Орден Святого апостола Андрея Первозванного

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Орден Андрея Первозванного»)
Перейти к: навигация, поиск
Орден Святого апостола Андрея Первозванного

Знак на орденской цепи и звезда ордена
Дата учреждения 1698 или 1699
Учредитель царь Пётр I
Статус Высший орден Российской империи за государственные заслуги
Девиз «За вѣру и вѣрность»
Число степеней 1
Знаки ордена
Знак ордена изображение распятого святого Андрея на кресте на фоне золотого двуглавого орла
Звезда серебряная восьмилучевая звезда
Лента голубая
Орденские одежды есть
Орденская лента
Соответствие табели о рангах
степень классы по табели
1 I—III
См. также

Императорский орден Святого апостола Андрея Первозванного — первый по времени учреждения российский орден, высшая награда Российской империи до 1917 года. В 1998 году орден был восстановлен как высшая награда Российской Федерации. Орденский праздник 13 декабря (по новому стилю).[1]





Основные сведения

Учреждён в 1698 или 1699 году Петром I[2] и до учреждения в 1714 году ордена Св. Екатерины являлся единственным орденом Российской империи. Первым кавалером ордена стал дипломат Фёдор Головин в 1699 году.

Знаки ордена Андрея Первозванного состояли из:

  1. Знака-креста, основным изображением которого был Святой Андрей Первозванный, распятый, по преданию, на кресте Х-образной конфигурации; на четырёх концах креста буквы: S.A.P.R., что означает лат. Sanctus Andreus Patronus Russiae — святой Андрей покровитель России. Знак носился около бедра на широкой шёлковой голубой ленте через правое плечо.
  2. Серебряной восьмилучевой звезды с помещённым в её центральном медальоне девизом ордена «За веру и верность». Звезда носилась на левой стороне груди выше всех остальных наград.
  3. В особо торжественных случаях знак ордена носился на груди на покрытой разноцветными эмалями золотой фигурной цепи (см. фото). Орден Андрея Первозванного единственный из всех российских орденов имел цепь.

Всего за время существования ордена его кавалерами стали, по разным источникам, от 900 до 1100 человек.

В 1998 году орден был восстановлен в Российской Федерации.

История ордена

Орден был учреждён Петром I 30 августа 1698 года согласно одному свидетельству[3]. В современной литературе указывается 30 ноября как день учреждения ордена, хотя на самом деле эта дата является днём памяти святого апостола Андрея Первозванного по старому стилю. Предполагается, что Пётр I, только что вернувшийся из Великого посольства, захотел иметь в своей державе орден наподобие тех, о которых он узнал в Англии.

Ученик Иисуса Христа Андрей Первозванный по церковной легенде занимался распространением христианства на территории будущей Руси и считается покровителем России. Он был распят на косом кресте (Андреевский крест) в Греции около 70 года н. э., что определило дизайн наградных знаков.

Хотя орден стал вручаться, не существовало его официально утверждённого статута. Известен проект статута 1720 года, затем был проект статута 1744 года (содержавший отличия от статута 1720 года), но только в 1797 году при Павле I статут был утверждён и впервые опубликован.

Первым ордена удостоился соратник Петра, граф Фёдор Головин, 20 марта 1699 года, о чём оставил свидетельство И.-Г. Корб, секретарь австрийского посольства. Головин объяснял Корбу содержание статута ордена св. апостола Андрея Первозванного, но до нашего времени этот первоначальный проект Петра I не дошёл. Судя по награждениям, орден выдавался за особые заслуги перед Российским государством, включая как боевые подвиги, так и гражданские отличия.

Из проекта статута ордена, составленного в 1720 году Петром I:

…в воздаяние и награждение одним за верность, храбрость и разные нам и отечеству оказанные заслуги, а другим для ободрения ко всяким благородным и геройским добродетелям; ибо ничто столько не поощряет и не воспламеняет человеческого любочестия и славолюбия, как явственные знаки и видимое за добродетель воздаяние…

Первоначально восьмилучевая звезда ордена была не металлическая, а вышитая («Орденскую осьмиконечную звезду должно пришивать на кафтане и епанче, в середине оной золотое поле, в котором серебряный крест»). Выдавался лишь знак ордена. Так сложилось исторически, понятие орден обозначало организацию, члены которой носили знаки принадлежности к этой организации. Хотя историки утверждают, что звезды стали изготавливаться из серебра только в начале XIX века при Александре I, на портрете Петра I звезда не выглядит матерчатой. Из описания знака ордена до царствования Павла I:

