Ордоньо II

Ордоньо II исп. Ordoño II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Рисунок X—XI вв. из Сантьяго-де-Компостелы</td></tr>
Король Галисии
910 — 924
Предшественник:	новое образование
Преемник:	Фруэла II
Король Леона
914 — 924
Предшественник:	Гарсия I
Преемник:	Фруэла II
Вероисповедание:	Христианство
Рождение:	ок. 873
Смерть:	924(0924)
Место погребения:	Леонский собор
Род:	Перес
Отец:	Альфонсо III Великий
Мать:	Химена Памплонская
Супруга:	1-я: Эльвира Менендес 2-я: Арагонта Гонсалес 3-я: Санча Наваррская
Дети:	сыновья: Санчо Ордоньес, Альфонс IV Монах, Рамиро II и Гарсия дочь: Химена

Ордо́ньо II (исп. Ordoño II) (ок. 873 — июнь 924) — король Галисии (910—914), король Леона и Галисии (914—924). Второй сын короля Астурии Альфонсо III Великого и Химены Памплонской, представитель династии Перес. Один из активнейших участников Реконкисты.

Биография

Король Галисии

В возрасте 8 лет Ордоньо был отдан своим отцом на воспитание Мухаммаду I ибн Луббу, главе муваладского клана Бану Каси. Этим шагом король Альфонсо III намеревался укрепить недавно заключённый союз между Астурией и мусульманскими правителями, оппозиционно настроенными к эмирам Кордовы. Проживая в Сарагосе, Ордоньо получил превосходное образование, основанное на синтезе двух культур, христианской и мусульманской. Однако после того как в конце 880-х годов отношения между Бану Каси и Астурией ухудшились, наследник астурийского престола возвратился на родину.

Около 892 году Ордоньо вступил в брак с Эльвирой Менендес, дочерью первого графа Коимбры Эрменегильду Гутерреша, самого могущественного аристократа Галисии. Это позволило Ордоньо заручиться поддержкой галисийской знати, которая будет ему верна до самой его смерти. Ещё при жизни Альфонсо III Ордоньо управлял Галисией как наместник отца и около 908 года лично возглавил поход на Севилью, во время которого разрушил бо́льшую часть её торгового пригорода Регель, захватил много пленных и богатую добычу.

Неизвестно точно, поддержал ли Ордоньо мятеж брата Гарсии, приведший к отречению от престола их отца, короля Альфонсо III. Проведённый в Луго 7 июня 910 года совет знати и иерархов Галисии, по предложению епископа Луго Рекареда призвал Ордоньо занять престол Галисии, на что тот в этот же день дал согласие. В хартии, данной по этому поводу королём Ордоньо и епископом Рекаредом, сказано, что новый король и вся галисийская знать признают своим верховным правителем короля Леона Гарсию I. Таким образом, во время своего правления в Галисии король Ордоньо являлся вассальным правителем по отношению к монарху королевства Леон. Став королём, Ордоньо продолжил войну с маврами. 19 августа 913 года 30 000-ое войско, состоявшее из жителей графства Португалия, во главе с Ордоньо II подошла к Эворе и в этот же день штурмом овладела городом, прорвавшись в город через слабоукреплённое место, где к стенам примыкала городская свалка. При этом был убит её правитель, Марван Абд аль-Малик, и 700 мусульманских воинов. 4 000 жителей были пленены и приведены в Галисию. Мусульманский хронист аль-Насир, описавший эти события, говорит: «Не было в аль-Андалусе для ислама от врага бедствия более оскорбительного и ужасного, чем это.». В 914 году Ордоньо совершил новый поход: взял крепость Альханхе, заставил правителя Бадахоса выплатить ему дань и возвратился обратно с большим полоном и добычей. В благодарность Богу за одержанные над врагами победы король Ордоньо и королева Эльвира, в присутствии всех епископов своего королевства, передали очень богатые дары базилике святого Иакова в Сантьяго-де-Компостеле, а также монастырю Сан-Мартин-Пинарио.

