Оранжевая альтернатива

Оранжевая альтернатива (польск. Pomarańczowa Alternatywa) — подпольная группа, а позднее хэппенинговое движение, действовшая в нескольких городах Польши, главным образом во Вроцлаве, в 1980-х годах, продолжившая традиции голландских контркультурных и анархистских движений «Прово» и «кабутеры». Была организована польским художником Вальдемаром «Майором» Фидрихом в Вроцлаве в 1983 году.

Хотя многое из его символики (оранжевый цвет, гномы) было позаимствовано у движения «Прово», действовавшего в 1960-х годах, большинство исследователей темы признавали Оранжевую альтернативу движением самобытным и креативным.

Название происходило от повсеместного в то время политизирования жизни и навязчивого украшения общественных помещений и улиц городов красными флагами и полотнищами. Осознание необходимости существования альтернативы для той красной действительности, пусть даже оранжевого цвета, закрепило в умах тогдашнего польского общества убеждение, что должна существовать какая-нибудь альтернатива лицемерию ПОРП.

Цель акций Оранжевой альтернативы (вроде демонстрации гномов на Свидницкой) — выставить на показ абсурдность привязанности коммунистических властей к помпезным празднованиям той или иной даты, показать пустоту их лозунгов и идиотизм административных правил. «Наша задача, — пояснял Майор в интервью подпольному бюллетеню „Школа“, — разрушать стереотипы. Это могут быть нормы поведения или клише в искусстве. Страх — это определенная норма, тупость — это определенная норма…»

Помимо родного Вроцлава, Оранжевая альтернатива была наиболее активна в Лодзи и в Варшаве. В других странах также возникали подобные организации, подражавшие ей, например в Чехословакии.

Истоки

С инициативой создания Оранжевой альтернативы в начале 1980-х выступили лица, связанные с вроцлавской оппозицией (например, со Студенческим комитетом «Солидарности», движением «Новой культуры»), происходившей зачастую из движения хиппи. Особую роль сыграл здесь уроженец Торуни Вальдемар Фидрих, взявший на себя роль лидера группы. С этой целью он, кроме своего прозвища «Майор», принял шуточный титул «Коменданта крепости Вроцлав», установив тем самым связь с многовековой историей города, который чуть ли ни во все прокатившиеся на его веку войны провозглашался городом-крепостью (в последний раз — в 1945 году как «Крепость Бреслау» (нем. Festung Breslau.).

Впервые названием Оранжевая альтернатива было озаглавлено заявление, выпущенное во время сидячей забастовки в здании философского факультета Вроцлавского Университета — с сентября по декабрь 1981 года. В «Социалистическом сюрреалистическом манифесте», который, по словам забастовочного комитета «отражало высшие цели забастовки», впервые были представлены тезисы социалистического сюрреализма, который представлял собой главное теоретичное оружие будущей группы Оранжевая альтернатива.

Первой известной акцией Оранжевой альтернативы было рисование гномов на стенах главных польских городов. По словам Фидриха, впервые он отважился на рисование гномов в ночь с 30 на 31 августа 1982 года вместе со своим приятелем Веславом Цупалой, на одном из домов вроцлавского района Бискупин и на стене трансформаторной будки в районе Семпольно; третьего гнома Цупала нарисовал наутро на телефонной будке в Семпольно. Гномы, появлявшиеся на пятнах краски, которой милиционеры закрашивали антикоммунистические надписи, вызвали среди местных жителей множество домыслов и слухов. Изображение гнома стало с тех пор символом Оранжевой альтернативы, а её создатели даже вывели шуточную теорию, согласно которой первоначальная надпись на стене символизировала некий тезис, закрашивание надписи — антитезис, а гном на пятне краски — синтез (отсылка на марксистскую и гегельянскую диалектику).

По мотивам символики Оранжевой альтернативы во Вроцлаве установлено несколько десятков бронзовых гномов, являющихся ныне достопримечательностью города.

