Орден Подвязки Ивана Грозного

Подвеска из Оружейной палаты

Подвеска со святым Георгием. к. XVI — н. XVII вв.

Золото, драгоценные камни, металл, жемчуг, эмаль. 6,3 × 9,1 см

Оружейная палата, Москва

«Орден Подвязки Ивана Грозного», на самом деле Подвеска со святым Георгием — украшение, хранящееся в Оружейной палате Московского Кремля, долгое время считавшееся английским орденом Подвязки, подаренным царю Ивану Грозному королевой Елизаветой Тюдор.

Описание

Стилистически подвеска относится к эпохе позднего Ренессанса (под влиянием маньеризма). Возможно, она выполнена в Западной Германии в конце XVI — начале XVII вв. в стиле подвесок нидерландского ювелира Эразмуса Хорника (работал при дворе императора Рудольфа II). Необычна иконография «дракона» — это треглавое чудовище с женской головой в папской тиаре. Это — знак того, что она создавалась протестантом в период Реформации во время борьбы с папством (см. Вавилонская блудница). Также любопытно, что Георгий не одет в доспехи.

«Знак представляет собой литое скульптурное изображение св. Георгия верхом на коне, поражающего копьём трёхглавого дракона с головой грифона в центре, мужским и женским лицами справа и слева. Св. Георгий облачён в плотно облегающую ярко-красную рубашку, без головного убора, с обнажёнными ногами. Аналогичная по ювелирному исполнению фигурка святого Георгия на коне, поражающего трёхглавого дракона, но, очевидно, прикреплённая к более поздней пластине, хранится в Золотой сокровищнице Украины» .

История

Английский орден Подвязки, основанный в 1348 году королём Эдуардом III, во 2-й половине XV века при короле Генрихе VII получил знак ордена в виде подвески с изображением святого Георгия и дракона (дополнительно к более раннему знаку — матерчатой ленте-подвязке). Хранящаяся в Оружейной палате драгоценность с изображением аналогичного сюжета долгое время считалась именно таким предметом.

Легенда о том, что подобный орден был послан Ивану Грозному королевой Елизаветой, бытовала ещё до Великого посольства в Англию. Известна история о том, что царь сватался к королеве.

В 1757 году императрице Елизавете Петровне показывали драгоценность, которая считалась этим орденским знаком. В 1853 году эта вещь, уже ставшая легендарной, по приказу Николая I была передана из Московского Главного архива Министерства иностранных дел в Оружейную палату.

Разоблачение легенды

Основательней всего этим вопросом занимался Фёдор Андреевич Бюлер, директор Главного Архива МИД. В РГАДА сохранились 2 тома его переписки по вопросу изучения этого знака, которую он вёл с 1875 по 1890 годы. Бюлер проверил хранящиеся в архиве статейные списки посольств, запросил в Великобритании у главного герольда ордена Подвязки сведения о награждениях русских лиц. Ни русскими, ни английскими источниками не подтверждается награждение Ивана Грозного данным орденом. В списке кавалеров ордена первым русским награждённым значится император Александр I (всего их будет пятеро — Николай I, Александр II, Александр III, Николай II, великий князь Михаил Александрович).

История о пожаловании ордена царю основывалась, видимо, как утверждают современные исследователи, «на брошенной вскользь фразе Самуэля Коллинса — врача царя Алексея Михайловича, находившегося в России в 1659—1671 гг.». Описывая в своей книге, опубликованной в 1671 году в Лондоне, российский герб, Коллинз пишет, что на груди двуглавого орла изображён святой Георгий на коне, который, «как некоторые говорят, прибавлен с тех пор, как королева Елизавета прислала Ивану Васильевичу орден Подвязки». Все историки, включая И. Г. Спасского, писавшие о знаке из Оружейной палаты, аргументированно отвергали эту легенду, как не имеющую никакой исторической основы.

<center>Отец и сын Матвеевы

</div> </div>

Как гласит каталог музеев Кремля, «наиболее достоверная и подтверждённая архивными источниками версия происхождения подвески со св. Георгием в России связана с семьёй Артамона Матвеева (1625—1682)». Как гласят документы, подвеска была передана в 1726 году в Кабинет (затем в Коллегию иностранных дел) его сыном Андреем — который был послом в Англии в 1706-8 гг. Андрей Матвеев передал подвеску в качестве знака ордена, присланного его отцу английским королём Карлом II с посольством. Как он пишет в своей «Записке», прилагавшейся к вложению, за поддержку короля в годы изгнания и за «вспоможение к наследствию и к получению той же Англинской короны». Андрей продолжает, что поскольку при царском дворе ещё не было обычая носить орденов, то это знак «честно без ношения содержан был в доме его господина Матвеева»..

К. Калайдович в «Сыне отечества» (1814) считает это утверждение сомнительным. Бюлер после переписки с Лондоном выяснил, что ни Матвеева, ни даже царя Алексея Михайловича в списке кавалеров ордена нет. В своём черновике статьи он приходит к выводу, что данная драгоценность — не пожалованный знак ордена, а, возможно — просто подвеска, купленная в Лондоне у одного из местных ювелиров Андреем Матвеевым. Это подтверждает иконография — в традиционном знаке ордена дракон должен быть одноглавым. В опубликованной же статье Бюлер выдвигает ещё одну версию: в 1600—1601 годах драгоценность мог купить российский посланник Микулин. (В свою версию он пытается вписать наличие в Оружейной палате также статута ордена — быть может, кто-то из русских послов мог скопировать его из любопытства, хотя Матвеев о нём не упоминает в своей «Записке»).

Возможно, Андрей Матвеев выдумал эту историю с целью более возвеличить имя своего отца, много претерпевшего, как награждённого таким почётным орденом. «В любом случае, представляется, что подвеска со святым Георгием, поражающим трёхглавого дракона, была воспринята в России в качестве знака ордена Подвязки не случайно, так как время её появления, а также появление копий статутов ордена Подвязки, связано с созданием в конце XVII века Российской наградной системы».

Между тем В. А. Дуров, в статье «Награждение высшими орденами как элемент межгосударственного этикета», говорит о награждении Артамона Матвеева, как о факте. Это обосновывается тем, что «После казни Кромвелем короля Карла I в России были уничтожены все привилегии, данные раньше англичанам, и приняты другие меры, которые в той или иной мере помогли возвращению короны сыну казненного, восшедшему на престол под именем Карла II. Активную роль при этом сыграл бывший „при управлении чужестранных дел“ Артамон Матвеев.»

Напишите отзыв о статье "Орден Подвязки Ивана Грозного"

Примечания

Литература

• Гаврилова Л. М [old.kreml.ru/ru/science/conferences/2003/Russia-Britain/thesis/Gavrilova/ Знак ордена Подвязки из Оружейной палаты — легенды и реальность] // Россия — Британия. К 450-летию установления дипломатических отношений и торговых связей : Тез. докл. междунар. науч. конференции. — М., 2003.
• Калайдович К. Нечто об ордене Подвязки, бывшем будто бы у боярина Матвеева // Сын отечества. — СПб., 1814. — Т. 11, № 1.
• Бюлер Ф. Статут и знак ордена Подвязки в Московской Оружейной Палате // Сборник Московского главного архива МИД. — М., 1893.

Отрывок, характеризующий Орден Подвязки Ивана Грозного

Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voila l'avantage d'etre pere. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.