Король Леона

После смерти в январе 914 года своего старшего брата Гарсии I, Ордоньо II был приглашён леонской знатью занять престол королевства Леон. Однако во время недавнего похода на Бадахос король Галисии подхватил сильную лихорадку. Думая, что умирает (об этом он сам упоминает в хартии, данной епархии Мондоньедо), Ордоньо не спешил занять вакантный престол, но как только болезнь отступила, он дал согласие стать королём Леона. В декабре Ордоньо II прибыл в Сантьяго-де-Компостелу, где провёл государственный совет, на котором присутствовали все знатные светские и духовные лица обоих королевств. Здесь 12 епископов провели церемонию помазания Ордоньо на престол, а 12 декабря 914 года состоялась его коронация. Управление Галисией Ордоньо II возложил на графов, из которых первым был граф Коимбры. Чтобы заручиться поддержкой своего младшего брата, короля Астурии Фруэлы II, Ордоньо передал ему некоторые земли Леона. Столицей своего королевства Ордоньо II сделал город Леон.

Войны с маврами

Походы 915—916 годов

Летом 915 года Ордоньо II начал военные действия против мусульманского города Мериды. Выступив из Саморы, королевское войско в 60 000 воинов, как говорят христианские хроники, захватило Медельин и Кастелло-де-ла-Кулебру (арабский Калат ал-Ханаси), а затем встало лагерем около Мериды, начав разорять пригороды города. Вскоре о своём подчинении королю Леона заявили вали этого города, а также правитель Бадахоса, которые обязались выплачивать дань Ордоньо и освободить всех леонских пленников, бывших в их владениях. Войско христиан вновь дошло до Эворы и возвратилось домой с богатой добычей и пленными. В благодарность Богу за помощь в победе над мусульманами Ордоньо II передал епархии Леона свой королевский дворец, который был перестроен в собор Санта-Мария-де-Леон и стал кафедральным храмом города. Ранее главным храмом Леона была небольшая церковь Сан-Педро-де-Леон, располагавшаяся за стенами города. С этого времени Леон стал наиболее важной епархией и главным христианским центром всего королевства.

В 915 году состоялось заключение направленного против Кордовского эмирата союза между королём Леона Ордоньо II и королём Наварры Санчо I Гарсесом. В этом же году короли совершили закончившийся безрезультатно совместный поход на Туделу.

В 916 году Ордоньо II вновь совершил поход против Мериды, разграбил и опустошил её пригороды из числа тех, которые уцелели после его предыдущего похода, и разбил отряд, посланный эмиром Кордовы Абд ар-Рахманом III в помощь городу, пленил его военачальника и привёл того в Леон. В ответ Абд ар-Рахман III направил в набег на королевство Леон войско во главе с Ахмадом ибн Мухаммадом ибн Аби Абдом, которое выступило из Кордовы 15 июня 916 года и вскоре возвратилось, захватив богатую добычу и не понеся больших потерь.

Битва при Сан-Эстебан-де-Гормасе

На следующий год Ордоньо совершил удачный набег на Талаверу. Для того, чтобы противостоять постоянным нападениям христиан, для похода на Леон эмиром Абд ар-Рахманом было собрано новое большое войско мусульман, в состав которого входили отряды не только из Испании, но и из Африки. Во главе войска стояли Ахмад ибн Мухаммад ибн Аби Абд и аль-Хулит Абулхабат. Выступив из Кордовы 2 августа 917 года, мавры 1 или 2 сентября подошли к реке Дуэро, разграбив и разрушив все попавшиеся на их пути поселения христиан. Они разбили лагерь около Сан-Эстебан-де-Гормаса, в местечке Кастельрамос, и начали осаду города, но 4 сентября неожиданно были атакованы леонско-наваррским войском во главе с королём Ордоньо II. В результате внезапности удара мавры не смогли оказать христианам достойного сопротивления: множество мусульман погибло (в том числе Ахмад ибн Мухаммад ибн Аби Абд), преследование побеждённых продолжалось до самых границ Леона. Христианские хроники говорят, что «на поле боя тел мавров было больше, чем звёзд на небе», и весь путь до Атьенсы и Паракуэльяса, по которому отступали мавры, был усеян их трупами. Аль-Хулит Абулхабат был среди захваченных в плен. Его, по приказу Ордоньо, казнили, а голову выставили на крепостной стене Сан-Эстебан-де-Гормаса рядом с головой дикого кабана. Такая значительная победа над маврами настолько сильно подняла авторитет Ордоньо II среди испанских христиан, что графы Кастилии, до того бунтовавшие против короля, были вынуждены с ним примириться и просить его защиты от нападений мавров.

