Орден Освобождения (Франция)

Орден Освобождения
Оригинальное название	L’Ordre de la Libération
Девиз	PATRIAM SERVANDO VICTORIAM TULIT
Страна	Франция Франция
Тип	орден
Кому вручается	Военным и гражданским лицам, военным частям
Основания награждения	За выдающиеся заслуги в движении Сопротивления
Статус	не вручается
Статистика
Дата учреждения	16 ноября 1940 года
Первое награждение	29 января 1941 года
Последнее награждение	2 апреля 1960 года
Количество награждений	1038 кавалеров 18 воинских частей 5 территориальных единиц
Очерёдность
Старшая награда	Орден Почётного легиона
Младшая награда	Военная медаль
Орден Освобождения на Викискладе

Реверс знака ордена

Знак отличия, установленный в 1996 году

Плита со списком кавалеров ордена.
Музей армии, Париж

О́рден Освобожде́ния (фр. L’Ordre de la Libération) — государственная награда Франции, учреждённая 16 ноября 1940 года генералом Шарлем де Голлем для вознаграждения участников, воинских формирований и гражданских объединений движения Сопротивления в годы Второй мировой войны.

История

После немецкой оккупации Франции генерал де Голль бросил на волнах радио Би-би-си знаменитый «Призыв 18 июня». Эта дата стала точкой начала мобилизации добровольцев, готовых отдать свою жизнь в деле освобождения Франции, «побеждённой и униженной». Для воздания должного этим «бойцам надежды», глава движения «Свободная Франция» (фр. Chef de la France Libre) Шарль де Голль признал необходимым создать специальное вознаграждение, предназначенное для тех, кто «трудится над способами освобождения Франции и Империи». Использовать для этих целей орден Почётного легиона де Голль не мог, так как вся организация ордена была оставлена в Париже, а главой ордена считался маршал Петен.

Орден Освобождения был учреждён в Браззавиле (Конго) указом № 7 от 16 ноября 1940 года. При этом в первоначальном тексте указа постановлялось, что члены нового ордена, имеющего единственную степень, назывались бы «крестоносцами Освобождения» (фр. Croisés de la Libération), однако перед опубликованием указа в «Официальной газете Свободной Франции» были внесены поправки и «крестоносцы» были заменены на «соратников Освобождения» (фр. Compagnons de la Libération). Великим магистром ордена стал его учредитель — генерал де Голль. Своей организацией орден напоминал старые рыцарские ордена. Принятие в орден производил сам глава «Свободной Франции».

Статут ордена, разработанный профессором Рене Кассеном, был установлен декретом от 29 января 1941 года. По нему учреждался Совет ордена из председателя — главы «Свободной Франции», и пяти членов.

Разрешался приём в орден и иностранцев, внёсших вклад в дело освобождения Франции. Так же статут предусматривал исключение из ордена за предосудительные поступки кавалеров.

Постановление от 1 августа 1941 года зафиксировало церемониал приёма в орден. Он был идентичен церемониалу приёма в орден Почётного легиона (перед парадным строем войск), с формулировкой посвящения: «Мы вас признаём как нашего Соратника Освобождения Франции, за Честь и Победу». Было постановлено, в подтверждение значимости ордена, что знак ордена Освобождения следует носить сразу за знаком ордена Почётного легиона, и перед Военной медалью.

В течение войны в статут ордена неоднократно вносились поправки и уточнения.

Указом от 10 августа 1945 года ордену Освобождения был присвоен статус, аналогичный ордену Почётного легиона — с правами юридического лица, с возможностью хозрасчёта как органа социального обеспечения кавалеров ордена и прочих участников движения «Свободная Франция», а также их вдов и сирот. Бюджет ордена, входящий в состав бюджета Министерства юстиции Франции, находится в ведении канцлера ордена. Орден получил право принимать пожертвования и наследства, вливаемые в бюджет ордена. Этим же указом ордену Освобождения была подчинена, в юридическом отношении, медаль Сопротивления.

Резиденция ордена, изначально находившаяся в Лондоне, в 1943 году была перенесена в Алжир, а 20 ноября 1944 года — в Париж. В 1967 году резиденция ордена переехала в одно из зданий Дома инвалидов (бульвар Латур-Мобур, 51 бис). При резиденции находится и музей ордена, открытый в том же 1967 году.

16 ноября 2012 года орден Освобождения утратил статус юридического лица, поскольку все функции по осуществлению деятельности ордена были переданы в Национальный совет коммун «Соратник Освобождения».

Кавалеры

С 1941 по 1946 год в орден было принято 1036 кавалеров (из них 271 — посмертно), 18 воинских формирований и 5 территориальных единиц (Нант, Гренобль, Париж, Васье-ан-Веркор и Иль-де-Сен).

Декретом от 23 января 1946 года приём в орден был закрыт, «за достижением целей Сопротивления». Позже Великим магистром ордена были сделаны два исключения: 18 июня 1958 года в орден был принят Уинстон Черчилль, а 2 апреля 1960 года — король Георг VI (посмертно).

Всего было произведено 1061 принятие в орден Освобождения. В орден было принято 44 иностранца. Среди кавалеров ордена было 6 женщин.

Самыми молодыми кавалерами ордена стали Матюрен Анрио (Mathurin Henriot, посмертно), умерший под пытками в возрасте 14 лет, и Лазарь Питкович (Lazare Pytkowicz), принятый в орден в возрасте 16 лет.

Нередко кавалеров принимали под их псевдонимами, использовавшимися в движении Сопротивления. Например, Жан Мулен был принят в орден под именем «капрал Мерсье» (фр. mercier — галантерейщик).

На 1 июня 2009 года в живых оставалось 50 кавалеров; к декабрю 2015 года в живых остаётся 16 кавалеров.

Увековечивание памяти

Немногим более 700 кавалеров выжило в ходе войны.

В 1967 году в Париже при канцелярии ордена был основан музей для увековечивания памяти кавалеров ордена Освобождения и участников движения Сопротивления.

Особенные почести будут возданы последнему умершему кавалеру ордена, чьё тело будет похоронено в специальном склепе Мемориала Сражающейся Франции в форте Мон-Валерьен (Сюрен).

Члены семей умерших кавалеров ордена Освобождения имеют право, во время участия в церемониях, посвящённых ордену, надевать знак ордена их родственника-кавалера на правой стороне груди.

Постановлением министра обороны Франции Шарля Миллона от 23 февраля 1996 года, для увековечивания памяти о героях Сопротивления в воинских частях, отмеченных орденом Освобождения, было установлено специальное нагрудное отличие (фуражёр, фр. fourragère de l’ordre de la Libération), цветов орденской ленты, для военнослужащих этих частей. Знак отличия присваивается как элемент униформы военнослужащих на всё время состояния их в этих частях. 1 апреля 2011 года фуражёр ордена Освобождения был также присвоен экипажу авианосца «Шарль де Голль», в память о всех «служивших Франции в течение Второй мировой войны, и первого из них, генерала де Голля».

Великий магистр ордена

Первым и единственным Великим магистром ордена Освобождения был генерал де Голль. После смерти генерала 9 ноября 1970 года, Совет ордена постановил не избирать нового магистра.

Канцлер ордена

Канцлер ордена возглавлял Совет ордена и выполнял функции гаранта надлежащего функционирования ордена и дисциплины всех его членов. Занимал 16-ю строку в государственной протокольной табели о рангах (наравне с Великим канцлером ордена Почётного легиона). После смерти де Голля канцлер являлся фактическим главой ордена.

Совет ордена избирал канцлера на 4 года из числа своих членов, с возможностью переизбрания на новый срок. Избрание утверждалось Президентом Франции. Для ведения текущих дел при канцлере функционировала канцелярия ордена.

За время существования должности канцлера ордена на этот пост было избрано 6 кавалеров:

• 1941—1958 — адмирал Жорж Тьерри д’Аржанльё
• 1958—1962 — генерал Франсуа Ингольд
• 1962—1978 — Клод Этье де Буасламбер
• 1978—2002 — генерал армии Жан Симон
• 2002—2006 — генерал армии Ален де Буассьё
• 2006—2007 — Пьер Мессмер
• 2007—2011 — профессор Франсуа Жакоб
• 2011—2012 — Фред Моор

В связи с образованием 16 ноября 2012 года Национального совета коммун «Соратник Освобождения» (фр. Conseil national des communes «Compagnon de la Libération»), должность канцлера ордена Освобождения была упразднена, а действовавший канцлер Ф. Моор был назначен национальным делегатом в новообразованный совет.

Совет ордена

Декретом от 29 января 1941 года был образован Совет ордена, под председательством Великого магистра. Совет являлся консультативным органом при Великом магистре, а после его смерти — при канцлере ордена.

В функции Совета входило предварительное рассмотрение кандидатур для принятия в орден, с последующей передачей Великому магистру на утверждение. После закрытия приёма в орден на Совет были возложены функции по сохранению традиций ордена и поддержанию дисциплины кавалеров ордена. Совет ордена принимал участие в организации ежегодных торжественных церемоний в память «Призыва 18 июня» и дня смерти генерала де Голля.

В первый состав Совета были назначены пять членов:

• Тьерри д’Арженльё, капитан 1-го ранга, назначенный канцлером ордена,
• Феликс Эбуэ, генерал-губернатор Французской Экваториальной Африки,
• Эммануэль д’Аркур (Амадей д’Оллонде), лейтенант,
• Эдмон Попьё, офицер-радиотелеграфист Торгового флота,
• Анри Бокиллар, аджюдан Воздушной армии.

Число членов Совета не было фиксированным. 1 июня 1943 года Совет ордена был расширен до 10 членов, а в 1944 году — до 15 членов. После войны число членов Совета несколько раз увеличивалось и доходило до 28 человек. В 2012 году в Совет входило 16 членов.

16 ноября 2012 года Совета ордена был упразднён, а его функции были переданы образованному Национальному совету коммун «Соратник Освобождения». Все живые на этот момент кавалеры ордена вошли в состав Административного совета Национального совета коммун «Соратник Освобождения».

Национальный совет коммун «Соратник Освобождения»

В связи с естественным уменьшением числа кавалеров ордена Освобождения встал вопрос о существовании самого ордена после смерти всех его кавалеров. Поскольку среди причисленных к ордену имеется 5 членов, не связанных временем — коммуны, было принято решение в дальнейшем возложить обязанности по сохранению существования ордена на них. Законом от 26 мая 1999 года было постановлено учредить Национальный совет коммун «Соратник Освобождения», на правах юридического лица. Закон должен был вступить в силу в тот момент, когда Совет ордена Освобождения не сможет собраться в числе 15 кавалеров. Таковой момент наступил в 2012 году и Национальный совет коммун начал свою деятельность с 16 ноября 2012 года. Совет ордена и канцелярия были упразднены, а канцлер ордена был назначен национальным делегатом в Национальный совет коммун.

Новому совету были переданы все функции бывшего Совета ордена, главной из которых является увековечение и передача будущим поколениям памяти об ордене Освобождения и его кавалерах, о награждённых медалью Сопротивления и обо всех участниках движения Сопротивления.

Также на Совет возлагаются обязанности по поддержанию функционирования музея ордена Освобождения, сохранению архивов ордена, организации памятных церемоний, моральному и материальному поддержанию кавалеров и членов их семей.

Национальный совет коммун «Соратник Освобождения» состоит из:

• мэров всех пяти коммун, причисленных к ордену Освобождения (Нант, Гренобль, Париж, Васье-ан-Веркор, Иль-де-Сен),
• всех живых кавалеров ордена Освобождения,
• национального делегата, назначаемого на 4 года Президентом Франции.

Председательство в Совете осуществляют совместно национальный делегат и один из мэров, меняемых ежегодно. Совет состоит в ведении министра юстиции Франции.

Декретом от 14 ноября 2012 года было утверждено положение о Национальном совете коммун и подведомственных ему учреждений. Этим же декретом права юридического лица и активы были переданы от ордена Освобождения Совету коммун.

Знаки ордена

Знак ордена носит название Крест Освобождения (фр. Croix de la Libération). Знак бронзовый в виде прямоугольного гладкого щита высотой 33 мм и шириной 30 мм. Щит рассечён мечом (длиной 59 мм и шириной 7 мм), рукоятью вверх. С лицевой стороны меч обременён лотарингским крестом, покрытым чёрной эмалью. С оборотной стороны надпись на латыни, в 4 строки: «PATRIAM SERVANDO VICTORIAM TULIT» («Службой Родине одержит Победу»). Знак через прямоугольную скобу, проходящую сквозь рукоять меча, крепится к орденской ленте.

