Ореховка (Гродненская область)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Деревня
Ореховка
белор. Арэхаўка
Страна
Белоруссия
Область
Гродненская
Район
Сельсовет
Координаты
Прежние названия
Нароты
Площадь
0,4100 км²
Высота НУМ
166[1] м
Население
121 человек (1999)
Часовой пояс
Телефонный код
+375 1592
Почтовый индекс
231044[2]
СОАТО
4 256 824 051
Показать/скрыть карты

Оре́ховка (белор. Арэ́хаўка, польск. Naroty) — деревня в Сморгонском районе Гродненской области Белоруссии.

Входит в состав Коренёвского сельсовета[3].

Расположена в центральной части района. Расстояние до районного центра Сморгонь по автодороге — около 3,5 км, до центра сельсовета деревни Корени по прямой — чуть более 1,5 км. Ближайшие населённые пункты — Затишье, Корени, Сморгонь[4]. Площадь занимаемой территории составляет 0,4100 км², протяжённость границ 7350 м[5].

Согласно переписи население деревни в 1999 году насчитывало 121 человек[6].

Вдоль северной границы Ореховки проходит автодорога республиканского значения Р63 БорисовВилейкаОшмяны[7].

Напишите отзыв о статье "Ореховка (Гродненская область)"



Примечания

  1. [www.fallingrain.com/world/BO/00/Naroty2.html Высота над уровнем моря]
  2. [zip.belpost.by/street/orehovka-grodn-smorgonskiy-korenevskiy Почтовый индекс деревни Ореховка]
  3. Справочник населённых пунктов Беларуси (СОАТО)
  4. Лист карты N-35-53 Сморгонь. Масштаб: 1 : 100 000. Состояние местности на 1983 год. Издание 1986 г.
  5. [www.pravo.by/main.aspx?guid=3871&p0=D912r0054563&p1=1 РЕШЕНИЕ СМОРГОНСКОГО РАЙОННОГО СОВЕТА ДЕПУТАТОВ 8 ноября 2012 г. № 120]
  6. По результатам переписи населения 1999 года. Источник данных — «Демографическая ГИС сельского населения Республики Беларусь».
  7. Перечень автомобильных дорог с несущей способностью дорожной одежды 10 тонн и 6 тонн на ось по Сморгонскому ДРСУ 134

Ссылки

  • [smorgon.gov.by/ru Сморгонский райисполком]



Отрывок, характеризующий Ореховка (Гродненская область)

– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.