Вторая половина 1980-х годов

Вроцлав

Подлинную славу Оранжевая альтернатива обрела всё же во второй половине восьмидесятых, когда к её организаторам присоединилось много молодых людей, для которых официальная формула действий «Солидарности» оказывалась слишком скучной либо недостаточной.

Переломным моментом была публикация в Village Voice статьи об акции бесплатной раздачи дефицитной во времена кризиса туалетной бумаги, проводившейся во время фестиваля Открытого Театра во Вроцлаве. Оранжевая альтернатива стала тогда объектом интереса не только польских, но и заграничных СМИ (о её акциях сообщала даже пресса Объединённых Арабских Эмиратов). Акции Оранжевой альтернативы вызвали симпатию оппозиции, коей в тот момент была находящаяся в подполье «Солидарность».

Первые хэппенинги Оранжевая альтернатива организовала в 1986 году, а наибольшую известность из них получили организованные во Вроцлаве в течение 1987—1988 годов, которые все были приурочены к настоящим или вымышленным событиям и праздникам. Хэппенинги относились к польской действительности, а их мемами были главные официальные политические события, политические лозунги, празднования очередных годовщин и прочие государственные праздники.

За свою деятельность вроцлавская Оранжевая альтернатива в декабре 1988 года была награждена знаменитым польским режиссёром Анджеем Вайдой. Награду, в присутствии в том числе Яцека Куроня, Бронислава Геремека, Витольда Лютославского и других, получила делегация Оранжевой альтернативы (в том числе Майор, а также Ханка и Здзихо (Ханна и Дариуш Душиньские) из неформальной группы «Семейка» (Rodzinka)).

Наиболее известными акциями Оранжевой альтернативы являются:

PRECZ Z U-PAŁAMI

• «Тубы, или задымлённые города» / Tuby, czyli zadymianie miasta (1 апреля 1986);
• «Праздник Горшков» / Święto Garnków (1 апреля 1987);
• «Гномы на Свидницкой» / Krasnoludki na Świdnickiej (1 июня 1987);
• «Precz z U-Pałami» /Precz z U-Pałami (июль 1987);
• «Антивоенный почин» / Czyn Antywojenny (1 сентября 1987);
• «Туалетная бумага» / Papier Toaletowy — так называемая первая раздача (1 октября 1987);
• «День милиционера» / Dzień Milicjanta (7 октября 1987);
• «День террориста, или Аль-Фатах» / Dzień Terrorysty czyli Al Fatah (11 октября 1987);
• «День армии, или Манёвры Дыни под майонезом» / Dzień Wojska czyli Manewry Melon w majonezie (12 октября 1987);
• «Кто боится туалетной бумаги?» / Kto się boi Papieru Toaletowego? — так называемая вторая раздача (15 октября 1987);
• «Канун Октябрьской революции» / Wigilia Rewolucji Październikowej (6 ноября 1987); (1000 участников)
• «Референдум на Свидницкой» / Referendum na Świdnickiej (27 ноября 1987); (1500 участников)
• «День Святого Миколая» / Dzień Mikołaja (6 декабря 1987); (2000 участников)
• «РИО-бочий карнавал» / Karnawał RIO-botniczy (16 февраля 1988); (5000 участников)
• «День тайного агента» / Dzień Tajniaka (1 марта 1988);
• «Женский день» / Dzień Kobiet (8 марта 1988); закончился арестом Майора Вальдемара Фидриха сроком на 2 месяца.
• «День весны» / Dzień Wiosny (21 марта 1988); (10.000 участников)
• «Дело Майора» / Proces Majora (29 марта 1988); — кассационный судебный процесс по делу Майора, на котором тот был признан невиновным и выпущен на свободу
• «День здравоохранения» / Dzień Służby Zdrowia (7 апреля 1988);
• «День Победы» / Dzień Zwycięstwa (9 мая 1988); Открылись выставки Оранжевой альтернативы в подполье и вокруг костёла Св. Мартина
• «Революция гномов» / Rewolucja Krasnoludków (1 июня 1988); (15.000 участников)
• «Встреча на Свидницкой» / Powitanie na Świdnickiej (19 июня 1988);
• «Братская помощь вечно жива» / Bratnia Pomoc wiecznie żywa (19 августа 1988) (под горой Снежка около польско-чешской границы, за два дня до 20-й годовщины вторжения войск Варшавского договора в Чехословакию;
• «Квартирка на Свидницкой» / Mieszkanko na Świdnickiej (21 октября 1988);
• «Октябрьская революция» / Rewolucja Październikowa (7 ноября 1988);
• «Канун великой годовщины» / Wigilia wielkiej rocznicy (12 декабря 1988);
• «Карнавал, или Селёдка на Свидницкой» / Karnawał czyli Śledzik na Świdnickiej (7 февраля 1989);
• «Похороны Сталина или Похороны самого себя» / Pogrzeb Stalina albo Pogrzeb Sobie Sam (21 марта 1989)
• «FSO, или Фестиваль современного искусства» / FSO, czyli Festiwal Sztuki Obecnej (1 июня 1989) закончился концертом групп: Kormorany, Big Cyc и Kult;
• «Karnawał Żebraczy» / Karnawał Żebraczy (12 февраля 1990); (5000 участников)
• «Похороны гномов» / Pogrzeb Krasnoludków (1 июня 1990);