«Орденский знак имеет две стороны: передняя представляет изображение Св. Андрея, висящего на так называемом Андреевском кресте, предоставленном продолговатым изображением в виде косого креста, на котором сей святой Апостол был распят…. На задней же стороне изображён двуглавый орел с тремя золотыми коронами, означенный золотою и синеватою тенью на крыльях… Сей крест должен быть золотой с алмазами, наведённый финифтью, украшенный алмазною короною, ценой около 85 рублей, повешен сквозь крючки на петлях из цельного золота. Ангелы, держащие над ним корону, должны быть вышиты серебром, корона — золотом, а слова „За веру и верность“ служат надписью, или девизом. Однако ж кавалер может дать несколько алмазов и других дорогих каменьев Казначею для употребления на крест и украсить оный по своей воле».

Кавалеры ордена по уставу должны иметь высший дворянский или государственный чин, воинское звание не ниже генеральского. От кавалеров требовалось наличие немалого состояния, чтобы «важность сего события поддержать». Одновременно кавалерами ордена могло быть не более 12 человек из россиян. Общее число кавалеров ордена (русских и иностранных подданных) не должно было превышать двадцати четырёх человек.

Согласно табели о рангах, учреждённой Петром I в 1722 году[4], удостоенный ордена получал военный чин 3-го класса (соответствующий чину генерал-лейтенанта), если не имел равного или более высокого чина.

Всего до 1797 года (вступление на трон Павла I), то есть почти за 100 лет кавалерами ордена Святого апостола Андрея Первозванного стал 231 человек. За два века орден получили от 900 до 1100 человек.

При Павле I появился запрет украшать орден драгоценными камнями по своему усмотрению. 5 (16) апреля 1797 года император Павел I подписал особое установление, которое стало первым по времени официальным статутом императорского ордена Святого апостола Андрея Первозванного.

Павел I первым начал жаловать орденами лиц духовного звания. Узаконено было Павлом и награждение всех без исключения младенцев мужского пола — великих князей орденом Андрея при крещении, а князей императорской крови — по достижении совершеннолетия.

За награждение орденом, подобно другим российским орденам того времени, кроме ордена Св. Георгия, с награждаемого взималась плата. Так, в середине XIX века за награждение орденом святого Андрея Первозванного награждаемый должен был заплатить в Капитул Российских Императорских и Царских орденов 500 рублей. Вырученные средства шли на 12 пенсий кавалерам по очередности награждения и на благотворительность — орден шефствовал над петербургским и московским воспитательными домами[5].

С 1855 года к знакам ордена, полученного за военные подвиги, присоединялись два скрещённых золотых меча, помещаемых сверху креста, а на звезде — по центру.

Капитульным храмом с 1732 года являлся Андреевский собор в Санкт-Петербурге[6].

В 1917 году в Советской России награждение орденом было прекращено.

Орден сохранён в эмиграции домом Романовых как династическая награда[7]. О награждениях орденом после 1917 года см. статью Пожалования титулов и орденов Российской империи после 1917 года.

Статут ордена

Выдержки из статута ордена от 1892 года[8]:

  • Никакие точные заслуги не определяются законом для достижения сего ордена, и удостоение оным зависит единственно от Монаршего внимания к службе и отличиям высших чиновников государственных.
  • Имеет лишь одну степень. Состоит из креста, серебряной звезды и голубой ленты через правое плечо. На концах Андреевского креста четыре латинские буквы «S.A.P.R.», что означает «Святой Андрей — Покровитель России».
  • Кавалеры ордена считаются все в 3-м классе государственных чинов, то есть наравне с генерал-лейтенантами, хотя бы по службе находились и ниже.
  • Двенадцать кавалеров ордена Св. Андрея, в том числе три духовные особы, получают ежегодные пенсии по 1000 руб. (трое самых старших) или 800 руб. (остальные). Величина пенсии совпадает с установленной для Георгиевских кавалеров 1-кл.

В 1798 году также было утверждено орденское одеяние Кавалеров. Оно состояло из зелёного бархатного плаща, подшитого белой тканью, воротник поверх из серебряной парчи с серебряными шнурами и такими же кистями. На левой стороне плаща вышитая орденская Звезда. Одежда под плащом из белой парчи обшита золотым позументом и с крестом на груди из того же позумента. Штаны кашемировые, белые шёлковые чулки, шляпа из чёрного бархата с белым и красным перьями и с андреевским крестом, сделанным из небесно-голубой ленты.