Походы 918—920 годов

В конце весны 918 года Ордоньо II и Санчо I Гарсес совершили совместный поход на Нахеру, к которой они прибыли в начале июня и безуспешно осаждали её в течение 3-х дней. Потом они дошли сначала до Туделы, затем до Моркуеры и Тарасоны, разграбили пригороды Вальтьерры и отвоевали у мусульман из Бану Каси Арнедо и Калаорру. Эмир Кордовы Абд ар-Рахман III незамедлительно выслал войско: 8 июля из Кордовы выступила мусульманская армия под командованием Бадра ибн Ахмада, который дошёл до Мутонии (неизвестное место около Сории или Сеговии), где нанёс леоно-наваррскому войску поражения в 2-х сражениях — 14 и 16 августа. Несмотря на то, что в обеих битвах мавры понесли большие потери, известие об этих победах было отпраздновано в Кордове с особой торжественностью.

Не желая мира, Ордоньо II вновь собрал войско и в октябре 919 года двинулся к владениям мусульман, однако Абд ар-Рахман III заранее выслал к границе войско под командованием своего родственника Исхака ибн Мухаммада аль-Марвани, что заставило короля Леона, так ничего и не сделав, повернуть назад.

Битва при Вальдехункере

В следующем году эмир Кордовы объявил христианам священную войну и провёл общую мобилизацию. Войско мусульман, в котором были отряды не только из Испании, но и из Африки, собралось в Кордове и 4 июня 920 года выступило в поход. Впервые с момента своего вступления на престол Абд ар-Рахман III лично принял командование войском. Войско мавров прошло до Каракуэля (на реке Гвадиана), затем через Толедо, Гвадалахару, Арахуэс и Сигуенсу дошло до Мединасели (5 июля), располагавшегося на границе с владениями христиан. Здесь Абд ар-Рахман III выделил часть своего войска для нападения на Кастилию. Вторгнувшись в пределы графства, мусульмане 8 июля захватили Осму, после чего в лагерь эмира прибыли несколько знатных кастильцев с просьбой о мире, обещая со своей стороны признать себя вассалами Кордовского эмирата. Однако Абд ар-Рахман отверг их предложение. Продолжая поход в Кастилию, мавры 9 июля взяли Сан-Эстебан-де-Гормас (его гарнизон бежал в горы, город был разграблен, а замок разрушен), 10 июля атаковали столицу графства город Бургос, а 11 июля взяли и разрушили крепость Клунию. Здесь Абд ар-Рахман III изменил свои планы, решив нанести основной удар не по королевству Леон, а по Наварре. 15 июля войско мавров двинулось к Туделе, которую осаждал Санчо I Гарсес. Прибыв к городу 19 июля, Абд ар-Рахман заставил короля Наварры снять осаду. Для преследования Санчо I эмир выделил большой отряд конницы, назначив командовать им вали Туделы Мухаммада ибн Лубба из Бану Каси. Следуя за отступающим королём Наварры, мавры 21 июля взяли Калаорру, а 22 июля — крепость Каркар. Основные силы мусульман во главе с Абд ар-Рахманом III двигались следом. 24 июля король Санчо I Гарсес предпринял неудачную попытку атаковать лагерь авангарда мавров, но, потеряв много воинов, был вынужден укрыться в Арнедо. Здесь на следующий день он соединился с прибывшим к нему на помощь королём Леона Ордоньо II.