Акции Оранжевой альтернативы — хотя её организаторы и многие участники придерживались нередко анархистских взглядов — не были идеологическими. Никакие серьёзные требования во время них не выдвигались, а скандируемые лозунги были скорее сюрреалистичными (например, «Без гномов нет свободы!») и зачастую перефразировали известные лозунги «Солидарности». Они обнажали абсурд системы через пародию и заставляли задуматься.

Благодаря открытому формату акции, к ней могли присоединяться различные группы и деятели, а также простые прохожие. По этой же причине практически каждая акция, проводившаяся в то время, собирала до нескольких тысяч человек — из которых большинство составляли как правило обычные прохожие. Кульминационным пунктом истории Оранжевой альтернативы был «Марш гномов» 1 июня 1988 года, когда на улицы Вроцлава вышли несколько тысяч человек, одетых в оранжевые шапочки либо что-то похожее на них.

Хэппенинги часто заканчивались задержанием особо активных участников милицией за нарушение общественного порядка. Им удавалось спровоцировать власти на такие действия, как арест переодетых в Святого Миколая людей, либо задержание всех людей, которые имели на себе что-нибудь оранжевое.

Оранжевая альтернатива также раздавала листовки, в которых в шутливой форме описывала прошедшие ранее акции и призывала к участию в будущих, используя при этом самими придуманную квази-артистичную терминологию. В этих листовках провозглашались такие тезисы как, к примеру, признание милиционера произведением искусства. Провозглашались придуманные лозунги, якобы из «народного творчества», такие как «Гражданин, помоги милиции, побей себя сам!» или же «Сотрудников милиции просим поддержать сотрудников госбезопасности, и уйти в подполье».

В публичных высказываниях Фидрих так например, комментировал деятельность своих товарищей:

• Людям на Западе больше скажет о ситуации в Польше информация о том, что меня арестовали за раздачу женщинам прокладок, нежели чтение книг и статей, написанных другими оппозиционерами.
• Как можно воспринимать всерьёз сотрудника правопроядка, который спрашивает тебя: «Зачем вы участвуете в незаконном собрании гномов?»
• В Польше только в трёх местах человек может чувствовать себя свободным: в костёле, но только в молитве; в заключении, но не все могут оказаться в заключении; на улице: улица даёт больше всего свободы.

Смотри также

• Ненасильственное сопротивление

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Оранжевая альтернатива
• [www.vokrugsveta.ru/vs/article/670/ www.vokrugsveta.ru // Социальные гетто андеграунда, Оранжевые идеи]

Отрывок, характеризующий Оранжевая альтернатива

– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.