Органум

Орга́нум (лат. órganum — орган; в этимологич. значении любой инструмент) — жанр и техника музыкальной композиции в эпоху Средних веков. Исторически наиболее ранняя форма европейской многоголосной музыки.

Типология

Различают следующие типы органума:

• параллельный (главный, заданный голос — cantus prius factus — дублируется в один из совершенных консонансов: октаву, квинту, кварту);
• свободный (органальный голос по фактурной функции независим от главного, присочиняется к нему моноритмически, в технике «нота-против-ноты»); такой органум известен также под (историческим) названием «диафония» (diaphonia);
• мелизматический (на один звук главного голоса приходится несколько звуков второго голоса); нижний (по тесситуре) выдерживаемый тон такого органума Аноним IV (XIII век) называл термином bordunus (бурдон); в источниках XIII в. этот вид органума именовался organum per se («органум как таковой»);
• метризованный (главный голос «гармонизуется» одним, двумя или тремя другими); метризованные органумы также называются клаузулами (по месту в форме), или дискантами (по технике композиции).

Параллельный и свободный органумы раньше всего описаны в анонимных трактатах Musica enchiriadis (ME) и Scolica enchiriadis (SE) (предполагаемый автор — Хогер Верденский) конца IX века. Более ста двухголосных параллельных и свободных органумов сохранились в Винчестерском тропарии (ок. 1000). Мелизматический органум получил развитие в многоголосной музыке начиная с XI века — в центрах церковной культуры средневековой Франции и Испании: Шартре, аббатстве Сен-Марсьяль (Лимож), соборе св. Иакова (Сантьяго-де-Компостела, см. Codex Calixtinus). Метризованный органум характерен для многоголосной музыки школы Нотр-Дам (между 1150 и 1250), зафиксированной в ценных рукописях так называемой «Большой книги органума» (Magnus liber organi). На музыковедческом жаргоне трёхголосные органумы называют «триплями» (по третьему голосу, лат. triplum), четырёхголосные — «квадруплями» (по четвёртому голосу, лат. quadruplum).

Наряду с термином «органум» (лат. organum) в средневековых трактатах о музыке органум описывался термином «диафо́ни́я» лат. diaphonia), как, например, в «Микрологе» Гвидо Аретинского (ок. 1026) и в «Искусстве новой музыки» Иоанна де Муриса (1321). Псевдо-Мурис («Сумма музыки», XIII в.) для двух-, трех- и четырёхголосного органума использует грецизмы, соответственно, диафония, трифо́ния (triphonia) и тетрафо́ния (tetraphonia). Двухголосный органум в технике нота-против-ноты с силлабическим распевом текста был известен также под названием cantus planus binatim (букв. «плавный распев дважды», то есть «удвоенный» новым голосом григорианский хорал).

Органум Нотр-Дам

Расцвет органума как основной формы церковной музыки связывают с парижской школой Нотр-Дам. Органумы школы Нотр-Дам — протяжённые композиции, складывающиеся из обычной монодии (cantus planus) и полифонических (двух-, трёх- и четырёхголосных) обработок той же монодии в различных композиционных техниках. Многоголосные обработки хорала и монодические (оригинальные) его части следуют друг за другом по принципу сюиты. Оригинальная монодия звучит, как правило, в начале и конце органума, а полифонические обработки располагаются (в произвольном порядке) внутри такой «сюиты»:

• мелизматический двухголосный органум: ритм обоих голосов не фиксирован, за исключением точек синхронизации голосов (при смене высоты cantus firmus и/или очередного слога текста);
• копула: ритм органального голоса фиксирован, cantus firmus не ритмизован;
• метризованный органум: ритм всех голосов выписан.

Из-за большой протяжённости парижских органумов современные музыканты зачастую вычленяют из «сюиты» только клаузулы и исполняют их на эстраде / записывают на диск как самостоятельные сочинения.

