Оранж (княжество)

Княжество Орания (Оранж) — феод Бургундского королевства с центром в городе Оранж, на берегу Роны. Императоры Священной Римской империи признавали графов Оранских в княжеском достоинстве, начиная с 1181 года. У князя Оранского было право голоса в коллегии имперских князей. Суверенность правителей Оранжа с XV века неоднократно подтверждали и короли Франции.

До 1180 года Оранжем владела династия Жиро Адемара, затем — дом де Бо, наследница которого, Мари де Бо (ум. в 1417 году) вышла замуж за Жана III де Шалон-Арле. Таким образом, во владение Оранжем вступила Иврейская династия в лице своей шалонской ветви. В 1530 году эта ветвь угасла, а её последний представитель Филибер де Шалон в обход правил престолонаследия передал в наследство Оранж сыну своей сестры, Рене из дома Нассау.

Рене Нассау-Шалонский, в свою очередь, не имея сыновей от брака с Анной Лотарингской, оставил Оранское княжество двоюродному брату (сыну дяди по отцу), Вильгельму I Молчаливому. От него произошла Оранская династия штатгальтеров Соединённых провинций. Линия потомков Вильгельма I прервалась со смертью нидерландского штатгальтера и английского короля Вильгельма III в 1702 году. С его смертью, титул принцев Оранско-Нассауских перешёл к продолжателям линии его Иоанна (Яна) Нассау-Дилленбургского - младшего брата Вильгельма I.

При Вильгельме I и его ближайших потомках Оранское княжество было крепким гугенотским анклавом внутри Франции. В 1670-х годах Оранж был оккупирован войсками Людовика XIV (в ходе его первой войны с Вильгельмом III).

В 1700-ые годы наследование княжества оспорили потомки старшей и младшей тёток Вильгельма III — а именно, Фридрих I Прусский и Вильгельм IV Оранский. Последний обосновывал своё право на титул принца Оранского завещанием самого Вильгельма III. С тех пор титул князя (принца) Оранского употребляют как главы рода Гогенцоллернов, так и наследники нидерландского престола, принадлежащие к младшей линии Оранской династии.

Между тем французские суды считали переход Оранского княжества к Вильгельму Молчаливому незаконным, ибо по правилам Иврейской династии в случае пресечения мужского потомства сына Жана III де Шалона наследниками княжества становились потомки его дочери. Из них старшими были князья Нёвшателя из рода Церингенов, которым наследовали французские герцоги Лонгвили. Они пытались в судебном порядке оспорить владение Оранжем у штатгальтеров Нидерландов, но по внешнеполитическим соображениям король Франции предпочёл замять это дело. По результатам Утрехтского мира 1713 года Оранж был присуждён Франции (де-факто владевшей городом с 1660 года), но старший князь дома Нассау сохранил титул принца Оранского, который до сих пор носит наследник короны Нидерландов.

В 1694 году род Лонгвилей угас, и за владение Оранжем развернулась новая битва. Последняя из Лонгвилей, герцогиня Немурская, передала Невшатель своему родственнику из Суассонского дома. Единственная дочь последнего вышла за герцога Люиня. Их потомки продолжали именовать себя не только принцами Невшательскими, но и Оранскими. Наследниками Лонгвилей также считали себя принцы Конде и Конти; из них последним Людовик XIV предоставил право получения налоговых отчислений с Оранжа.

Знаменитые фаворитки Людовика XV, сёстры Нель, принадлежали к роду Майи-Нель, который также претендует на оранское наследство и не раз судился за него. Они обосновывают свои притязания тем, что по женской линии маркизы де Майи-Нель происходят от младшего сына Жана III де Шалона.

См. также

• Княжество (Франция)
• Принц Оранский

Источник

•  (англ.) [www.heraldica.org/topics/france/frprince.htm Франсуа Вельде. Заметки о французских княжествах]

Отрывок, характеризующий Оранж (княжество)

– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.