Оптимистическая трагедия (фильм, 1963)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оптимистическая трагедия
Жанр

драма, исторический фильм

Режиссёр

Самсон Самсонов

Автор
сценария

Софья Вишневецкая
Самсон Самсонов

В главных
ролях

Маргарита Володина
Борис Андреев
Вячеслав Тихонов

Оператор

Владимир Монахов

Композитор

Василий Дехтерёв

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

121 мин.

Страна

СССР СССР

Язык

Русский

Год

1963

IMDb

ID 0057388

К:Фильмы 1963 года

«Оптимистическая трагедия» — широкоформатный художественный фильм (черно-белый) киностудии Мосфильм. Экранизация одноимённой пьесы Всеволода Вишневского.

Лучший фильм года. Маргарита Володина — лучшая актриса года по опросу журнала «Советский экран». Лидер проката (1963, 1 место) — 46 млн зрителей. На XVI Каннском кинофестивале 1963 года фильм удостоен приза «За наилучшее воплощение революционной эпопеи».





Сюжет

1918 год. На военный корабль «Громобой», в экипаже которого властвуют матросы-анархисты, от ЦК партии большевиков назначена женщина-комиссар. Верховодит в экипаже анархист Вожак. Комиссару поручено переформировать морской отряд в Первый матросский полк. Из оставшихся на корабле офицеров лейтенант Беринг, служивший еще на царском флоте, должен стать командиром и вместе с присланным комиссаром повести полк на фронт в район Черного моря.

Вожак через матроса Алексея провоцирует попытку группового изнасилования комиссара («А давайте, товарищ, женимся!»), наблюдая за развитием событий со стороны. Но комиссар из своего браунинга хладнокровно в упор стреляет в одного из насильников. После чего произносит фразу, ставшую крылатой: «Ну, кто ещё хочет попробовать комиссарского тела?». На помощь комиссару приходят матросы-большевики во главе с Вайноненом.

Подручный Вожака, сифилитик Сиплый, предлагает убить комиссара, но Вожак отклоняет это предложение под предлогом того, что тогда пришлют нового комиссара, а «это женщина для нас ценная, в ней анархистская жилка есть».

Между комиссаром и Вожаком происходит попытка объясниться. В разговоре участвуют Сиплый и моряк-анархист Алексей. Вожак: «Вот ты мне объясни, что получается? Отдаём мы свои головы за вашу власть? Отдаём. А вы нам ещё условия ставите». Сиплый: «Нас проспиртовали и зататуировали на кораблях. Дайте нам спокойно получить свою пулю». Алексей: «Я никому не верю. Ни вам, ни им. Это ведь он нас послал тебя попугать». Комиссар: «Условия ставим, потому что их принимают. Потому что за нами идут. Потому что мы знаем, куда надо идти. А работать надо с теми людьми, которые есть».

По приказу командования экипаж, переформированный в полк, покидает корабль и уходит на фронт. Перед комиссаром стоит трудная задача: завоевать авторитет моряков и искоренить анархию.

Несколько эпизодов фильма снимались в городе энергетиков Приднепровске Днепропетровской области

Создатели фильма

В ролях

Съёмочная группа

Комбинированные съёмки:

Напишите отзыв о статье "Оптимистическая трагедия (фильм, 1963)"

Ссылки

  • www.youtube.com/watch?v=i82jKH2Dlps

Примечания


Отрывок, характеризующий Оптимистическая трагедия (фильм, 1963)

Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.