африке цели итальянского, а затем и германского командования заключались в захвате Египта, получении контроля над Суэцким каналом с перспективой выхода к ближневосточной нефти. С мая 1942 года Роммель вёл второе наступление, прорвав британскую оборону и приближаясь к Египту.
Расположенная в самом центре Средиземного моря, Мальта постоянно угрожала немецким и итальянским коммуникациям между Европой и Северной Африкой, и сама была объектом атак. В то же время её изолированное положение вызывало большие сложности в обороне острова, а также в его снабжении припасами и военной техникой. Если новые самолёты удавалось переправлять на Мальту воздушным путём, то топливо, боеприпасы, провизию можно было доставить только по морю.
Предыдущий британский конвой MW-10 в марте 1942 года из Александрии на Мальту был неудачен — два судна были уничтожены на подходе к Мальте, другие два были уничтожены немецкой авиацией уже в порту Мальты вскоре после начала разгрузки; общее количество полученных Мальтой грузов оказалось минимальным.
В этих условиях было решено организовать одновременную проводку двух больших конвоев с сильным эскортом, в надежде разделить силы противника. Конвой Vigorous двигался с востока, конвой Harpoon — от Гибралтара.
Состав конвоя и эскорта
С востока одновременно двигалось одиннадцать торговых судов и значительный эскорт. К несчастью, эскорту недоставало существенного компонента — авианосца. Контр-адмиралу Виану оставалось надеяться, что сможет избежать обнаружения как можно дольше, поскольку от атак противника его могли защитить только зенитные орудия кораблей.
Конвой, обозначенный ME-11, состоял из трёх частей:
- 11A из Хайфы — Ajax, City of Edinburgh, City of Lincoln, City of Pretoria и Elizabeth Bakke, сопровождаемые эсминцами Hotspur, Inconstant, Napier, Nestor, Nizam и Norman;
- 11B из Александрии, включающей танкеры Bulkoil и Potaro в сопровождении эсминцев Fortune, Pakenham и Paladin;
- 11C из Порт-Саида: Aagtekirk, Bhutan, City of Calcutta и Rembrandt.
Силы прикрытия состояли из крейсеров: Arethusa, Birmingham, Cleopatra, Dido, Euryalus, Hermione и Newcastle, эскортных миноносцев Hurworth и Tetcott (оба типа Hunt), эсминцев Griffin, Hasty, Hero, Javelin, Jervis, Kelvin, Sikh и Zulu, корветов Delphinium, Erica, Primula и Snapdragon, тральщиков Boston и Seaham, четырёх торпедных катеров, спасательных судов Antwerp и Malines и замаскированного под новейший линкор старого корабля-мишени Centurion. Обоснованием для включения последнего в состав конвоя было:
- он грубо был замаскирован под линкор типа King George V;
- его броня давала ему лучший шанс выжить по сравнению с торговым судном;
- он мог принять на борт 2000 тонн груза;
- он был доступен на данный момент и его было не жалко потерять.
Средняя скорость конвоя была установлена в 13 узлов — довольно оптимистичная оценка, как выяснилось в самом начале пути.
Переход конвоя
Отвлекающая операция
MW-11C был отправлен 11 июня впереди других двух частей с приказом идти до долготы Тобрука и затем повернуть, для соединения с другими двумя частями. План заключался в том, чтобы этот выход был воспринят итальянцами как очередной конвой в Тобрук, что должно было выманить итальянский флот из баз, подставить его под атаки и истощить его топливо.
Уловка не сработала. Сопровождаемый крейсером ПВО Coventry и эсминцами Airedale, Aldenham, Beaufort, Croome, Dulverton, Eridge и Hurworth плюс присоединившимся из Александрии Exmoor, конвой просто повернул, чтобы возвратиться в точку рандеву вечером 12 июня, и там был атакован пикирующими бомбардировщиками. Судно City of Calcutta было повреждено и после этого отправлено в Тобрук вместе с Croome и Exmoor. Остальные суда направились на восток и соединились с основным конвоем 13 июня, после чего миноносцы типа Hunt были отправлены в Александрию для дозаправки топливом.
