Оркестр Страрама

Оркестр Страрама (фр. Les Concerts Straram) — французский оркестр, созданный в 1926 году дирижёром Вальтером Страрамом и просуществовавший до его смерти в 1933 году.

Несмотря на то, что наиболее часто исполняемыми оркестром авторами были Вольфганг Амадей Моцарт и Клод Дебюсси, программы Страрама отличались, прежде всего, значительным вниманием к новейшей музыке. Оркестр исполнил мировые премьеры Африканских танцев (1928) Эйтора Вилла-Лобоса, Симфонии для органа с оркестром Марселя Дюпре (1929, солировал автор), Пассакальи и жиги (1931) Жозефа Йонгена, Партиты для фортепиано с оркестром (1927), «Скарлаттианы» для фортепиано с оркестром (1928) и Римского концерта для органа с оркестром (1929) Альфредо Казеллы, Итальянского концерта для скрипки с оркестром (1928) Марио Кастельнуово-Тедеско, Поэмы для валторны с оркестром (1927) Шарля Кёклена, Первой симфонии (1928) Поля Ле Флема, «Литургической сонаты» для оркестра и хора (1930) Артура Лурье, Симфонического аллегро (1930) и Серенады (1931) Богуслава Мартину, «Забытых приношений» (1930) Оливье Мессиана, Концерта для альта с оркестром (1931) Дариуса Мийо, Пяти детских пьес (1929) Хоакина Родриго, Концерта для малого оркестра (1927) Альбера Русселя, Симфонической увертюры (1927) Александра Тансмана, Концерта для органа с оркестром (1930) Пауля Хиндемита, Мистерии для виолончели с оркестром (1928) Александра Черепнина, «Утренних колоколов» (1927) Филиппа Ярнаха и многих других сочинений. Впервые в Париже прозвучали в исполнении оркестра Камерный концерт Альбана Берга (1928), Пять пьес (1929) Антона Веберна.

Помимо руководителя оркестра, за его пульт становились также Игорь Стравинский, в 1931 году записавший с ним Симфонию псалмов, Артуро Тосканини, выбравший его в 1933 году для своего первого выступления в Париже, Эмиль Купер, Оскар Фрид, Гжегож Фительберг. В качестве солистов с оркестром выступали пианисты Владимир Горовиц, Магда Тальяферро, Робер Казадезюс, Люсетт Декав, скрипачи Зино Франческатти (некоторое время игравший и в составе оркестра) и Жак Тибо, виолончелист Эммануэль Фойерман, альтист Морис Вьё, флейтист Марсель Моиз, арфистка Лили Ласкин.

Отрывок, характеризующий Оркестр Страрама

Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]