Оперетта в Москве

Оперетта в Москве имеет полуторавековую историю, богатую именами, событиями и адресами. Она появилась в Москве во второй половине XIX века как модный, актуальный, лёгкий, но эффектный музыкально-театральный жанр, зародившийся и быстро завоевавший популярность в Европе. Её появление связано с гастролирующими европейскими труппами, затем появились московские труппы и театры, специализирующиеся на оперетте.

Наследником своих предшественников, старейшим и ведущим в этом жанре является Московский театр оперетты, хотя оперетта имеется также в репертуаре других музыкальных театров Москвы.

История

Оперетта в 1870-х годах

В 1870-x годах оперетта начинает завоевывает популярность в Москве. Сатирические намёки сближают французскую и австрийскую оперетты с русской действительностью. Но если на первых порах в спектаклях русской оперетты присутствовали сатирические интонации, особенно благодаря усилиям переводчика французских оперетт, поэта-сатирика В. С. Курочкина, то в дальнейшем оперетта все чаще принимает характер фривольного фарса. Его поклонники, преимущественно из среды дворянства и купечества, воспринимали оперетту как пикантный жанр, средство отдыха и развлечения. Поэтому в полемике вокруг оперетты многие прогрессивные деятели русской культуры выступали противниками этого жанра (в частности, М. Е. Салтыков-Щедрин).

Михаил Лентовский

В развитии и укреплении опереточного жанра на русской сцене особенно значительны заслуги Михаила Лентовского. Получив образование в Московском театральном училище он был принят в труппу Малого театра со званием артиста императорского театра. В репертуаре Малого театра бывали и оперетты, так как в то время он не был еще сугубо драматическим театром и отличался от Большого только размерами.

Лентовский, как и другие молодые артисты того времени, набирался мастерства и сценического опыта в провинции, где также проявил себя как режиссёр, после чего вернулся в Москву и в 1871—1878 годах продолжил работу в Малом театре. Красивая внешность и приятный голос, сценический темперамент и врожденная музыкальность обеспечили ему впоследствии успех в опереточных ролях и водевилях с пением. Среди его ролей: Парис в «Прекрасной Елене» и Пикилло в «Птичках певчих» («Перикола») Жака Оффенбаха, а также роли в драматических спектаклях.

15 августа 1873 года Михаил Лентовский заключил договор с Дирекцией императорских театров об исполнении опереточных ролей на сцене Малого театра. Однако опереточный репертуар понемногу сходил со сцены, всё более уступая место драматическому. Среди его постановок на сцене Малого театра — «Орфей в аду» Жака Оффенбаха.

В 1876 году Михаил Лентовский был привлечен к деятельности Артистического кружка, а весной 1877 года возглавил его летний театр, находившийся в Семейном саду (Ботаническое отделение Зоологического сада). Первый спектакль состоялся 5 мая 1877 года — это была оперетта Шарля Лекока «Дочь мадам Арго», которую давали под названием «Дочь рынка».

Труппа Лентовского

Кипучая энергия Лентовского особенно ярко проявилась в его антрепренерской деятельности. Летом 1878 года Лентовский для своей труппы арендовал театр в саду «Эрмитаж». В этом театре он собрал большой оркестр, хор и балет, пригласил декоратора парижского театра Гранд-Опера — Левато. Этот театр оперетты, с надписью над входом: «Сатира и мораль», открылся «Птичками певчими» («Перикола») Жака Оффенбаха, затем были поставлены «Камарго» и «Ласточка» Шарля Лекока, «Мадам Фавар» и «Булочница-богачиха» Жака Оффенбаха, «Летучая мышь» Иоганна Штрауса и др.

Первые же спектакли поразили публику яркой зрелищностью и исполнительским мастерством. Прозванный «театральным магом и волшебником», Лентовский поражал воображение зрителей грандиозностью постановок, новизной, необычностью эффектов, богатством декорационного оформления и костюмов, живописностью массовых сцен. Увлекаясь пышностью оформления, он вместе с тем добивался реалистичности игры актеров, ансамбля исполнения, высокой вокально-музыкальной культуры. О его постановках положительно отзывались А. Н. Плещеев, В. А. Гиляровский и др.

Постановочный стиль Лентовского оказали влияние на Константина Станиславского в пору его увлечения опереттой.

