Оралманы

К:Википедия:Страницы на КПМ (тип: не указан)

Оралма́ны (каз. оралман — дословный перевод с казахского: «возвращенец») — этнические казахи-репатрианты, переселяющиеся в Казахстан из соседних стран (Узбекистан, Китай, Монголия, Туркмения, Россия, Киргизия), а также ряда других стран Азии (Иран, Афганистан, Пакистан и др.). По официальным данным, за 25 лет (с 1991 года на 1 января 2016 года) в Казахстан приехали 957 764 оралмана, а если учитывать их потомков, а также прибывших без помощи государственной программы по переселению — более 1 млн чел (10 % всех казахов республики).

Наиболее высокой концентрацией оралманов отличаются Южно-Казахстанская область, Алматинская область, Мангистауская область, в том числе город Жанаозен, а также города Алма-Ата, Астана и Тараз. Большая часть оралманов последней волны стремится поселиться в столице или крупных областных центрах, где легче найти работу. С 2014 года для переселения были исключены города Астана и Алматы.

Предпосылки для переселения

Главными предпосылками для программы переселения этнических казахов в Казахстан были неблагоприятное демографическое состояние Казахстана после развала СССР, а также мотивы оказания помощи зарубежным казахам путём переселения их в Казахстан и предоставления им гражданства Казахстана.

В своем выступлении на III Всемирном курултае казахов (сентябрь 2005 года) Президент Казахстана Назарбаев привел следующие оценки:

«В настоящее время зарубежные казахи проживают в более 40 странах мира, причем подавляющее их большинство — в соседних и сопредельных с Казахстаном государствах. По последним сведениям, в Узбекистане проживает полтора миллиона казахов, в Китае — 1 миллион 500 тысяч, в России — около миллиона, в Туркменистане — 100 тысяч, в Монголии — 80 тысяч, в Кыргызстане — 45 тысяч казахов. Из других стран казахи наиболее многочисленны и проживают компактно в Турции, Иране и Афганистане. В странах Европы казахи представлены горстками, а в странах Северной и Южной Америки их насчитываются единицы.»

Самый большой процент этнических казахов за рубежом — это потомки тех, кто покинул Советский Союз в 20-е — 30-е годы, спасаясь от репрессий, насильственной коллективизации и голода, принесших страдания бо́льшей части казахского населения. Считается, что 200 000 казахов покинули Советский Союз, переехав преимущественно в Китай, Монголию, Индию, Афганистан, Иран и Турцию, в то время как число казахов в соседних советских республиках в период с 1926 по 1930 гг. увеличилось в 2,5 раза, составив свыше 794 000 человек. В результате «славянской» иммиграции, начавшейся в XVIII — XIX веках и продолжившейся в советский период, которая сопровождалась массовым переселением и насильственной миграцией, казахи превратились в национальное меньшинство на своей собственной родине. К 1959 г. численность русских превысила число казахов в республике. Несмотря на то, что в последующие годы эта тенденция изменилась, в 1989 году доля казахов лишь ненамного превышала долю русских.

С начала 90-х в Казахстан начали переселяться казахи из Узбекистана, из Туркмении, а также из Китая, Монголии, Ирана и Турции. Их интеграция в казахское и, шире, казахстанское общество отличается по ряду показателей. Наблюдались значительные колебания по числу прибывших в различные периоды.

Основные страны отбытия

Основные страны отбытия оралманов расположены на территориях от Восточной Азии до Ближнего Востока и Западной Европы. За период с 1991 по 2005 гг. основными странами отбытия оралманов стали Узбекистан (285 409), Монголия (71 507), Туркменистан (41 787), Китай (22 117) и Россия (18 632). Среди стран отбытия следует назвать Киргизию, Иран, Турцию, Афганистан, Пакистан и Таджикистан; некоторое число оралманов прибыло из других стран СНГ, Восточной Европы, Дании и Израиля.

С 1991 по 2015 годы в Казахстан репатриировались 953 908 казахов. Большинство оралманов - 61,5% - прибыли из Узбекистана, 14,3% являются выходцами из Китая, 9,3% - из Монголии, 6,8% - из Туркменистана, 4,6% - из России и 3,5% - из других стран.

Численность

В 2005 г. численность оралманов составила около 80 % от количества всех иммигрантов, прибывших в страну.

За период c 1991-2010 гг. по миграционной программе в республику прибыло свыше 192 тыс. семей или 750 тыс. оралманов, в том числе по новой программе «Нұрлы көш» («Светлая кочевка»).

Численность переселившихся за период с 1991г. по 2014г.в республику Казахстан оралманов составляет более 952 тыс. человек.

За 25 лет (с 1991 года на 1 января 2016 года) в Казахстан приехали 957 764 оралмана.

Льготы

Согласно казахстанскому законодательству (закон Республики Казахстан «О миграции населения»), переселенцы-оралманы пользуются определёнными льготами. К основным из них относятся:

• оказание помощи в трудоустройстве, повышении квалификации и в освоении новой профессии;
• создание условий для изучения государственных языков;
• освобождение от службы в рядах Вооруженных Сил в порядке, установленном законодательством Республики Казахстан;
• выделение квоты для поступления в организации среднего профессионального и высшего профессионального образования;
• предоставление нуждающимся мест в школах, дошкольных организациях, а также учреждениях социальной защиты;
• выплата пенсий и пособий;
• реализация прав восстановленных в гражданстве на компенсации для жертв массовых политических репрессий;
• освобождение от консульских сборов за выдачу виз на въезд в Республику Казахстан;
• получение бесплатно гарантированного объема медицинской помощи в соответствии с законодательством;
• предоставление государственной адресной помощи, предусмотренной для граждан Республики Казахстан;
• перемещение через границу без взимания таможенных платежей и налогов;
• бесплатный проезд к постоянному месту жительства и провоз имущества (в том числе скота);
• выделение средств для приобретения жилья по месту прибытия и выплаты единовременных пособий.

