Оранжевая линия (Вашингтонский метрополитен)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
     Оранжевая линия
англ. Orange Line (WMATA)
Вашингтонский метрополитен
Открытие первого участка:

20 ноября 1978

Длина:

42.5 км км

Количество станций:

26

Максимальное число вагонов в составе поезда:

8

Число вагонов в составе поезда:

6

Интервал движения в часы «пик»:

6

Самая напряжённая станция:

Метро-Сентер

Наземные участки:

Миннесота-авенюНью-Кэролтон.
Ист-Фолс-ЧёрчВена

Электродепо:

3

Оранжевая линия (англ. Orange Line (WMATA)) — линия Вашингтонского метрополитена, расположенная на территории округов Фэрфакс и Арлингтон штата Виргиния, Вашингтона, округа Принс-Джорджес штата Мэриленд. Это исторически третья линия системы Вашингтонского метрополитена. Представлена 26 станциями. Линия содержит наземные, надземные (на эстакаде) и подземные участки как глубокого так и мелкого заложения.

Линию обслуживают 30 поезда (9 восьмивагонных и 21 шестивагонных составов) с общим количеством вагонов 198. Все поезда выходят на линию только в часы-пик.





История

Оранжевая линия стала исторически третьей системы Вашингтонского метрополитена, после Красной и Синей.

Проектирование метро началось в 1955 году с проведения исследования общественного транспорта, целью которого было спрогнозировать смогут ли транспортные артерии удовлетворить перевозки в 1980 году[1]. В 1959 году исследовательский финальный отчет включал две ожидаемые линии метро в деловой части (даунтауне) Вашингтона[2]. План улучшения транспортной инфраструктуры предусматривал строительство автострады, что повлекло к лоббированию законодательного запрета встревоженными жителями до 1 июля 1962 года[3]. Отчет 1962 года Национального столичного транспортного агентства Транспортирование в Национальном столичном регионе включал большую часть существующей Оранжевой линии с маршрутом в Виргинии вдоль межштатного шоссе №66 через Арлингтон[4]. В связи с созданием «Транспортного Управления Вашингтонской Агломерации», в октябре 1966 года планирование системы перешло от федерального к региональному органу. На 1 марта 1968 года план развития метро предусматривал строительство в зоне пригородов в округах Фэрфакс и Принс-Джорджес. Строительство в даунтауне Вашингтона участков Оранжевой и Синей линий началось одновременно с Красной линией.

Станции

Станции расположены с запада на восток

Станция Код Дата открытия Другие линии Примечания
Вена K08 1986 западная конечная станция
Дунн-Лоринг K07 1986
Уэст-Фолс-Чёрч K06 1986
Ист-Фолс-Чёрч K05 1986      серебряная крайняя западная совместная станция с Серебряной линией
Баллстон — Эм-Ю K04 1979      серебряная
Виргиния-сквер — Джи-Эм-Ю K03 1979      серебряная
Кларендон K02 1979      серебряная
Кот-Хаус K01 1979      серебряная
Росслин C05 1977      синяя
     серебряная
крайняя западная совместная станция с синей линией
Фогги-Боттом — Джи-Дабл-ю-Ю C04 1977      синяя
     серебряная
Фаррагут-Уэст C03 1977      синяя
     серебряная
Мак-Фёрсон-сквер C02 1977      синяя
     серебряная
Метро-Сентер C01 1977      синяя
     серебряная

     красная

пересадочная станция для красной линии
Федерал-Триэнгл D01 1977      синяя
     серебряная
Смитсониан D02 1977      синяя
     серебряная
Л'Энфант плаза D03 1977

     синяя
     серебряная
     жёлтая
     зелёная

пересадочная станция для жёлтой и зелёной линий
Федерал-Сентер Саут-Уэст D04 1977      синяя
     серебряная
Кэпитал-Саут D05 1977      синяя
     серебряная
Истерн-Маркет D06 1977      синяя
     серебряная
Потомак-авеню D07 1977      синяя
     серебряная
Стэдиум-Армэри D08 1977      синяя
     серебряная
крайняя восточная совместная станция с синей и серебряной линиями
Миннесота-авеню D09 1978
Динвуд D10 1978
Чеверли D11 1978
Ландовер D12 1978
Нью-Кэролтон D13 1978 восточная конечная станция

Переименования

Станция Предыдущее название Годы
Виргиния-сквер — Джи-Эм-Ю Виргиния-сквер 1979—1985
Баллстон — Эм-Ю Баллстон 1979—1995
Дунн-Лоринг Дунн-Лоринг — Меррифилд 1998—2011
Уэст-Фолс-Чёрч Уэст-Фолс-Чёрч/Ви-Ти—Ю-Ви-Эй 1999—2011

Перспектива развития

Напишите отзыв о статье "Оранжевая линия (Вашингтонский метрополитен)"

Примечания

  1. Schrag at p. 33–38.
  2. Schrag at p. 39.
  3. Schrag at p. 42.
  4. Schrag at p. 55.

Отрывок, характеризующий Оранжевая линия (Вашингтонский метрополитен)

– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.