Орден Подвязки

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Орден подвязки»)
Перейти к: навигация, поиск
Благороднейший орден Подвязки
Оригинальное название

The Most Noble Order of the Garter

Девиз

Honi Soit Qui Mal y Pense

Страна

Великобритания
Англия

Тип

рыцарский орден

Статус

вручается

Статистика
Дата учреждения

23 апреля 1348

Благороднейший орден Подвя́зки (англ. The Most Noble Order of the Garter) — высший рыцарский орден Великобритании. Является одним из старейших орденов в мире.

Всего по уставу рыцарей ордена Подвязки не может быть больше 24 человек, помимо монарха, принца Уэльского, членов королевской семьи и иностранных монархов[1].

По уставу монарх лично выбирает 24 члена ордена, не консультируясь с министрами[1]. Другие члены королевской семьи и иностранные монархи, как правило, становятся младшими членами ордена.

По мере ухода из жизни старых орденоносцев монарх награждает новых. Обычно его решение становится достоянием общественности 23 апреля, в день святого Георгия.

В июне новоизбранные рыцари и дамы участвуют в процессии в Виндзорской крепости, где им вручается церемониальная подвязка и звезда — символ ордена.





История

Учрежден королём Эдуардом III 23 апреля 1348 года во славу Бога, Пресвятой Девы и св. мученика Георгия, покровителя Англии, с целью «соединить некоторое число достойных лиц для совершения добрых дел и оживления военного духа».

  • Существует ряд легенд о происхождении ордена, известнейшая связана с графиней Солсбери. Во время танца с королём она уронила подвязку и окружающие засмеялись, король же поднял подвязку и повязал её на собственную ногу со словами: фр. «Honi soit qui mal y pense» (наиболее точный перевод: «Пусть стыдится подумавший плохо об этом»), ставшими девизом ордена.
  • Согласно иному преданию, ещё в конце XII века Ричарду I во время крестового похода, явился Св. Георгий и указал завязать подвязки на ногах его рыцарей.

Большинство британских орденов являются общими для всего Соединённого Королевства, за исключением ордена Подвязки, который является чисто английским. Его эквивалент в Шотландии — орден Чертополоха, существующий с 1687 года, в Ирландии — орден Святого Патрика, существовавший с 1783 года (после обретения независимости Ирландией им перестали награждать и последний его кавалер умер в 1974 году).

Количество членов ордена ограничено — ими являются суверен ордена (монарх) и не более 24 компаньонов (Companions). Компаньонами могут быть как рыцари (Knights Companions), так и леди (Ladies Companions).

Дополнительными (Supernumerary) участниками ордена могут становиться также члены британской королевской семьи и иностранные монархи.

Членство в ордене предоставляется лично сувереном (членство в других британских рыцарских орденах обычно присваивается по представлению премьер-министра). В 1946 году премьер-министр Клемент Эттли, по согласованию с лидером оппозиции Уинстоном Черчиллем, вернул королю исключительное право назначения новых членов, в целях деполитизации ордена.

При вступлении в орден участник обязуется выполнять все условия ордена, главнейшим из которых является защита суверена ордена.

В истории ордена Подвязки известны случаи исключения рыцарей за несоблюдение условий организации. Так например 13 мая 1915 года были лишены ордена Подвязки восемь иностранных рыцарей из государств-противников Великобритании в Первой мировой войне, в том числе австрийский император Франц Иосиф I (754-й рыцарь), германский император Вильгельм II (767-й рыцарь) и Эрнст Август II Ганноверский (769-й рыцарь). Во время Второй мировой войны в 1940 году из ордена был исключён король Италии Виктор Эммануил III, а в 1941 году — император Японии Хирохито (восстановлен в 1971 году).

Список рыцарей — основателей ордена Подвязки

Было 25 рыцарей-основателей, ставших кавалерами ордена Подвязки в 1348 году[2]:

Русские кавалеры ордена

В России рыцарями ордена Подвязки становились:

Не имеет под собой оснований легенда о том, что королева Елизавета Тюдор пожаловала орден Ивану Грозному. То украшение, которое хранилось в Оружейной палате как орден Подвязки Ивана Грозного, не имеет к английской награде никакого отношения.

Пётр I, согласно ряду указаний, отказался от ордена Подвязки, пожалованного ему королём Англии, поскольку счёл, что это превращало его в подданного британской короны, и учредил орден Святого апостола Андрея Первозванного.

Знаки ордена

Символом ордена является лента из темно-синего (почти чёрного) бархата с вытканной золотом каймой и золотой надписью: «Honi soit qui mal y pense» — «Да стыдится тот, кто подумает об этом дурно»; её носят ниже левого колена и прикрепляют золотой пряжкой (женщины носят её на левой руке). В современном французском языке первое слово девиза пишется как «honni», но на ленте сохранена орфография времени создания ордена. Подвязка надевается в протокольных случаях.

Знак ордена двух типов, для ношения на орденской цепи и для ношения на чрезплечной ленте.

Знак ордена для ношения на орденской цепи представляет собой изображение в цветных эмалях святого Георгия на коне, поражающего копьём крылатого змия (дракона). Знак ордена крепится к орденской цепи, состоящей из чередующихся звеньев в виде Розы Тюдоров в окружении Подвязки, в виде двух витых шнуров. Количество звеньев 25 каждого вида (по числу кавалеров ордена).

Знак ордена для ношения на чрезплечной ленте представляет собой овальный медальон в виде свёрнутой кольцом подвязки, внутри которой изображение святого Георгия на коне, поражающего копьём крылатого змия (дракона). Ранние знаки ордена покрывались цветной эмалью и украшались драгоценными камнями. Знак ордена крепится к банту чрезплечной муаровой ленты синего цвета.

Звезда ордена серебряная восьмиконечная. В центре крест святого Георгия красной эмали в окружении свёрнутой кольцом подвязки синей эмали.

Современные кавалеры ордена

Рыцарями ордена Подвязки являются члены королевской фамилии: герцог Эдинбургский — супруг королевы, наследный принц Чарльз, посвященный в рыцари Подвязки в 1968 году, принцесса Анна, принц Уильям. Из иностранных монархов ордена удостоились король Норвегии Харальд V, королева Дании Маргрете II, король Испании Хуан Карлос I и император Японии Акихито.

В числе рыцарей ордена числились в 2005 году бывшие премьер-министры Великобритании Эдвард Хит, баронесса Тэтчер и Джон Мейджор, а также баронесса Соумс — дочь сэра Уинстона Черчилля.

Напишите отзыв о статье "Орден Подвязки"

Примечания

  1. 1 2 [web.archive.org/web/20061016235112/www.parliament.uk/commons/lib/research/notes/snpc-02832.pdf THE MOST NOBLE ORDER OF THE GARTER]PDF (англ.)
  2. Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — С. 608—609. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.
  3. [www.heraldica.org/topics/orders/garterlist.htm List of the Knights of the Garter] (англ.)
  4. [www.royal.gov.uk/pdf/Garter/Garter%202013%202.pdf LIST OF MEMBERS OF THE MOST NOBLE ORDER OF THE GARTER]PDF (англ.)

Литература

  • Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.

Ссылки

  • [www.royal.gov.uk/MonarchUK/Honours/OrderoftheGarter/OrderoftheGarter.aspx Order of the Garter] (англ.) — Официальный веб-сайт Британской монархии
  • [www.heraldica.org/topics/orders/garterlist.htm Полный список кавалеров ордена с 1348 года] (англ.)

Отрывок, характеризующий Орден Подвязки

До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.