Желательное наклонение
Поделись знанием:
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
(перенаправлено с «Оптатив»)
Желательное наклонение (лат. Optativus), как выражение желания (более или менее настойчивого) говорящего, было в праиндоевропейском языке вполне обыкновенно; из него оно перешло в позднейшие языки, в которых мало-помалу исчезло, оставив только в некоторых незначительные следы, получившие уже несколько иное значение. В праязыке желательное наклонение имело два образования:
- с суффиксом iê, iiê — в единственном числе действительного залога, и с суффиксами î, ii, i — во множественном и двойственном действительного залога и всех трёх числах среднего (пример, санскритское желательное наклонение от корня es — «быть»: 2 лицо единственного числа syâs, siyâs). Оно было свойственно основам, образовавшим настоящее время без тематического гласного (так называемое архаическое спряжение или глаголы на mi);
- с суффиксом oi — во всех лицах и числах действительного и среднего залога, перед личными окончаниями. Последнее образование имелось у глаголов, образующих настоящее время с тематическим гласным (о и е). Пример: греческие φέροιμι, φέροις, φέροιτε и т. д. Остатки его сохранились в славянских языках в значении повелительного наклонения: старославянское бєри, бєрѣтє, русское бери, берите, вполне отвечающее греческому φέροις, φέροιτε. Это происхождение славянского повелительного наклонения сказывается в таких оборотах, как: «захоти он, был бы богат» и т. п.[1]
В русском языке оптатив не выделяется в качестве самостоятельного наклонения, однако он может быть передан через императив + уменьшительную частицу -ка: Дай-ка, я пойду! Поработаю-ка! (Пожалуй, я пойду! Пожалуй, поработаю!)[2]. В этом смысле оптатив по модальности стоит между повелительным и сослагательным наклонениями. Исследователи считают, что индоевропейский оптатив мог быть основой славянского императива[3].
Традиционной формой выражения проклятий или благословений, широко представленных в аварском языке, является оптатив. Произнося проклятия или благословения, говорящий не только выражает своё желание, чтобы то или иное действие осуществилось, но и пытается повлиять на его реализацию. В аварском языке представлены две формы морфологического оптатива. Первая форма оптатива образуется от повелительной формы глагола путём присоединения к ней суффикса -ги. Например, хва! «умри!» — хва-ги! «да умрет!», «пусть умрет!» (гл. хвезе «умереть»)[4].
По мнению Ш. Ж. Вейренка, все употребления оптативного императива предполагают именно призыв к «высшей силе»[5].
В осетинском языке оптатив выражает нерешительность, колебания и по смыслу часто совпадает с сослагательным наклонением[6].
Напишите отзыв о статье "Желательное наклонение"
Примечания
- ↑ Желательное наклонение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [tugan-tel.com/7.html Другие формы глагола: желательный глагол, условный глагол, причастие, деепричастие]
- ↑ [www.let.leidenuniv.nl/pdf/S&R/fortuin_polisemija_imperativa.pdf Полисемия императива в русском языке]
- ↑ [cheloveknauka.com/funktsionalno-semanticheskaya-kategoriya-pobuditelnoy-modalnosti-v-avarskom-yazyke#ixzz2Xup643tM Функционально-семантическая категория побудительной модальности в аварском языке]
- ↑ Veyrenc J. 1980 — Études sur le verbe Russe // Paris, 1980. — Р. 101—102
- ↑ [ironau.ru/glagol2.html Употребление форм сослагательного наклонения]
Литература
- Бругман. Grundriss der vergleich. Grammatik. (Страсбург, 1882, т. II).
- Желательное наклонение // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Желательное наклонение
«Куда он ушел? Где он теперь?..»Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.
После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