13—14 июня
Судно Elizabeth Bakke оказалось слишком медленным и также было отправлено в Александрию, таким образом только девять судов и корабль-мишень Centurion продолжили путь к Мальте. В течение ночи 13 июня эскорт снова уменьшился, так как погода оказалась слишком тяжёлой для катеров, которые шли на буксире у транспортов. Катера были возвращены и прибыли в Александрию 14 июня, потеряв по пути MTB-259. На корвете Erica также были выявлены неисправности, и он оставил конвой. Судно Aagtekirk также замедлило ход и 14 июня было направлено в Тобрук в сопровождении эсминца Tetcott и корвета Primula. В порт оно не прибыло, так как по пути было атаковано пикирующими бомбардировщиками и потоплено. Позже к конвою присоединились 2 эсминца, высвободившихся после конвоирования судна City of Calcutta.
Во второй половине дня 14 июня от воздушных атак затонуло судно Bhutan и был повреждён танкер Potaro, который, тем не менее, остался с конвоем. Два спасательных судна подняли из воды уцелевших с Bhutan и затем отправились в Тобрук. Неизвестная подводная лодка атаковала эсминец Pakenham, и торпеда прошла рядом с кораблём. А вскоре после захода солнца неприятельские торпедные катера выследили конвой, атаковав его в районе полуночи, но были отбиты.
Манёвры конвоя 15 июня
Контр-адмирал Виан, зная от разведки, что на рассвете столкнётся с итальянским флотом и что теперь он не имеет никаких шансов повторить бой в заливе Сирт, в предстоящие четырнадцать часов хорошей погоды, в 01:45 повернул на восток, чтобы отсрочить перехват. В ходе поворота, крейсер Newcastle и другие суда отстали от конвоя и в последующей атаке торпедных катеров Newcastle был повреждён, а эсминец Hasty был потоплен торпедой немецкого S-55.
Конвой повернул к Мальте ещё раз в 07:00 15 июня по приказу главнокомандующего, тем не менее, в 09:40 он снова повернул на восток, когда стало ясно, что итальянцы, несмотря на потерю 1 крейсера от атаки подлодки, продолжают попытку перехвата. В течение 15 июня продолжались воздушные атаки, в которых крейсер Birmingham получил повреждения, выведшие из строя часть артиллерии, эсминец Airedale получил тяжёлые повреждения, и в тот же день его пришлось затопить. Эсминец Nestor также был повреждён, взят на буксир эсминцем Javelin, и, под прикрытием эсминцев Beaufort и Eridge, пошёл назад в Александрию.
Возврат конвоя
Главнокомандующий получил надёжную информацию об отходе итальянского флота, и соответственно отдал приказ конвою снова повернуть на Мальту. К несчастью, приказ был получен на пике воздушных атак. И к тому времени, как удалось оценить ситуацию и собрать доклады об остатке топлива и боеприпасов, было уже почти 19:00. Учитывая повреждения, полученные эсминцем Nestor в самом последнем налёте, малый остаток топлива у эсминцев и менее 30 % боеприпасов на борту кораблей, стало ясно, что продолжать движение на Мальту невозможно. Командование согласилось, и конвой повернул в Александрию.
В течение этой ночи, крейсер Hermione был потоплен немецкой лодкой U-205. Повреждённый эсминец Nestor также был затоплен и потрёпанные конвой и его эскорт возвратились вечером 17 июня в Александрию и Порт-Саид. Судно Ajax и танкер Bulkoil прибыли в Порт-Саид в сопровождении эсминцев Fortune, Griffin, Inconstant и Pakenham, остальные суда пришли в Александрию. Корабль-мишень Centurion, повреждённый и глубоко осевший, встал на якорь за пределами Great Pass.
Последствия
Этим завершились попытки снабжения Мальты конвоями с востока, до тех пор, пока армия не очистила от противника Северную Африку, что позволило ВВС обеспечивать воздушное прикрытие в течение перехода.
Итог операции был неутешительным — потеряв несколько судов и боевых кораблей, союзники были вынуждены повернуть. Проводившаяся одновременно операция Harpoon также оказалась неудачной — до Мальты дошло только два судна из шести.
Доставленных в результате операции Harpoon припасов было по-прежнему недостаточно для продолжения обороны Мальты, авиационное топливо заканчивалось. Союзники спешно приступили к планированию операции Pedestal для проводки ещё одного конвоя.
См. также
Напишите отзыв о статье "Операция Vigorous"
Ссылки
- Gordon Smith. [www.naval-history.net/xAH-MaltaSupply01.htm Naval-History.Net] (англ.). — The Supply of Malta 1940-1942. Проверено 20 октября 2009. [www.webcitation.org/66nM25e9h Архивировано из первоисточника 9 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Операция Vigorous
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.