Оренбургские французы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оренбургские французы
Язык

русский

Религия

в большинстве случаев — христиане:

Родственные народы

французы, русские

Оренбургские французы — субэтносК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3225 дней], этнические французы, жившие на территории Оренбурга, и их прямые потомки. Потомки осевших среди Оренбургских казаков французских военнопленных времен Отечественной войны 1812 года, принятых в российское подданство и приписанных к Оренбургскому казачьему войску[1].

Такова например судьба П. К. Делоне, с 1850 по 1853 годы бывшего старшим врачом Симбирских больничных заведений. Или Дезире д’Андевиля, чей сын — генерал от инфантерии и Наказной атаман Уральского казачьего войска Виктор Дандевиль — был одним из немногих, кто сохранил имя на французский манер. В отличие от немцев (вестфальцев и вюртембержцев), полностью оказаченных, но помнивших о своих германских корнях, большинство французов полностью обрусели уже во втором поколении, и, например, потомки француза Ларжинц стали Жильцовы.

В феврале 1813 года, когда война ещё продолжалась за пределами России, в Оренбургской губернии отбывали срок 2 штаб-офицера, 49 обер-офицеров, 1527 нижних чинов и даже две женщины. Всего — 1580 человек. К этой же дате умерло 325 иностранцев.

В конце 1815 года в городе Верхне-Уральск первые пятеро пленных подали прошение о вступлении в российское подданство. Их звали: Антуа́н Берг, Шарль Жозе́ф Буше́н, Жан Пьер Бикело́н, Антуа́н Викле́р, Эдуа́р Ланглуа́. Они были причислены к казакам Оренбургского войска.

Немного позднее в казаки был записан ещё один пленный француз — офицер Жан Жандр, который проживал в крепости Кизильской. П. Л. Юдин в книге «Ссыльные 1812 года в Оренбургском крае» (1896 г.) пишет: «В Оренбургском казачьем войске в настоящее время насчитывается 48 человек потомков пленных воинов „Великой Армии“ Наполеона, и сохранились в полной неприкосновенности, не переиначенными только две фамилии французских — Жандр и Ауц. А вот сын Якова Ивановича Жандр Иосиф Яковлевич известен в Кизильском районе уже под фамилией Жандров. Видимо в 20-е годы ХIХ столетия небезопасно было носить иностранную фамилию Жандр и было добавлено окончание „ов“, что было логично, как Жандров сын».

Оказачившихся бывших французов на самом деле было более трёх тысячК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3225 дней], а не около 100, как указывалось в официальных документах. К началу ХХ века в Оренбургском войске всё ещё числилось больше 200 «наполеоновских» казаков[2].

Напишите отзыв о статье "Оренбургские французы"



Примечания

  1. [adjudant.ru/captive/hom08.htm Хомченко С. Н. Военнопленные армии Наполеона в Оренбургской губернии]
  2. [chelyabinsk.bezformata.ru/listnews/cherez-mnogo-let/7649719/ Потомки в начале 20 столетия]

Ссылки

  • [orenlit.ru/tvorchestvo/v-zerkale-istorii/voennoplennyie-velikoy-armii-v-orenburgskoy-gubernii-1812-%E2%80%93-1814-gg.html Военнопленные в Оренбуржье]
  • [www.proza.ru/2012/10/03/1500 Казак Жандр]

Отрывок, характеризующий Оренбургские французы

Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.