Энергией этого исключительного человека было создано летнее театральное предприятие, невиданное нигде в мире по разнообразию, богатству и широте. К. С. Станиславский о М. В. Лентовском

Юный Станиславский занимался пластикой и вокалом с лучшими педагогами, учился на примерах актёров Малого театра, а также играл в опереттах: «Графиня де ла Фронтьер» Лекока (атаман разбойников), «Мадемуазель Нитуш» Эрве (Флоридор), а также в комической опере «Микадо» Салливана (Нанки-Пу).

В труппе Лентовского в разные годы были такие актёры как Ольга Садовская, Вера Зорина, а также А. Аристова, С. Бельская и А. Давыдов. Помимо московской оперетты, он организовал несколько опереточных театров в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде.

Оперетта в 1880—1919 годах

В 1885 году, в арендованном и перестроенном доме княгини Е. Ф. Шаховской-Глебовой-Стрешневой Георг Парадиз открыл свой Театр Парадиз, который в народе стал также именоваться по улице — Никитским, а также Интернациональным. Помимо труппы Парадиза, в театре выступали разные российские и зарубежные труппы, в том числе Московской комической оперы и Венской оперетты. С 1893 года здание арендовал Яков Щукин, который продолжал традиции Парадиза.

В 1910 году импресарио Борис Евелинов и его жена — Евгения Потопчина основали опереточную труппу. С 1911 года для этой труппы Евелинов арендует здание бывшего театра Парадиз и открывает свой театр, известный как Оперетта Потопчиной или Никитский театр Е. В. Потопчиной. В этом театре работали молодые талантливые актёры, в том числе баритоны Николай Бравин и Константин Греков. К труппе присоединился тенор Михаил Иванович Дмитриев и Татьяна Бах. Природная музыкальность, сильно развитое чувство ритма, темперамент и хореографическая одаренность определили успех Потопчиной в оперетте.

В 1912 году Игнатием Зоном был открыт театр оперетты с кафешантаном «Ад у Зона». Татьяна Бах начинала свою карьеру как артистка оперетты в этом театре, а после перешла в труппу Оперетты Потопчиной, затем — Московского театра оперетты.

До 1917 года в Москве было два театра оперетты. Театр Игнатия Зона прекратил своё существование, после эмиграции Зона во Францию в 1917 году, а Никитский театр с 1918 года стал называться «Товариществом на марках», но уже в 1919 году постановлением Совнаркома театр был закрыт. В 1921 году труппа временно выступала в помещении ресторана «Славянский базар» (Никольская, 17).

Советский период, 1922—1991

В 1922 году в здании бывшего Дмитровского театра на улице Большая Дмитровка, дом 17, был открыт частный Московский театр оперетты. Среди премьер этого театра — первая в России постановка оперетты «Графиня Марица» Имре Кальмана (1924). Ныне на этом месте здание Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко.

В 1925 году театр был переименован в Московский театр музыкальной комедии. После его закрытия в 1926 году был создан «Трудовой коллектив артистов оперетты» под руководством Н. М. Бравина, выступавший один сезон 1926/27 в помещении театра-варьете «Альказар».

Адреса в Москве

Список московских современных адресов, связанных с опереточными постановками:

• Улица Большая Дмитровка
  • дом 17 — частные Московский театр оперетты, Московский театр музыкальной комедии — здание не сохранилось,
    ныне Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко.
  • дом 6/2 — театр Солодовникова — ныне театр «Московская оперетта».
• Б. Никитская ул., 19 — театр Парадиз, Интернациональный, Никитский театры, Оперетта Потопчиной —
  ныне Театр им. Маяковского.
• Большая Садовая ул.
  • дом 16 — театр «Аквариум», первое здание государственного Московского театра оперетты —
    здание не сохранилось, ныне Театр имени Моссовета.
  • дом 18 — театр-варьете «Альказар», «Трудовой коллектив артистов оперетты» —
    здание не сохранилось, ныне Театр сатиры.
• Никольская улица, 17 — гостиница и ресторан «Славянский базар».
• Триумфальная пл., 4/31 — театр оперетты Игнатия Зона и кафешантан «Ад у Зона» —
  здание не сохранилось, ныне Концертный зал им. Чайковского.

Действующие театры

Список московских театров, в репертуаре которых в настоящее время есть оперетта:

• Московский государственный академический театр оперетты
• Московский академический музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко
• Геликон-Опера
• Новая Опера
• Московский государственный музыкальный театр под руководством Геннадия Чихачёва

См. также

• Оперетта
• Театры оперетты и музыкальной комедии в России

Отрывок, характеризующий Оперетта в Москве

– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».