Орбели

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Орбе́ли (арм. Օրբելի) — династия армянских деятелей науки и культуры, известная с XII века. Несколько поколений семьи жили в Российской империи и СССР, внеся заметный вклад в российскую культуру.





Род

Говоря о семье Орбели президент РАН академик Ю.С. Осипов и президент НАН Республики Армения академик Ф.Т. Саркисян отмечали:

Служение духовным ценностям - а наука относится к числу высших выражений духовного развития народа - культивировалось в роду Орбели, который берет начало в XII в. Эта традиция в семье Орбели передавалась из поколения в поколение. Дед будущих ученых, протоиерей И.И. Орбели, на древнеармянском языке (грабаре) писал труды по истории армянской церкви. Отец братьев Орбели, А.И. Орбели, готовил сыновей к ученой карьере с гимназических лет. Дядя ученых Давид Орбели - психиатр и невропатолог, известный в Тифлисе, автор ряда трудов по психиатрии и этнографии, участник съездов русских естествоиспытателей и врачей... Дед ученых И.И. Орбели в 30-е годы XIX в. учился и впоследствии был законоучителем в знаменитом Лазаревском институте восточных языков в Москве, их отец, А.И. Орбели, окончил Петербургский университет, а предок ученых по материнской линии (из знаменитого рода Аргутинских-Долгоруких) Иосиф Аргутинский был главой армянской епархии в России. В 1800 г. он был избран Католикосом всех армян, стал автором (совместно с Иваном Лазаревым) проекта независимой Армении под покровительством России. Значение вклада семьи Орбели в армяно-русское взаимодействие в области культуры, науки, образования и политики трудно переоценить[1]

Наиболее известные представители династии

Память

Кино

Топонимика

Напишите отзыв о статье "Орбели"

Примечания

  1. В.И. Оноприенко //рецензия на книгу Григорьян Н.А. НАУЧНАЯ ДИНАСТИЯ ОРБЕЛИ [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/MEN/ORBELI.HTM]

Литература

Отрывок, характеризующий Орбели

Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .