Орловский, Владимир Донатович

Владимир Орловский
Дата рождения:	1842(1842)
Место рождения:	Киев
Дата смерти:	1914(1914)
Место смерти:	Нерви (Италия)
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Жанр:	пейзаж
Работы на Викискладе

Влади́мир Дона́тович Орло́вский (1842, Киев — 1914, Италия) — украинский художник-пейзажист.

Начальное художественное образование получил во Второй киевской гимназии у И. М. Сошенко. Позже брал уроки в Петербурге и у Т. Г. Шевченко. Писал масляными красками ещё до поступления в 1861 году в Академию художеств, где стал делать быстрые успехи, так что в 1863 году уже получил большую серебряную медаль. Потом писал этюды в Крыму, Киевской губернии и Финляндии.

1868 год — окончил Академию художеств со званием классного художника 1-й степени, а за крымские виды получил золотую медаль и право поездки за казённый счёт за границу. Три года (1869—72) «пенсионером от Академии» он работал в Париже, Швейцарии, Германии и Италии.

1874 год — сделан академиком и в 1878 году — профессором за картину «Сенокос». Член Совета Академии.

Принимал участие в деятельности Киевской рисовальной школы Н. И. Мурашко, в организации Киевского художественного училища; преподавал в Академии художеств, в частности у Владимира Казанцева — известного впоследствии уральского пейзажиста.

Несколько лет после того он писал на мотивы, почёрпнутые в Тайцах (Петербургской губернии) и Гатчине, наконец, в промежуток 1885—90 годов занимался живописью преимущественно морских видов, которыми занимался и прежде.

Живопись Орловского, сначала не вполне свободная («Деревня Коказ в Крыму» 1868, вошла в собрание Академии художеств) стала мало-помалу широкой, а колорит стал обогащаться. Хороший рисовальщик, Орловский помещал в свои картины хорошо поставленные и расположенные фигуры.

Картины художника очень разнообразны как по природе (от Финляндии до Крыма), так и по содержанию (пасмурный день, зимняя лунная ночь, закат солнца, осенний разлив и т. д.). Он писал болота, заросшие пруды, также как луга и нивы, берёзовые и грабовые леса, придавая им романтизированный облик, играя со светом; но его специальность — преимущественно открытые виды, а не внутренность леса. Орловский чаще хороший наблюдатель природы, чем искатель поэтических настроений, хотя не лишён и последних (например «Зимняя лунная ночь», входившая в коллекцию великого князя Владимира Александровича). Его морские виды замечательны детальным рисунком больше, чем колоритом («Вал», 1888 г., была приобретена великим князем Константином Константиновичем).

Из его картин можно ещё назвать:

• «Привал охотников в лесу белого бука» (1882),
• «Облака над морем» (1885),
• «Пасмурный день» (1889).

Много писал для аристократии Москвы и Петербурга, для царской фамилии, был популярен наравне с И. К. Айвазовским, в его творчестве видно влияние А. И. Куинджи.

Умер в Италии, похоронен в Киеве.

Галерея

• Закат над рекой Орловского.jpg

  «Закат над рекой. Рыбаки», 2-я половина XIX века. Сочинский художественный музей, Россия

• Пахота на волах Орловского.jpg

  «Пахота на волах», 1886 год. Сочинский художественный музей, Россия

• Летний день. Орловский В.Д..jpg

  «Летний день». 1884г. Ярославский художественный музей

• Отмель.jpg

  «Отмель».1990-е.Окружная художественная галерея

• Крым пейзаж с речкой.jpg

  «Крым.Пейзаж с речкой». 1868г. Ростовский областной музей изобразительных искусств

Ссылки

• [calendar.interesniy.kiev.ua/Event.aspx?id=1215 Киевский календарь]
• [uartlib.org/allbooks/volodimir-orlovskiy-komplekt-listivok/ Владимир Орловский. Комплект открыток. Киев, 1982.]

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Орловский, Владимир Донатович

– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.