Опера комик

Об одноимённом парижском театре см. Опера-Комик

Опера́ коми́к (фр. opéra-comique) — жанр французского музыкального театра XVIII—XIX веков, основанный на сочетании музыкальных номеров и разговорных диалогов. Сложился в своей классической форме и долгое время практиковался в одноимённом парижском театре. В XIX веке развивался в направлении драмы (оперы Жоржа Бизе) и оперетты (Жак Оффенбах).

Французская комическая опера середины XVIII века отразила пресыщение третьего сословия классицизированными героико-мифологическими операми Люлли и Рамо, которые традиционно ставились при версальском дворе в соответствии со вкусами придворной аристократии. Изгнанный из сферы «высокого искусства» заряд сатиры и комедии впитали в себя представления ярмарочных театров Парижа и театра итальянской комедии.

В 1752 году гастроли в Париже итальянской труппы, представившей публике, среди прочего, оперу-буффа Дж. Б. Перголези «Служанка-госпожа», породили войну памфлетов между сторонниками старого и нового искусства (т. н. война буффонов, аналог спора о древних и новых среди литераторов). Итальянских комедиантов поддержали такие крупные фигуры Просвещения, как Д. Дидро, М. Гримм, Ж. Ж. Руссо. Последний в пылу полемики даже написал пастораль из жизни заурядных современников под названием «Деревенский колдун» (1752). С подачи Руссо в комическую оперу проникли элементы зарождающегося сентиментализма — пейзанские сюжеты, культ благородной чувствительности.

Временем расцвета комической оперы на парижской сцене стали 1750-е и 1760-е годы, когда свои силы этому жанру всецело посвятили популярные композиторы второго ряда Э. Р. Дуни, Ф. А. Филидор, П. А. Монсиньи и А. Э. М. Гретри, с которыми сотрудничали либреттисты Ш. С. Фавар, Ж. Ф. Мармонтель и М. Ж. Седен. Их произведения пользовались успехом и в России. Например, репертуар шереметевского крепостного театра в Кусково состоял из опер Гретри; в одной из них на сцене дебютировала крепостная актриса Прасковья Жемчугова.

В сравнении с итальянскими аналогами (опера-буффа) обращает на себя внимание разнообразие тематики и социальный подтекст французских комических опер. Немало общего с ними имеют и выдержанные в целом в итальянском стиле комические оперы, которыми славился при венском дворе Кристоф Виллибальд Глюк.

В начале XIX века комическая опера Франции постепенно растеряла свои сатирические обертоны. В эпоху романтизма сюжеты опер тяготеют к трагедии, излюбленная тема — свержение тирании (т. н. «опера спасения»). С комическими операми предыдущего столетия их сближает только формальный признак — обилие разговорных диалогов и арий. К наиболее прославленным образцам французской оперы с диалогами принадлежат «Фра Дьяволо» Ф. Обера (1830) и «Кармен» Бизе (1875).

Литература

• Брянцева В. Н. Опера комик // Музыкальная энциклопедия / под ред. Ю. В. Келдыша. — М.: Советская энциклопедия, Советский композитор, 1978. — Т. 4.
• Ла Лоранси Л. Французская комическая опера XVIII в., пер. с франц. М., 1937.
• Гинзбург С. Л. Война буффонов и борьба за реализм во французской музыке XVIII в. Л., 1933.

Отрывок, характеризующий Опера комик

Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.