Программа переселения репатриантов «Нурлы кош»

Официально квоты и критерии статуса оралмана был утверждены только в 1997 году. В 2009 г. президент Нурсултан Назарбаев увеличил количество репатриируемых семей до 20 тыс. с 15 тыс. в год. Правительство заложило в бюджете 17 млрд тенге (около 130 млн долл. США) на поддержку репатриантов.

Максимальное число лиц, которые могут получить этот статус и переселиться в Казахстан, ежегодно определяется президентом страны (с указанием стран, из которых они прибывают, и регионов Казахстана, где они должны поселиться). По данным на сентябрь 2005 года, общее число оралманов, переселившихся в Казахстан с начала 1991 года, составило около 433 тыс. человек, или почти 110 тыс. семей, из них больше половины — после 2000 г. В настоящее время, эта программа переселения этнических казахов поменяла своё название на «Нұрлы көш». Слово «оралманы» приобретает значение юридического термина, обозначающий тех кто прибывает по вышеуказанной программе в рамках установленных квот.

Вместе с тем законодательство Казахстана позволяет этническим казахам гражданам иностранных государств переселяться самим без помощи государственной программы по переселению соответственно без права на получение каких-либо субсидий или льгот, вместе с тем по прибытии в Казахстан такие оралманы получают гражданство в ускоренные сроки в среднем за три-четыре месяца. Количество таких лиц, переселившихся самостоятельно, больше чем прибывших по государственной программе, особенно переселяются таким образом граждане из стран СНГ, а также финансово обеспеченные лица.

Несмотря на отсутствие у них свидетельства о присвоении статуса «оралмана» в быту их также могут называть оралманами.

В начале 90-х квота распространялась, в основном, на Северный Казахстан. Это было сделано для того, чтобы перекрыть огромные эмиграционные потоки, приведшие к значительным потерям населения в северных и центральных регионах.

Адаптация оралманов

Правительство Казахстана оказывает оралманам необходимую социальную помощь и поддержку. В настоящее время с учетом единовременного пособия, средств для приобретения жилья, возмещения расходов по проезду и провозу имущества, каждой семье, в среднем состоящей из 5 человек, выделяется 833 тыс. тенге.

В стране функционируют 14 центров временного размещения оралманов. С 2008 года начали свою работу центры адаптации и интеграции оралманов в городах Караганда, Шымкент и селе Аксукент Южно-Казахстанской области. Начато строительство типового центра адаптации в городе Актау.

Реализуемые в центрах программы адаптации предусматривают консультирование по правовым вопросам, обучение государственному языку и — по желанию — русскому языку, профессиональную подготовку, переподготовку и повышение квалификации.

Всем оралманам обеспечена доступность медицинского обслуживания, образования и социального обеспечения; они отнесены к одной из целевых групп, в отношении которых применяются меры содействия занятости. Более 66 % оралманов трудоспособного возраста заняты в различных сферах производства, каждый четвёртый занят в сельском хозяйстве.

Для оказания помощи оралманам при областных акиматах (администрациях области) созданы Советы оралманов, которые занимаются изучением и решением вопросов оралманов в новых условиях проживания.

Создана и совершенствуется информационная база данных «Оралман», которая в дальнейшем будет интегрирована в создаваемую единую информационную систему социальной сферы, что позволит оперативно оказывать этническим иммигрантам полный перечень социальных услуг.

В настоящее время в Казахстане осуществляются проекты по решению жилищных вопросов этнических иммигрантов. Так, в городе Шымкенте Южно-Казахстанской области реализуется проект по переселению из Республики Узбекистан около 2-х тыс. семей этнических иммигрантов. Для организации их компактного проживания на основе привлечения к строительству самих переселенцев и использованию местных строительных материалов ведется строительство 2 тыс. коттеджей в новом микрорайоне «Асар». В городе Алма-Ата реализуется проект «Байбесик» по возведению 185 домов; в Сарыаркинском районе г. Астаны разработан проект строительства микрорайона «Нурбесик».

Проблемы адаптации

Оралманы часто сталкиваются с проблемами адаптации на новом месте. Из-за культурно-языковых отличий, отношения оралманов с местными казахами также складываются непросто, особенно в сельской местности. Интеграции оралманов в казахстанское общество не в последнюю очередь препятствует также и довольно слабый уровень владения русским языком, что значительно затрудняет их трудоустройство.

См. также

• Кайрылманы — этнические киргизы, переселяющиеся в Кыргызстан.

Ссылки

• [abai.kz/content/auyt-mykibek-egemen-elinen-keshirim-syrasyn Ауыт Мұқибек. «Егемен» елінен кешірім сұрасын!]
• [www.e.gov.kz/citizenry/social_protec/oralmans?lang=ru Портал Правительства РК]
• [www.liter.kz/site.php?lan=russian&id=165&pub=1685 И дым Отечества им сладок и приятен?] (недоступная ссылка с 13-05-2013 (3998 дней) — история)
• [www.baiterek.kz/index.php?journal=28&page=390 Журнал «Байтерек»]
• [articlekz.com/taxonomy/term/374 Оралманы. Научная периодика]

Отрывок, характеризующий Оралманы

Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.