Кавалеры ордена становились кавалерами младших орденов Российской империи:

Выдержки из статута ордена от 1892 года[8]:

235. Жалуемый орденом Св. Апостола Андрея Первозванного, хотя бы прежде не имел других Российских орденов, сим единым пожалованием должен быть почитаем равномерно кавалером четырёх младших Российских орденов: Св. Александра Невского, Белого Орла, Св. Анны первой степени и Св. Станислава первой степени, коих знаки и препровождаются к нему вместе с знаками ордена Св. Апостола Андрея Первозванного. 1804 Авг. 14 (21 423 а); 1831 Дек. 13 (5013); 1865 Июн. 11 (42 184).

Примечание. Право сие (ст. 235), относительно орденов Белого Орла и Св. Станислава, распространяется только на тех кавалеров, кои пожалованы орденом Св. Андрея со времени присоединения к Российским орденам орденов Белого Орла и Св. Станислава. 1831 Дек. 13 (5013); 1865 Июн. 11 (42 184).

Кавалеры царской России

Всего же при Петре I орден получили 38 человек, в том числе за отличие в Полтавском сражении — четверо. При Екатерине I орденом награждено 18 человек, при Петре II — 5, при Анне Ивановне — 24, при Елизавете Петровне — 83, при Петре III — 15, при Екатерине II — 100 человек[5]. В царствование Петра получил эту награду тайно — за симпатии к России — «валашский господарь» Константин Брынковяну, который не был внесён в официальные списки награждённых. Среди кавалеров ордена Св. Андрея полководцы Пётр Румянцев-Задунайский и Александр Суворов (стал кавалером ордена 9 ноября 1787 года за сражение под Кинбурном; в 1789 году за сражение при Рымнике был удостоен бриллиантовых знаков к ордену), государственные деятели Фёдор Апраксин и Григорий Потёмкин.

В 1796 году ордена удостоился представитель духовенства Гавриил.

В 1800 году М. И. Кутузов.

В 1807 году по случаю ратификации Тильзитского мира ордена были удостоены Наполеон I, его брат Жером Бонапарт, маршалы Бертье и Мюрат, князь Талейран.

Король Швеции Густав IV Адольф, узнав о вручении ордена Наполеону, в знак протеста вернул свой орден Андрея Первозванного назад[10].

В 1809 году П. И. Багратион.

За Отечественную войну 1812 года единственным кавалером стал генерал А. П. Тормасов за отличие в сражении при Красном.

Дальнейшие награждения были за отличия в заграничном походе русской армии 1813—1814 гг., а именно: Ф. В. Остен-Сакен (за сражение с Наполеоном под Бриенн-ле-Шато и Ла-Ротьере), А. М. Милорадович (за отличие под Лейпцигом), М. Б. Барклай-де-Толли, П. Х. Витгенштейн (за отличие при Лютцене), М. И. Платов.

В 1815 году ордена был удостоен знаменитый английский полководец герцог Веллингтон.

Последним кавалером ордена по праву рождения стал князь императорской крови Роман Петрович (1896—1978). Орден сохранен домом Романовых в эмиграции, как династическая награда, но жалуется крайне редко.

Современный статус

1 июля 1998 года указом президента Российской Федерации Бориса Ельцина (№ 757) орден Святого апостола Андрея Первозванного был восстановлен как высшая награда России[11].

В июне 2008 года на аукционе «Сотбис» бриллиантовая звезда к ордену Святого Андрея Первозванного, изготовленная около 1800 года, была продана за 2 729 250 фунтов стерлингов (около 5,4 млн долларов), что стало абсолютным рекордом не только для российских наград, но и вообще для орденов. На том же аукционе за 1 721 250 фунтов был продан комплект ордена со знаком и серебряной звездой, изготовленный между 1908 и 1917 годами[12].

Обычай перевязывать новорождённых мальчиков голубой лентой, а новорождённых девочек красной восходит к вышеупомянутому указу Павла I награждать каждого родившегося великого князя при крещении орденом Святого Андрея Первозванного, а великих княжон — орденом Святой Екатерины[13].

