Орлова, Анна Ивановна
| Анна Ивановна Орлова | |
 | |
| Имя при рождении: |
Анна Салтыкова |
|---|---|
| Отец: | |
| Мать: | |
| Супруг: | |
Графиня А́нна Ива́новна Орло́ва (урождённая Салтыкова; 1777 — 17 декабря 1824, Париж) — фрейлина Екатерины II, жена последнего графа Орлова, наследница подмосковной усадьбы Марфино.
Третья дочь фельдмаршала Ивана Петровича Салтыкова и его жены Дарьи Петровны (урождённой Чернышёвой). Воспитывалась матерью, получила хорошее образование: знала иностранные языки, литературу, имела репутацию очень образованной женщины. Была фрейлиной Екатерины II.
С соизволением императора Павла I 20 ноября 1799 года в Москве Анна Ивановна была помолвлена с «отставным камергером» графом Григорием Владимировичем Орловым. Орловы пользовались большой нелюбовью у императора, и графине Д. П. Салтыковой, к которой Павел был расположен, пришлось даже ездить в Санкт-Петербург, чтобы получить дозволение. Свадьба состоялась 16 февраля 1800 года.
«Графинею Анной Ивановной мы все чрезвычайно довольны; ласкова и внимательна, любит нас и мы её любим; начало очень благое, слава Богу» — так писал граф В. Орлов графу Панину после свадьбы. Однако слабое здоровье графини, как её звали в домашнем кругу «Нини» потребовало перемены климата и лечения заграницей. Григорий Орлов оставил службу и уехал с женой в Европу.
По воспоминаниям Арндт графиня Орлова была «прелестная женщина, полная ума и в то же время самой милой простоты и наивности. Голубые глаза её, глаза настоящей Туснельды, испускали губительные лучи; она умела „флиртировать“ самым очаровательным образом». В 1812 году в Петербурге за графиней очень ухаживал Штейн, нашедший у неё, при её горячем патриотизме и ненависти к Наполеону, самый тёплый приём.
В 1815 году супруги Орловы поселились в Париже, где вошли в тесный контакт с местной культурной жизнью. В салоне Анны Ивановны собирались многие писатели и учёные, привлекаемые литературными занятиями графа Григория. Она и сама принимала участие в его трудах, как, например, в предпринятом им, при содействии 86 французских и итальянских писателей, переводе на французский язык басен Крылова. «В доме Орловых», писал Плетнёв, «открылся как бы турнир поэзии. Участникам хотелось не только понять смысл басни, но, так сказать, к сердцу приложить каждый её стих, каждое слово. Гостеприимные хозяева работали для них неусыпно».
Чета Орловых безуспешно объехала Германию, Швейцарию, Англию и Италию в поисках облегчений от мучившей графиню болезни сердца, от которой она и скончалась в 1824 году в Париже. Один из их французских гостей, Лемонте, посвятил после смерти графини заметку, в которой превозносил «её ангельские черты, кроткую религиозность, её широкую благотворительность и обширные познания»… Он также писал: «В Россию вернётся прах этой женщины, которая была украшением своего пола и своего отечества и заставляла любить Провидение, коего являлась на земле совершеннейшим созданием и лучшим служителем». Итальянский поэт Лампреди посвятил памяти графини оду, в которой описывал её долгие страдания:
Sul labro suo gentile
In puro e colto stile
Sonor parea piu bella
L’Italica favella
Её тело было перевезено в Россию и похоронено в семейном склепе Орловых в Отраде.
Напишите отзыв о статье "Орлова, Анна Ивановна"
Ссылки
- Русские портреты XVIII—XIX столетий. Изд. Вел. Кн. Николая Михайловича. СПб. 1906. Т. II вып IV. № 138.
Отрывок, характеризующий Орлова, Анна Ивановна
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
