Орловский, Борис Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Бори́с Ива́нович Орло́вский (настоящая фамилия — Смирнов; 1793, село Столбецкое, Орловское наместничество (ныне Покровский район Орловской области) — 16 (28) декабря 1837, Санкт-Петербург) — русский скульптор эпохи ампира, ученик и последователь Бертеля Торвальдсена.





Биография

Борис Смирнов родился крепостным помещицы Мацневой, продавшей его тульскому помещику Шатилову, который позднее отпустил его на волю. Юные годы Орловский провёл, в качестве работника, в мастерской одного московского мраморщика, а затем у П. Трискорни, в Санкт-Петербурге, отлично усвоив себе приемы рубки мрамора и усердно упражняясь, в часы свободные от хозяйских работ, в рисовании и лепке из глины.

В 1822 году вылепленный им бюст императора Александра I был, при посредстве скульптора И. П. Мартоса и президента академии художеств А. Оленина, поднесён императрице, и Орловский был принят в ученики Академии художеств. Вскоре после того последовал приказ отправить его в Рим, в ученики к Б. Торвальдсену.

С 1823 года Орловский в течение шести лет трудился под руководством знаменитого датского ваятеля и исполнил в это время, кроме других, менее важных работ, колоссальный бюст императора Александра I по модели Торвальдсена, группу «Фавн и Вакханка», статуи Фавна со свирелью в руках и Париса.

Вернувшись в Санкт-Петербург в 1829 году, Орловский через два года, в знак признания своих римских работ, был назван академиком и назначен исправляющим должность профессора в скульптурном классе академии, а в 1836 году утверждён в этом звании. Состоял членом совета Академии художеств. Под его началом познавали азы мастерства П. К. Клодт и Н. А. Ромазанов.

Награждён орденом Св. Анны 3-й степени.

Был похоронен на Смоленском православном кладбище[1]. В 1930-х годах захоронение было перенесено на Тихвинское кладбище.

Творчество

Главные произведения, созданные им в Санкт-Петербурге — статуя ангела, украшающая собой вершину Александровской колонны на Дворцовой площади, один из барельефов этого памятника, монументы Барклаю-де-Толли и Кутузову у Казанского собора (открыты в 1837 году) и семь фигур гениев, вылепленных для триумфальных ворот за Московской заставой.

Напишите отзыв о статье "Орловский, Борис Иванович"

Примечания

  1. Могила на плане кладбища (№ 25) // Отдел IV // Весь Петербург на 1914 год, адресная и справочная книга г. С.-Петербурга / Ред. А. П. Шашковский. — СПб.: Товарищество А. С. Суворина – «Новое время», 1914. — ISBN 5-94030-052-9.

Литература

Отрывок, характеризующий Орловский, Борис Иванович

– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.