Двигаясь по направлению к Памплоне, мавры подошли к Вигере, разгромили здесь один из отрядов союзников, а затем, прибыв к Муэсу, разбили лагерь в близлежащей долине Вальдехункера. Первоначально леоно-наваррское войско занимало удобные позиции на окрестных возвышенностях, но потом, по непонятным причинам, спустилось в долину, где атаковало превосходившие по численности силы мавров. 26 июля 920 года в сражении при Вальдехункере Абд ар-Рахман III нанёс христианам сокрушительное поражение. Множество из них погибло; пленных мавры почти не брали, кроме самых знатных, среди которых оказались епископ Туя Эрмоигио и епископ Саламанки Дульсидио II. Короли Леона и Наварры бежали с поля боя в близлежащие горы.

Остатки леоно-наваррского войска отступили в крепости Муэс и Вигера. Муэс, где укрылось более 1 000 христианских воинов, 29 июля был взят маврами, а все находившиеся здесь христиане по приказу Абд ар-Рахмана III были обезглавлены. Оставшиеся без защиты поселения Наварры были разорены, но Памплона нападению подвергнута не была. 31 июля мусульмане взяли последнюю пограничную наваррскую крепость, Вигеру, после чего двинулись в обратный путь. Захваченной добычи было так много, что часть её пришлось сжечь, чтобы она не сковывала движение войска. Казнив всех пленных и оставив в захваченных крепостях мусульманские гарнизоны, Абд ар-Рахман III 2 сентября торжественно вступил в Кордову, выставив на улицах столицы эмирата, в знак своей победы, сотни голов убитых христианских воинов. Битва при Вальдехункере стала одним из самых значительных поражений христиан за всю историю Реконкисты.

Король Ордоньо II обвинил в поражении от мусульман кастильских графов, которые отказались прибыть к нему со своими войсками, и объявил о лишении Фернандо Ансуреса титула графа Кастилии. В ответ кастильские графы собрались в Бургосе и начале готовить мятеж. Узнав об этом, Ордоньо II пригласил их на переговоры в селение Техарес (на реке Каррион). Здесь, прибывшие на переговоры графы Нуньо Фернандес, Родриго Диас Аболмондар Албо и его сын Диего, а также Фернандо Ансурес, были арестованы. Согласно легенде, Аболмондар Албо и его сын были казнены, но сохранилась выданная ими в 924 году хартия, доказывающая, что они были прощены королём. Фернандо Ансурес, заключённый в тюрьму в городе Леоне, вскоре был освобождён. Новым графом Кастилии был поставлен полностью оправдавшийся перед королём Нуньо Фернандес.

Последние годы

В 921 году, несмотря на недавнее поражение, Ордоньо II вновь собрал войско и вторгся в Синтилию (в Гвадалахаре). Он взял и разрушил замки Сармалон, Элиф, Палмасес, Кастелльон-де-Хенарес, Магнанса и многие другие. Также христиане разрушили все мечети, встретившиеся на их пути. Согласно одной из испано-христианских хроник, леонское войско углубилось на территорию мусульман настолько, что находилось лишь на расстоянии одного дня пути от Кордовы (однако, вероятно, здесь хронист спутал Кордову с Толедо). Возвратившись 1 августа в Самору, Ордоньо II устроил торжества по случаю своей победы, во время которых неожиданно скончалась жена Ордоньо, королева Эльвира Менендес.

В конце лета 923 года, король Леона, по просьбе короля Санчо I Наваррского, совершил поход в Риоху и взял Нахеру. В это время сам король Наварры отвоевал Каркар, Калаорру и Вигеру, где захватил и казнил Мухаммада II ибн Абдаллаха, главу Бану Каси, и других знатных мусульман. Чтобы ещё больше укрепить союз с Наваррой, Ордоньо II женился на дочери короля Санчо I Гарсеса, Санче. Для этого Ордоньо пришлось развестись со своей второй женой, Арагонтой Гонсалес. Одновременно один из сыновей Ордоньо II, Альфонсо, вступил в брак с другой дочерью Санчо I Наваррского, Онекой.

Король Леона и Галисии Ордоньо II скончался в Саморе между январём и серединой июня 924 года, после 9 лет и 6 месяцев правления. Он был похоронен в соборе Санта-Мария-де-Леон в столице своего королевства. Когда в конце X века возникла угроза захвата Леона аль-Мансуром, тело Ордоньо было извлечено из могилы, перевезенов безопасное место, а после того как опасность миновала, вновь торжественно перезахоронено в этом же храме. Новым королём Леона и Галисии стал младший брат Ордоньо, король Астурии Фруэла II. Угрожая королевству Леон войной, он, проигнорировав наследственные права сыновей Ордоньо, соединил в своих руках все три христианских королевства — Леон, Галисию и Астурию.

