Оржицкий, Николай Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Николай Николаевич Оржицкий (11 июля 1796 — 1 января 1861) — декабрист, участник восстания на Сенатской площади.



Биография

Родился 11 июля 1796 года. Незаконный сын графа Петра Кирилловича Разумовского, мать — Александра Васильевна Деденева (урожденная Разумовская). Отец добился для своего первенца дворянства, дал ему превосходное воспитание, знание языков, знакомство с музыкой. Воспитывался в Санкт-Петербурге, в иезуитском пансионе, пансионах Мейера, Жирардена, в петербургской губернской гимназии и в пансионе Жакино. Усовершенствовался и старался в изучении математики и словесности. Умел читать и писать по-русски, французски и немецки.

Оржицкий предпочел тот род службы, которого избегали первые Разумовские. События Отечественной войны 1812 года приводят его в армию. 21 июля 1813 года Оржицкий вступил юнкером в Ахтырский гусарский полк. Участвовал в заграничных походах 1813—1815 годов (Лейпциг, Фридрихсдорф[что?], Фер-Шампенуаз). 14 марта 1819 года в связи с болезнью уволен с военной службы в звании штабс-ротмистра.

В декабре 1825 года находился на совещании у Рылеева. Был арестован, осужден по IX разряду, приговорён к лишению чинов и к ссылке.

В 1843 году получил разрешение приезжать в Петербург. В 1856 году освобождён от прежних ограничений и восстановлен в звании дворянина.

Напишите отзыв о статье "Оржицкий, Николай Николаевич"

Ссылки

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_o/orzhicky.html Оржицкий Николай Николаевич]

Отрывок, характеризующий Оржицкий, Николай Николаевич

– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».