Жандосов, Ораз Алиевич

Ураз Алиевич Джандосов
Министр финансов Республики Казахстан
1999 — 1999
Президент:	Нурсултан Назарбаев
Предшественник:	Сауат Мынбаев
Председатель Национального банка Республики Казахстан
январь 1996 — февраль 1998
Предшественник:	Даулет Сембаев
Преемник:	Кадыржан Дамитов
Рождение:	26 октября 1961(1961-10-26) (62 года) Алма-Ата
Отец:	Джандосов Али (Анри) Уразович
Мать:	Пищулина Клавдия Антоновна
Образование:	Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова
Профессия:	экономист-кибернетик

Джандосов Ураз Алиевич (Ораз Жандосов) — казахский экономист, управленец и государственный деятель.

• Бывший вице-премьер Правительства Казахстана по финансовым вопросам (-2001),
• бывший руководитель Национальной компании KEGOC (по управлению электросетями),
• бывший председатель Национального Банка Казахстана
• бывший Министр финансов Республики Казахстан
• Директор Центра экономического анализа «Ракурс»
• Член Попечительского совета Научно-образовательный фонд "Аспандау"
• Член Попечительского совета Международная Академия Бизнеса

Семья

Родился 26 октября 1961 году в Алма-Ате. Внук Джандосова Ураза Кикимовича — наркома, казненного на электрическом стуле при Сталине. Отец — Джандосов Али (Анри) Уразович (1935 г.р.), историк, мать — Пищулина Клавдия Антоновна, к.и.н. Женат, имеет двух дочерей и сына.

Родственник Калиева Еркина Жакеновича, его жена Ажар Жандосова (дочь Санджара Уразовича Джандосова) приходится двоюродной сестрой Уразу Алиевичу Джандосову.

Биография

В 1983 году окончил с отличием экономический факультет Московского государственного университета (экономист-кибернетик).

1987—1991 гг — После окончания университета работал младшим научным сотрудником Института экономики Академии наук Казахской ССР

1991—1992 гг — консультант, заведующий отделом аппарата Высшего экономического совета при Президенте Республики Казахстан

1992—1993 гг. — первый заместитель председателя Национального агентства по иностранным инвестициям при Министерстве экономики Республики Казахстан, первый заместитель министра экономики Республики Казахстан — председатель Национального агентства по иностранным инвестициям при Министерстве экономики Республики Казахстан

январь 1994 г. — январь 1996 г. — первый заместитель председателя правления Национального банка Республики Казахстан

Январь 1996 г. — февраль 1998 г — председатель Национального банка Республики Казахстан.

1997 февраль — ноябрь 1997 — Член Высшего экономического совета при Президенте РК

февраль 1998 г.- январь 1999 г. — первый заместитель Премьер-министра, председатель Гос.комитета РК по инвестициям

на 12 марта 1999 — Министр финансов Республики Казахстан

Октябрь 1999 г. — декабрь 2000 г. — президент ОАО «KEGOC»

С 7 декабря 2001 г. по 10 сентября 2002 года — председатель совета Ассоциации финансистов РК.

С ноября 2001 г. — член политсовета ОО «Демократический выбор Казахстана»,

21 ноября 2001 — Джандосова Ураза Алиевича освободили от должности заместителя Премьер-Министра Республики Казахстан (Указ Президента Республики Казахстан от 21 ноября 2001 года N 723)

с марта 2002 г. — сопредсетатель Демократической партии Казахстана «Ак жол».

8 января 2003 — Распоряжением Главы государства Джандосов Ураз Алиевич (сопредседатель Демократической партии Казахстана «Ак жол») назначен помощником Президента Республики Казахстан

9 апреля 2003 года — Ураз Джандосов назначен председателем совета директоров государственного ЗАО «Эйр Казахстан». В состав советов директоров «Эйр Казахстан» включены Батырхан Исаев-вице-министр экономики и бюджетного планирования, Нурлан Нигматулин-вице-министр транспорта и коммуникаций, Геннадий Комаров-зампредседателя комитета госимущества и приватизации министерства финансов, а также Серик Нугербеков-директор департамента финансового регулирования Минтранскома и Еркин Калиев — президент «Эйр Казахстан». Однако через несколько дней Жандосов объявил о том, что он не может занять эту должность потому как руководитель Air Kazakhstan Еркин Калиев является его родственником (Вопрос скорее в самой должности председателя Совета директоров такой авиакомпании, как Air Kazakhstan. Жандосов явно не готов связывать свою карьеру с чахнущей понемногу компанией. Даже самый успешный менеджер может благополучно похоронить свой имидж в Air Kazakhstan.).

20 июня 2003 — Председатель Агентства Республики Казахстан по регулированию естественных монополий и защите конкуренции в составе Совета по экономической политике (Постановление Правительства Республики Казахстан от 20 июня 2003 года N 590)

7 июля 2004 — Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев освободил от занимаемой должности председателя Агентства по регулированию естественных монополий и защите конкуренции республики Ораза Жандосова.

29 апреля 2005 года была образована партия «Нагыз ак жол» (Настоящий Ак жол) во главе с четырьмя сопредседателями Булатом Абиловым, Уразом Жандосовым, Тулегеном Жукеевым и Алтынбеком Сарсенбаевым. Партия подала документы на регистрацию в Министерство юстиции, но приказом Комитета регистрационной службы Министерства юстиции от 22 августа 2005 года "Об отказе в государственной регистрации Общественного объединения "Демократическая Партия Казахстана «Настоящий АК ЖОЛ» в регистрации ей было отказано. И только 17 марта 2006 года после решения Верховного суда партия была зарегистрирована в органах юстиции.

17 марта 2006 года после решения Верховного суда партия была зарегистрирована в органах юстиции.

2009 г. директор Центра экономического анализа "Ракурс"

Отрывок, характеризующий Жандосов, Ораз Алиевич

Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.