Оперная партия Морфи
Оперная партия Морфи — это знаменитая шахматная партия, сыгранная в 1858 году между американским шахматистом Полом Морфи и двумя любителями — герцогом Карлом Брауншвейгским (низложенным в Брауншвейге в 1830 году и с тех пор жившим в Париже) и французским аристократом графом Изуаром, которые играли, советуясь друг с другом. Морфи выиграл партию в поучительной манере. Партия часто используется учителями шахмат для демонстрации важности быстрого развития собственных фигур, а также для других уроков.
Содержание
История
Герцог часто приглашал Морфи в Театр итальянской оперы в Париже, где он имел частную ложу, которая была так близко к сцене, что «любой мог поцеловать примадонну без всяких проблем», и где всегда была шахматная доска, поскольку герцог был в равной степени любителем шахмат и оперы.
Морфи сильно увлекался музыкой и оперой. Он с нетерпением ждал оперу «Норма», которую играли в его первый визит. Герцог уже видел «Норму» бесчисленное множество раз и убедил Морфи сыграть в шахматы, несмотря на то, что тот оказался спиной к сцене.
Во время игры два союзника так громко совещались, обсуждая свои ходы против американского гения, что привлекли внимание оперных исполнителей. Певица Розина Пенко, исполнявшая партию друидской жрицы в опере «Норма», постоянно смотрела в ложу герцога, чтобы понять, что там происходит. По словам секретаря Морфи Ф. Эджа, хор друидов, призывающих огонь и кровь на головы врагов-римлян, как будто был адресован находившимся в герцогской ложе.
Сомнительно, что отвлекающиеся оперные певцы могли хорошо видеть, что происходило. Но забавно, что Морфи сыграл эту блистательную партию, пытаясь хоть немного увидеть оперу, сидя спиной к сцене, в то время, как исполнители пытались хоть немного увидеть, что происходит в ложе герцога, за спиной Морфи.
Ходы
1. e4 e5 2. Кf3 d6
Играется Защита Филидора. Это солидный дебют, но немного пассивный. Кроме того, он игнорирует важность поля d4.
3. d4 Сg4?
Хотя ход 3... Сg4 сегодня рассматривается как не самый сильный, это был стандартный ход, предлагаемый шахматной теорией в то время. Сейчас обычны продолжения 3...ed или 3...Кf6. Возможно также 3...Кd7.
4. de С:f3
Если ... de, тогда 5. Ф:d8+ Кр:d8 6. К:e5 и белые выигрывают пешку и лишают чёрных рокировки. Чёрные, однако, имеют вариант 4...Кd7 5.ed С:d6, где они проигрывают пешку, но имеют некоторую компенсацию в виде более хорошего развития.
Чёрные: Карл Брауншвейгский / граф Изуар
Дебют: Защита Филидора, C41
Место/Дата: Париж, Франция, 1858.
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
| 8 |              | 8 | |||||||
| 7 | 7 | ||||||||
| 6 | 6 | ||||||||
| 5 | 5 | ||||||||
| 4 | 4 | ||||||||
| 3 | 3 | ||||||||
| 2 | 2 | ||||||||
| 1 | 1 | ||||||||
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
5. Ф:f3 de 6. Сc4 Кf6
Этот, на первый взгляд, хороший развивающий ход имеет неожиданное опровержение. После следующего хода белых обе пешки f7 и b7 находятся под ударом. Было бы лучше прямо защитить пешку f7 ферзём вместо простого прикрытия её от белого ферзя, что сделало бы следующий ход белых менее сильным.
7. Фb3 Фe7 (диаграмма)
Единственный хороший ход чёрных. Белые угрожают дать мат в два хода, например 7. ... Кc6 8. С:f7+ Крe7 9. Фe6#. 7. ... Фd7 проигрывает ладью из-за 8. Ф:b7 и далее 9. Ф:a8. Заметьте, что Фe7 спасает ладью с такой комбинацией: 8. Ф:b7 Фb4+ вынуждая размен ферзей. Чёрные вынуждены пойти ферзём на e7, блокируя слона f8, и, что более важно, препятствуя рокировке собственного короля.
8. Кc3
Белые предпочитают быстрое развитие материальному перевесу. Они отказываются от выигрыша пешки путём 8. Ф:b7 Фb4+ (единственный способ спасти ладью) 9. Ф:b4, или даже двух пешек путём 8. С:f7+ Крd8 (или 8. ... Ф:f7 9. Ф:b7 и чёрные не могут избежать потери ладьи) 9. Ф:b7, предпочитая сконцентрировать свои силы, чтобы поставить быстрый мат и вернуться к опере.
8. ... c6 9. Сg5 b5?