Семья

Король Ордоньо II был женат 3 раза, но только в первом браке у него были дети.

• 1-й брак (с 892): Эльвира Менендес (около 880—8 сентября/8 октября 921), дочь графа Коимбры Эрменгильдо Гутьерреса и Эрмесинды Гатонис. Дети:

• Санчо I Ордоньес (около 895—16 августа 929) — король Галисии (926—929)
• Альфонс IV Монах (около 899—933) — король Леона (925—931)
• Рамиро II (около 900—951) — король Леона (931—951)
• Гарсия
• Химена

• 2-й брак (922—923): Арагонта Гонсалес (умерла в 956), дочь графа Гонсало Бетотиза и Терезы Эриз
• 3-й брак (923): Санча Санчес Наваррская (ранее 900—9 июня 952/26 декабря 955), дочь короля Наварры Санчо I Гарсеса и Тоды Аснарес.

Итоги правления

Ордоньо II был одним из активнейших королей Леона. Всё его правление прошло в войнах с мусульманами, во время которых он, несмотря на поражение в сражении при Вальдехункере в 920 году, сумел расширить территорию своего королевства.

Современники и ближайшие потомки очень высоко оценивали деятельность и личные качества этого монарха. Продолжение Хроники Альбельды говорит об Ордоньо как о короле, благоразумном на войне, милосердном к подданным, благочестивом и добром, знаменитом честностью в делах управления государством. Хроника говорит, что Ордоньо «не умел отдыхать», боясь, что досуг уменьшит его заботы о делах королевства.

Ордоньо II был человеком благочестивым и очень щедрым к Церкви. Его попечением было основано несколько монастырей, среди которых Сан-Педро-де-Карденья (920 год) и Санта-Колома-де-Нахера (923 год). Сохранилось значительное число дарственных хартий, данных Ордоньо различным монастырям и храмам.

Считая себя наследником славы и величия королей древнего государства вестготов, Ордоньо II стремился к укреплению и расширению своего королевства, беря за основу государственную систему Вестготского государства. Подобно некоторым другим монархам Астурии и Леона, Ордоньо использовал в своей официальной титулатуре титул Император всей Испании.

В испанской литературе Ордоньо II стал героем многих романцеро и кансон.

Литература

• Мюллер А. История Ислама. От мусульманской Персии до падения мусульманской Испании. — М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2004. — С. 894. — ISBN 5-17-022031-6.
• Корсунский А. Р. История Испании IX — XIII веков. — М.: Издательство «Высшая школа», 1976. — 239 с.
• Альтамира-и-Кревеа Р. История средневековой Испании. — СПб.: Издательство «Евразия», 2003. — 608 с. — ISBN 58071-0128-6.
• Historia de La Rioja. Edad Media. — Logroño: Edita Caja Rioja, 1983. — Т. II.

Ссылки

• [www.fmg.ac/Projects/MedLands/ASTURIAS,%20LEON.htm#_Toc111995039 Asturias & Leon, kings] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 9 января 2012. [www.webcitation.org/65kaiWdXB Архивировано из первоисточника 27 февраля 2012].
• [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/mittelalter/koenige/leon/ordogno_2_koenig_924.html Ordogno II.] (нем.). Genealogie Mittelalter. Проверено 9 января 2012. [www.webcitation.org/669yi2ant Архивировано из первоисточника 14 марта 2012].
• Анонимные авторы. [kuprienko.info/las-cronicas-de-la-espana-medieval-reconquista-chronicon-de-cardena-los-anales-toledanos-al-ruso/ Испанские средневековые хроники: Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III.]. www.bloknot.info (А. Скромницкий) (24 августа 2011). Проверено 9 января 2012. [www.webcitation.org/669l5ILzw Архивировано из первоисточника 14 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Ордоньо II

– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.