Орлеанский дом

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Орлеанская династия»)
Перейти к: навигация, поиск

Орлеанский дом — название некоторых ветвей дома Капетингов: в XV веке — династии Валуа, с XVII века — династии Бурбонов.

Графство Орлеанское — старинное владение французских королей — с 1344 года было несколько раз пожаловано младшим сыновьям королевского дома (с предоставлением титула герцога).





Первое создание

Первым герцогом Орлеанского дома был Филипп (13361375), 4-й сын короля Филиппа VI, не оставивший потомства.

Второе создание

После его смерти Карл VI отдал герцогство своему брату Людовику (1372—1407), родоначальнику Орлеанской ветви дома Валуа. Герцог Людовик, пользовавшийся расположением королевы Изабеллы, в 1404 году, вследствие слабоумия Карла VI, был назначен правителем государства. Своей расточительностью и тяжкими поборами он возбудил мятеж в Париже, во главе которого стал герцог Иоанн Бесстрашный. Людовик был убит, оставив, от брака с миланкой Валентиной Висконти, 5 сыновей и 3 дочери.[1]

Претензии потомков Людовика и Валентины на наследство Миланского герцогства явились предпосылкой Итальянских войн. Их старший сын Карл, герцог Ангулемский (1391—1465) стал третьим герцогом Орлеанским. Когда сын Карла Людовик в 1498 году вступил на французский престол под именем Людовика XII владения Орлеанского дома вновь соединились с французской короной.

Затем герцогством Орлеанского дома владели, до восшествия на престол, Генрих II, Карл IX и Генрих III.

Представителями Орлеанского дома также можно считать потомков графа Жана де Дюнуа (1402-68) — узаконенного внебрачного сына герцога Людовика I. Они владели графством Лонгвиль, которое Людовик XII повысил до степени герцогства.

Третье создание

Людовик XIII отдал в 1626 году герцогство Орлеанское и графство Блуа своему брату Гастону (16081660). Противник кардинала Ришельё, герцог Гастон Орлеанский несколько раз вынужден был бежать из Франции; в войнах Фронды он неоднократно переходил с одной стороны на другую. В 1652 году он вербовал армию для принца Конде; когда король и Мазарини одержали верх, он был изгнан в свой замок Блуа, где и умер. Дочерью его от первого брака с Марией Монпансье была Анна, герцогиня Монпансье (16271693), известная как Гранд Мадемуазель. Во второй раз Гастон Орлеанский был женат на Маргарите Лотарингской.[2]

Четвёртое создание

После его смерти Людовик XIV отдал герцогство Орлеанское своему брату Филиппу (16401701), родоначальнику существующей теперь Бурбон-Орлеанской линии.

Герцог Филипп I получил во владение также герцогство Валуа, Шартр, Немур и Монпансье. Он принимал участие в нидерландских походах; отозванный братом из ревности к его успехам, он вел затем жизнь рассеянную и невоздержанную. От первого брака с Генриеттой Стюарт у него были две дочери: Мария Луиза (16621689), была замужем за королём Испании Карлом II, потомства не оставила и Анна Мария (16691728) — за герцогом Савойским Виктором-Амадеем II.

Сын Филиппа Орлеанского от второго брака с Елизаветой Пфальцской, Филипп, герцог Шартрский (16741723), в качестве герцога Орлеанского известен как Филипп II, а в истории Франции — как регент. Богато одаренный от природы, он с ранней молодости отличался чрезвычайной распущенностью. При осаде Монса, в битвах при Стеенкеркене и Неервиндене он проявил большое мужество. В войне за испанское наследство он при Турине проиграл сражение принцу Евгению, но одержал ряд побед в Испании. Завоевав Валенсию и Арагонию, он в 1708 году вступил в Мадрид. Здесь он завел тайные переговоры, надеясь добиться для себя испанской короны, но был отозван во Францию. После смерти Людовика XIV (1715) он, за малолетством короля Людовика XV, сделался регентом Франции.[3]

От брака Филиппа II с Франсуазой Марией (16771749) Мадмуазель де Блуа, побочной дочерью Людовика XIV (от г-жи Монтеспан), родился Людовик I, герцог Орлеанский (17031752), который рано потеряв жену, провел большую часть жизни в аббатстве св. Женевьевы, предаваясь ученым занятиям.

Ему наследовал его сын Луи-Филипп (17251785), в молодости принимавший участие в нидерландских походах (1742—1744), а в зрелом возрасте особенно интересовавшийся сценическим искусством. Человек очень просвещенный, он первый во Франции сделал своим детям прививку от оспы.

Сын последнего, Луи-Филипп-Жозеф (17471793), известен под именем Филиппа-Эгалите.

Сын Филиппа Эгалите Луи-Филипп I, возведен Июльской революцией на французский престол.

От Марии-Амалии, принцессы Сицилийской, Луи-Филипп I имел 8 детей. Старший сын Фердинанд, герцог Шартрский (18101842), а после восшествия отца на престол — герцог Орлеанский и наследный принц, получил хорошее образование; участвовал в 1835—1840 гг. в действиях алжирской армии. Внезапная смерть популярного принца, вследствие скачка из экипажа, лошади которого понесли, была сильным ударом для Орлеанской династии.[4]

Другие четверо сыновей:

и три дочери:

  • Луиза Мария — супруга бельгийского короля Леопольда I,
  • Мария — была замужем за герцогом Александром Вюртембергским,
  • Клементина — супруга принца Августа Саксен-Кобург-Готского, мать царя Болгарии Фердинанда I.[5]

От брака с Еленой, принцессой Мекленбургской, Фердинанд имел двух сыновей: Луи-Филиппа (18381894), графа Парижского, претендента на Французский престол и Роберта (18401910), герцога Шартрского.

После смерти графа Парижского главой Орлеанского дома считался его сын Луи-Филипп-Роберт, герцог Орлеанский (18691926), в 1896 женившийся на эрцгерцогине австрийской Марии-Доротее. Он умер бездетным и титул главы Орлеанского дома перешел к мужу его сестры Изабеллы, сыну Роберта, герцога Шартрского, Жану (18741940).

Сегодня претендентом на французский престол является их внук Анри (род. 1933).

Ныне существующие ветви дома

См. также

Напишите отзыв о статье "Орлеанский дом"

Литература

Примечания

  1. См. Jarry, «La vie politique de Louis de France, duc d’O.» (П., 1889).
  2. Ср. «Mémoires du duc d’O.» (Амстердам, 1683; 2 изд., 1756).
  3. Ср. «Vie du duc d’O.» (1757); Piossens, «Mémoires de la Régence» (П., 1749); Capefigue, «Philippe d’O., regent de France» (1838); Wiesener, «Le Régent, l’abbé Dubois et les Anglais» (1891—1894).
  4. Ср. Mendelssohn, «Ferdinand-Philipp, Herz. v.-O.» (1842).
  5. Ср. Laurentre «Histoire des ducs d’O.» (П., 1832—34); Yriarte, «Les princes d’O.» (1872).

Отрывок, характеризующий Орлеанский дом

Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.