Хотя это якобы прогоняет слона и перехватывает инициативу, но Морфи эффектной жертвой коня удерживает инициативу.
Ход чёрных 9. ... b5 проигрывает, но сложно найти что-нибудь лучше; например 9 ... Кa6 10.С:f6 gf 11.С:a6 ba 12.Фa4 Фb7 и чёрные в неудобном положении.
Другой вариант требует точной игры белых 9... b6 10.0-0-0 Kbd7 11.Фa4 Фc5 12.Се3 b5 13.C:b5 cb 14.К:b5 Фc8 15.Фa5 и у чёрных нелёгкий выбор — потерять ладью или лишиться рокировки, так как грозит Кc7+. На 13-м ходу пешку можно взять и конём 13.К:b5 cb 14.С:b5 Фc7 15.Лd3 Лd8 16.Лd1 продолжая атаку на короля.
Возможен также вариант 9... Фc7, избавляясь от связки и открывая дорогу слону. Тогда угроза b5 была бы более действенной, например, 10.0-0-0 b5 или 10.С:f6 gf 11.0-0-0 b5, но тогда у белых есть острый ход 12. Кd5. Хотя чёрные всё-таки выводят слона с шахом 12...Сh6+ 13.Крb1 cd 14.С:b5+, но белые следующим ходом берут ключевую пешку d5 и продолжают атаку. Для выравнивания игры чёрным не хватает буквального одного темпа.
10. К:b5!
Морфи предпочитает не отступать слоном, что даст время чёрным для развития.
10. ... cb?
Чёрные могли бы сыграть 10...Фb4+, вынуждая Морфи к размену ферзей, хотя положение белых однозначно выигрышное.
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
| 8 | | 8 | |||||||
| 7 | 7 | ||||||||
| 6 | 6 | ||||||||
| 5 | 5 | ||||||||
| 4 | 4 | ||||||||
| 3 | 3 | ||||||||
| 2 | 2 | ||||||||
| 1 | 1 | ||||||||
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
11. С:b5+ Кbd7 12. 0-0-0
Особенности позиции в виде связанного слоном коня и открытой линии для белой ладьи приведут чёрных к поражению.
12. ... Лd8 (диаграмма) 13. Л:d7 Л:d7
Уничтожая ещё одного защитника.
14. Лd1
Сравните активность белых фигур с бездействием чёрных. В этой позиции чёрная ладья уже не может быть спасена, потому что она связана слоном и атакована ладьёй, и хотя конь её защищает, он сам прикрывает ферзя, поэтому белые могут получить материальное преимущество прямо сейчас.
14. ... Фe6
Это бесполезная попытка развязать коня, позволив ему полноценно защищать ладью, и предложение разменять ферзей, чтобы снизить давление атаки белых. Если бы Морфи не сыграл свой следующий решающий ход, он мог бы разменять слона на коня и взять ладью.
15. С:d7+ К:d7
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
| 8 | | 8 | |||||||
| 7 | 7 | ||||||||
| 6 | 6 | ||||||||
| 5 | 5 | ||||||||
| 4 | 4 | ||||||||
| 3 | 3 | ||||||||
| 2 | 2 | ||||||||
| 1 | 1 | ||||||||
| a | b | c | d | e | f | g | h | ||
Если ... Ф:d7, тогда 16. Фb8+ Крe7 17. Ф:e5+ Крd8 18. С:f6+ gf 19. Ф:f6+ Крc8 20. Л:d7 Кр:d7 21. Ф:h8 и белые выигрывают. Если же будет ход королём, то это ведёт к мату: 15... Крd8 16. Фb8+ Крe7 17. Фe8× или 15... Крe7 16. Фb4+ Фd6 (если 16... Крd8, то см.выше) 17. Ф:d6+ Крd8 18. Фb8+ Крe7 19.Фe8×
16. Фb8+!
Морфи завершает партию элегантной жертвой ферзя.
16. ... К:b8 17. Лd8×
Напишите отзыв о статье "Оперная партия Морфи"
Литература
- The Exploits & Triumphs in Europe of Paul Morphy the Chess Champion by Frederick Milne Edge, with a new introduction by David Lawson. Dover 1973; 203 pages. ISBN 0-486-22882-7
- Learn Chess In A Weekend by Ken Whyld, (1994) p. 87. ISBN 0-7513-0292-9
Ссылки
- [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1233404 The game on chessgames.com]
- Edward Winter, [www.chesshistory.com/winter/extra/morphy.html Morphy v the Duke and Count]
- [archives.problemiste.free.fr/MatOpera_Exercices/MatOpera.html Le mat de l'opéra] (in French), variations of the game's final in other chessproblems and games, 2 July 2008
Отрывок, характеризующий Оперная партия Морфи
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