Стилевые особенности

Метроритмическое единство многоголосного целого обеспечивается организацией всех голосов по законам модальной ритмики, открытие которых историки связывают именно с парижской школой Нотр-Дам. Поскольку (ритмические) модусы в эпоху Арс антиква реализовывались в музыке как клишированные ритмоформулы, делимые на три элементарные длительности, весь метризованный органум Нотр-Дам ощущается на слух как монотонное нанизывание «трёхдольных тактов», состоящих из однотипных ритмических формул.

В полифонической композиции органума Нотр-Дам характерно использование так называемого «обмена голосов» (перевод нем. Stimmtausch). Технически это означает двухголосный контрапункт, в котором одну и ту же мелодическую фразу исполняют по очереди два разных голоса соседней тесситуры, например, кантус и дуплум (см. нотный пример).

Гармония метризованных органумов Нотр-Дам старомодальная. Моменты разрядки в конце отделов музыкальной формы (особенно конкорды квинтоктавы) перемежаются с острыми диссонансами (в том числе нетерцовой структуры) внутри построений. Каденционные формулы находятся в стадии становления и с трудом поддаются типологической классификации (сложились окончательно только к XIV в.)

Примеры структуры органума школы Нотр-Дам

1. Аллилуйя «Spiritus sanctus» (Источник: флорентийская рукопись «Magnus liber organi»)

раздел	текст	техника
I	Alleluya.	мелизматический органум со вставками копулы
II	Alleluya.	cantus planus
III	V. Spiritus…	мелизматический органум со вставками копулы
IV	…sanctus procedens a throno apostolorum pecto-	метризованный органум (в технике дисканта)
V	-ra invisibili…	мелизматический органум со вставками копулы
VI	…hodie perlustravit…	метризованный органум (в технике дисканта)
VII	…potentia.	cantus planus
VIII	Alle-	мелизматический органум
IX	(-le)luya	метризованный органум (в технике дисканта)
X	…(ya).	cantus planus

2. Градуал «Viderunt omnes» (Источник: флорентийская рукопись «Magnus liber organi», см. цифровое факсимиле на иллюстрации выше)

раздел	текст	техника
I	Viderunt omnes…	метризованный 4-голосный органум (квадрупль), в технике Halteton
II	…fines terrae salutare Dei nostri, jubilate Deo omnis terra.	cantus planus
III	V. Notum fecit Dominus salutare suum, ante conspectum gentium revelavit…	метризованный 4-голосный органум (квадрупль), в технике Halteton
IV	…justitiam suam.	cantus planus

Литература

• Holschneider A. Die Organa von Winchester. Studien zum ältesten Repertoire polyphoner Musik. Hildesheim: Olms, 1968.
• Eggebrecht H.H., Zaminer F. Ad organum faciendum. Lehrschriften der Mehrstimmigkeit in nachguidonischer Zeit. Mainz, 1970.
• Waeltner E.L. Die Lehre von Organum bis zur Mitte des 11. Jhs. Tutzing, 1975.
• Евдокимова Ю. К. Многоголосие средневековья. X—XIV вв. М., 1983 (История полифонии, т.1).
• Федотов В. А. Начало западноевропейской полифонии. Владивосток, 1985.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20070927162546/www.rob-rah.com/Downloads/BA_appendix.pdf Howe, Robert. The organa of the Winchester troper] (гипотетическая расшифровка пяти органумов из Винчестерского тропария)
• [www.youtube.com/watch?v=bpgaEFmdFcM Квадрупль Перотина «Viderunt omnes»] (аудиозапись, синхронизированная с нотами оригинальной рукописи)
• [bsbsbb.bsb.lrz-muenchen.de/~db/0000/sbb00000080/images/index.html Рукопись Msc. Class. 9 (X в.) с трактатами ME и SE, содержащими первое в истории документированное описание органума]; Государственная библиотека Бамберга
• [bsbsbb.bsb.lrz-muenchen.de/~db/0000/sbb00000078/images/index.html?id=00000078&fip=217.229.176.124&no=&seite=1&signatur=Msc.Var.1 Рукопись Msc.Var.1 (ок. 1000 г.) с трактатами ME и SE]; Государственная библиотека Бамберга

Отрывок, характеризующий Органум

Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.