Лента ордена тёмно-зелёная с чёрными полосками (чёрный — в знак траура по угнетённой Франции, зелёный — в знак надежды на освобождение), шириной 37 мм. В первом варианте полоски, шириной 2 мм, располагались по диагонали. В августе-сентябре 1942 года был принят новый вариант ленты — с вертикальными полосками, двумя широкими (5 мм) по краям и двумя узкими (1 мм) ближе к центру, в 15 мм друг от друга.

Цепь ордена предназначалась только для генерала де Голля, Великого магистра ордена. Была изготовлена в 1945 году и торжественно вручена магистру 31 августа 1947 года. Цепь, диаметром 36 см, состоит из девяти широких золотых колец и десяти лотарингских крестов, покрытых зелёной эмалью. К цепи крепится овальный медальон (53×69 мм), покрытый чёрной эмалью, на котором изображён знак ордена (Крест Освобождения) в сиянии. Медальон крепится к цепи через полукруглую ленту с девизом ордена, пронзённую двумя перекрещенными мечами рукоятями вверх. На кольцах цепи выгравированы названия территорий Французской Империи:

Герб Парижа

Герб Нанта

• Французская Экваториальная Африка — Новые Гебриды
• Океания — Гвиана
• Сомали — Реюньон
• Северная Африка — Антильские острова
• Новая Каледония — Камерун
• Индия — Левант
• Мадагаскар — Сен-Пьер и Микелон
• Французская Западная Африка — Индокитай
• Франция

После смерти Великого магистра цепь была помещена в музей ордена Освобождения.

Первые знаки ордена изготавливались Домом Пинчес, лондонским филиалом фирмы Картье. После прибытия ордена в Париж знаки ордена изготавливались на Парижском монетном дворе.

Знаки ордена Освобождения запечатлены в городских гербах Парижа и Нанта.

Литература

• Henri Weill. Les Compagnons de la Libération: résister à 20 ans. — Toulouse: Privat, 2006. — 332 p. — ISBN 978-2-7089-4428-2.
• André Damien. Les ordres de chevalerie et les décorations. — Paris: Mémoire & Documents, 2002. — 185 p. — ISBN 2-914611-05-6.
• Jean Simon. L’Ordre de la Libération. — Paris: Plon, 1996.
• Michelle Michel. Cinquantenaire de l’Ordre de la Liberation. — Paris: Musée de l’Ordre de la Libération, 1990. — 697 p. — ISBN 2-950519-10-5.
• Pierre Miquel. Compagnons de la Libération. — Paris: Denoël, 1995. — 345 p. — ISBN 2-207240-28-2.
• Афонькин С. Ю. Всё о самых знаменитых орденах мира. — СПб.: ООО «СЗКЭО», 2008. — 256 с. — ISBN 978-5-9603-0085-8.
• Потрашков С. В., Лившиц И. И. Награды Второй мировой войны. — М.: Эксмо, 2008. — 304 с. — ISBN 978-5-699-29296-7.

Ссылки

• [www.ordredelaliberation.fr Ordre de la Libération.] Официальный сайт ордена Освобождения.  (фр.)
• [www.ordredelaliberation.fr/fr_doc/liste_compagnons.pdf Liste des Compagnons de la Libération /Список кавалеров ордена Освобождения] (фр.). Site de l’Ordre de la Libération. Проверено 11 января 2014.
• [www.ordredelaliberation.fr/fr_doc/4_1_2_2.php Список ныне живых кавалеров ордена Освобождения]  (фр.)
• [www.ordredelaliberation.fr/fr_doc/liste_biographie.html Биографии кавалеров ордена Освобождения]  (фр.)
• [www.france-phaleristique.com/ordre_liberation.htm Ordre de la Libération] (фр.). «France phaleristique». Проверено 7 января 2014.

Награды   Франция   Вторая мировая война

Отрывок, характеризующий Орден Освобождения (Франция)

Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.