Высший орден Святого Благовещения

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Орден Благовещения»)
Перейти к: навигация, поиск
Высший орден Святого Благовещения
Оригинальное название

Ordine Supremo della Santissima Annunziata

Страна

Италия Италия

Тип

Орден

Статистика
Дата учреждения

1362 год

Высший орден Святого Благовещения или Орден Аннунциаты (итал. Ordine Supremo della Santissima Annunziata) — высший орден Савойского дома и Итальянского Королевства. Кавалеры ордена автоматически становились кавалерами Большого креста ордена Святых Маврикия и Лазаря и кавалерами Большого креста ордена Короны Италии.





Современные кавалеры ордена

По состоянию на 2008 год кавалерами ордена являются:

История ордена

Орден Цепи

Учреждён в 1362 году Амадеем VI, графом Савойским (13431383 гг.) под названием ордена Цепи (итал. Ordine del collare). Орден учреждён по случаю бракосочетания сестры графа Бьянки с Галеаццо Висконти.

Амадей VIII Миролюбивый (13911451 гг.) в 1409 году учредил устав ордена, дополненный в 1431 и 1433 гг. В этом уставе определялось что число рыцарей, не превышающее пятнадцати, символизирует пятнадцать радостей девы Марии.

Храмом ордена был определен храм Пьер Шатель. В нём находятся могилы первых кавалеров.

Жизнь рыцарей определялась религиозными правилами, были предусмотрены особые процедуры посвящения, похорон и завещания имущества.

Рыцарей были обязаны всегда носить знаки ордена и не состоять в других орденах.

В 1433 году было предусмотрено изгнание из ордена, которому подвергались братья, совершившие проступки против чести, честности и лояльности. За всю историю ордена из него были изгнаны четверо: первым в XVII веке был Филиберто Ферреро Фьески, принц Массерано, виновный в оказании помощи испанцам против герцога, последним — Бенито Муссолини в 1943 году.

Орден Благовещения

В 1518 году герцог Карл III Добрый дал ордену наименование ордена Благовещения (Аннунциаты). Число рыцарей установлено в количестве 20 человек.

В этот же период орден был провозглашен суверенным, что выводило орден из-под юрисдикции обычной магистратуры.

В 1570 и 1577 годах герцог Эммануил Филиберт продолжил преобразования ордена, в частности, исключил из максимального числа в двадцать рыцарей наследного принца и самого герцога.

Претенденты должны были иметь знатность происхождения минимум в пятом поколении. Новый устав также вводит все больше привилегии для рыцарей. Они все являются сенаторами, никто не властен над ними, кроме суверена, они освобождаются от налогов. Тогда же храмом ордена стала церковь Камальдолези в Турине.

С 1721 года орден стал принадлежать Сардинскому королевству и существовал без изменений вплоть до 1840 года, когда король Сардинии Карл Альберт объявил храмом ордена монастырь Колленьо, так было до 1855 года, когда Виктор Эммануил II переместил храм ордена в Палатинскую капеллу королевского дворца в Турине.

С 1860 по 1946 год орден был высшим орденом Итальянского Королевства. С 1860 года Виктор Эммануил впервые нарушил правило о знатном происхождении кавалеров.

С 3 июля 1869 года ордену придан характер ордена заслуг. Теперь им могли быть пожалованы и те, кто не принадлежал к аристократии, за большие военные и гражданские заслуги перед монархией. Число рыцарей ордена, оставаясь официально не превышающим двадцати, фактически было увеличено тем, что из максимального числа были исключены духовные лица и иностранцы. Кавалеры ордена именовались кузенами короля и получали право именоваться «Превосходительство» (итал. eccellenza). Посвящение в орден теперь производилось решением рыцарей, а решением короля, который лишь выслушивал мнение рыцарей. В некоторых случаях знаки ордена возлагались и на лиц некатолического вероисповедания, таковыми стали, например, в 1815 году герцог Веллингтон и в 1915 году принц Уэльский.

Королевским декретом от 25 августа 1876 года установлено, что Секретарём ордена надлежит быть Председателю Совета Министров.

Указом от 14 марта 1924 года Виктор Эммануил III установил, что к двадцати рыцарям ордена, кроме священнослужителей и иностранцев могут быть добавлены лица королевской крови по прямой линии до четвёртого колена.

Орден перестал признаваться в Италии после падения монархии и изгнания короля Умберто II, однако сохранился как династический орден и продолжает вручаться королём и его наследниками в изгнании.

Знаки ордена

Знаком ордена является шейная цепь, состоящая из «савойских узлов», перемежающихся розами и надписью «F.E.R.T.». К цепи крепился золотой знак ордена — три переплетенных «савойских узла». Происхождение роз как звеньев цепи связывают с золотой розой, которую папа Урбан V вручил графу Амедео VI в 1344 году. Роза символизирует девство Марии.

Лента
Cavaliere

Первоначально цепь ордена была простой работы: золотой обруч, состоящий из двух закругленных пластин, которые застегивались сзади на шее с помощью крючка, на этих двух пластинах были отчеканены четыре надписи «F.E.R.T.». Спереди, на груди располагался знак ордена, который могла иметь вариации — по вкусу обладателя к ней могли быть добавлены изображения крестов, цветов и др. символов. Амадей VIII утвердил вид орденских знаков. Они состояли из серебряной позолоченной цепи и подвески-знака, состоящей из трех «савойских узлов», символизирующих нерасторжимый союз, и не должны были иметь других оставляющих. В цепи должно было быть пятнадцать роз.

В 1518 году герцог Карл III Добрый добавил на подвеску сцену Благовещения. Розы в цепи также изменились, отныне в цепи было семь красных и семь белых роз, а центральная роза стала наполовину белой и наполовину красной с золотыми шипами по краям.

В уставе Карла Эммануила было установлено, что орденский знак может носиться на цепи или без неё, с шелковым бантом, в зависимости от ситуации. В дальнейшем были введены разновидности цепи — большая и малая.

В 1869 году было официально утверждено использование большой и малой цепи. Большая цепь носилась в день Рождества Христова, в праздник Благовещения, во время национальных и дворцовых торжеств. Вместе с большой цепью была учреждена нагрудная звезда ордена, которую следовало носить вместе с большой цепью. Звезда носилась на левой стороне груди. Во всех остальных случаях предписывалось носить малую цепь без звезды. Большая цепь после смерти обладателя, кроме редких официально разрешенных случаев, возвращалась родственниками усопшего Королю. Каждая возвращенная цепь регистрировалась в списке кавалеров ордена.

Русские кавалеры ордена

См. также

Напишите отзыв о статье "Высший орден Святого Благовещения"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Высший орден Святого Благовещения

Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.