См. также

Напишите отзыв о статье "Орден Святого апостола Андрея Первозванного"

Примечания

  1. Изотова М. А., Царёва Т. Б. Ордена и медали России и СССР. — Владис. — Ростов-на-Дону, 2010. — С. 25. — 751 с. — ISBN 978-5-9567-0960-3.
  2. Андреевский орден // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. Из сочинения профессора Петербургской академии наук Г.-З. Байера, опубликованного в 1738 году. По дневниковой записи австрийского посольства, сделанной И.-Г. Корбом, орден был учреждён в 1699 году.
  4. Пётр I. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php?part=28&regim=3 Табель о рангах всех чинов, воинских, статских и придворных, которые в котором классе чины; и которые в одном классе, те имеют по старшинству времени вступления в чин между собою, однако ж воинские выше прочих, хотя б и старее кто в том классе пожалован был] // Полное собрание законов Российской империи, с 1649 года. — СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1830. — Т. VI, 1720—1722, № 3890. — С. 486—493.
  5. 1 2 Мовчан А. Российские ордена, наградные кресты и медали // Филателия. — 1993. — № 9. — С. 15—19.
  6. [medalirus.ru/rus-ordena/orden-svyatogo-andreya.php Орден Святого Апостола Андрея Первозванного] (рус.). medalirus.ru. Проверено 29 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DQtLTJMr Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  7. Британский энциклопедический справочник Burke’s Peerage, World Orders of Knighthood & Merit (ISBN 0-9711966-7-2). Императорский Орден Св. апостола Андрея Первозванного представлен на стр. 341—354 (том I), в разделе действующих династических орденов Российского Императорского Дома
  8. 1 2 [george-orden.narod.ru/statut1892s01.html Статут Императорского ордена Св. Апостола Андрея Первозванного]. // Свод Учреждений Государственных, книга VIII, раздел II, глава 2-я. Изд. 1892 г.
  9. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php?part=19&regim=3 О поднесении ордена Св. Апостола Андрея Государю Петру Первому] // Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. — СПб.: Типография II отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1830. — Т. IV, 1700—1712, № 1931. — С. 216.
  10. Источник: [www.otechestvo.org.ua/main/200512/1314.htm О высшем ордене Российской империи — ордене Святого Апостола Андрея Первозванного]
  11. [award.adm.gov.ru/doc/u757.htm Указ Президента Российской Федерации от 1 июля 1998 года № 757 «О восстановлении ордена Святого апостола Андрея Первозванного»].
  12. [www.ng.ru/antiquare/2008-09-19/13_nagrada.html О самых дорогих орденах, проданных с молотка];
    [antiques20.wordpress.com/2008/06/28/orders-of-st-andrew-the-apostle-conquered-london/#more-955 Orders of St. Andrew the Apostle conquered London]
  13. [www.vokrugsveta.ru/quiz/504/ Почему новорождённых перевязывают цветной лентой?] // «Вокруг света».

Литература

  • С. Р. Серков. Первые ордена России // Военно-исторический журнал. — 1990. — № 1. — С. 93-95.
  • Хазин А. Л. [history.milportal.ru/arxiv/voenno-istoricheskij-zhurnal-2008-g/voenno-istoricheskij-zhurnal-12-2008-g/ ВЫСШАЯ НАГРАДА ОТЕЧЕСТВА. К вопросу о создании статута ордена Святого апостола Андрея Первозванного] // Военно-исторический журнал. — 2008. — № 12.
  • [web.archive.org/web/20090215014919/www.rusawards.ru/russia/001%20standrew/standrew.htm Орден Св. Апостола Андрея Первозванного], С. Шишков, «Награды России. 1698—1917 гг.», Т. 1, стр 33-151

Ссылки

  • [onagradah.ru/orden-svyatogo-apostola-andreya-pervozvannogo-2/ Орден Святого Апостола Андрея Первозванного] на портале о наградах, награждениях и награждённых Онаградах.ру
  • [www.otechestvo.org.ua/main/200512/1314.htm Статья А. Рожинцева по истории ордена], по неназванным церковным источникам(недоступная ссылка с 28-10-2015 (3075 дней)).
  • Дуров В. [armor.kiev.ua/History/Andrew.html Орден св. Андрея Первозванного] / Ордена России. — М.: Воскресенье, 1993.
  • [award.armor.kiev.ua/pervozvan/index.html Орден св. Андрея Первозванного] на сайте «За Веру и Верность»

Отрывок, характеризующий Орден Святого апостола Андрея Первозванного

Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»