Орлов-Кретчмер, Александр Сергеевич

Александр Сергеевич Орлов-Кретчмер
Имя при рождении:	Александр Сергеевич Орлов
Дата рождения:	3 февраля 1947(1947-02-03) (77 лет)
Место рождения:	Сухуми, Абхазской АССР
Гражданство:	СССР, Российская Федерация, Республика Абхазия
Учёная степень:	Доктор социологических наук
Учёное звание:	Профессор
Род деятельности:	социальная сфера, экономика, социология
Отец:	Сергей Валентинович Кретчмер (Орлов)
Мать:	Галина Александровна Соловьева
Супруга:	Аида Альбертовна Орлова (девичья фамилия Карба)
Дети:	Павел Орлов-Карба

Алексáндр Сергéевич Орлóв-Крéтчмер (род. 1947) — советский и российский учёный (доктор социологических наук, профессор, действительный член пяти международных и российских академических обществ), государственный и общественный деятель, писатель. Научная специализация – социальная экономика, теория коммуникационного менеджмента, социология, культурология, кавказоведение (абхазоведение). С 1995 года – президент Академии исследований Российского общества. Орлов-Кретчмер известен также как коллекционер и популяризатор произведений искусства. До 2008 года носил фамилию Орлов.

Происхождение

Александр Орлов-Кретчмер родился 3 февраля 1947 года в городе Сухуми в семье потомственных дворян из российско-польского рода рыцарей Кретчмеров, ведущих свою родословную с XV века.

Во времена культа личности семья подверглась сталинским репрессиям, в 1952 году отца и сыновей заставили отказаться от родовой фамилии. Отец – Сергей Валентинович Кретчмер (Орлов) — участник Великой Отечественной войны, с июля 1945 по 1946 год сражался в легендарном ОМСБОН. После войны стал организатором высшего физкультурного образования, проректор Минского и Краснодарского физкультурных институтов, доцент. Мать – Галина Александровна Соловьева, кандидат наук, ведущий сотрудник Института экспериментальной патологии и терапии. Орлов-Кретчмер – дальний родственник известного французского писателя Анри Труайя.

Карьера в 1970–1991

Александр Орлов-Кретчмер окончил среднюю школу с золотой медалью, имеет дипломы трех высших учебных заведений. Начинал работу инженером, автор двух изобретений в технологической сфере промышленности.

В советский период был секретарем горкома комсомола (1976), затем секретарем горкома КПСС в Сухуми (1976–1980). С 1980 по 1992 год работал там же заместителем председателя горисполкома.

В 1986 году разработал первую в СССР систему перехода от плановой экономики к территориальному межотраслевому управлению – прообраз рыночных принципов в экономике, основанную на опыте Венгрии. Опыт был одобрен в ЦК КПСС (стал известен как «Экономический эксперимент в Поти и Сухуми».

Среди первых заинтересовавшихся им были: кузен Орлова-Кретчмера – Артем Тарасов, молодой комсомольский работник Михаил Ходорковский, молодой учёный ИЭиПНТП Алексей Головков и будущий предприниматель Иван Кивелиди. Удачный эксперимент привлек внимание также таких известных ученых, ориентированных на поиски институциональных новаций как академики РАН Т. А. Заславская и В. А. Тихонов, член-корреспондент РАН П. Г. Бунич, которые предложили автору реформы продолжить научную деятельность. После этого Орлов-Кретчмер поступил в аспирантуру ИСИ РАН, в которой сотрудничал в одном проекте со Галиной Старовойтовой. Защитил диссертацию на степень кандидата философских наук. Орлов-Кретчмер известен созданием нового направления в социальных науках – социологии рекреации, получившей развитие в рамках современной социологии.

После усиления известных националистических тенденций в Грузии и из-за несогласия с политикой КПСС, в 1991 году Орлов-Кретчмер вышел из членов компартии, подал в отставку с поста «отца города» и перешёл на преподавательскую работу в Абхазский государственный университет.

В момент пика межнационального кризиса, ему как авторитетной общественной персоне доверили руководить избирательной кампанией 1989 года по выборам в первый состав Съезда народных депутатов СССР от Абхазского округа, в результате которой выиграл кандидат от общественной оппозиции – писатель Фазиль Искандер, а официальный кандидат от ЦК КП Грузии проиграл.

Такую принципиальность власти объявившей суверенность Грузии ему запомнили: он был включен в список лиц, подлежащих уничтожению при «освобождении Абхазети». При вводе войск и сопровождавших их карательных отрядов боевиков Каркарашвили в августе 1992 года квартира Орлова-Кретчмера была разгромлена, уничтожено и разграблено имущество, в том числе коллекция живописи, средневековых резных икон и уникальных исторических документов, собираемой семьей. Жене и сыну Орлова-Кретчмера удалось под обстрелом бежать на последних кораблях, уходивших из сухумского порта, но он сам вскоре был захвачен оккупационным отрядом в плен, где его подвергли истязаниям и приговорили к расстрелу. Лишь вмешательство Сухумского гарнизона ВМФ России, обменявшего истерзанного пленного на захваченного грузинского боевика спасло ему жизнь. На сторожевом корабле МВФ России Орлов-Кретчмер покинул оккупированную Абхазию в сентябре 1992 года.

Политическая, общественная и экспертная деятельность в 1992–1997

После прибытия в Москву, Орлов-Кретчмер получил предложение возглавить Российскую партию Свободного труда (активистом которой он стал ещё в Абхазии) и был избран на её II съезде 17 июня 1993 года секретарем Политсовета РПСТ. РПСТ в составе II Государственной Думы РФ стала парламентской партией предпринимателей .

В 1993 году Орлов-Кретчмер предложил группе известных российских предпринимателей создать общественную лоббистскую организацию по примеру бизнеса США – «Круглый стол бизнеса России». В короткий срок КСБР стал авторитетной лоббистской организацией России, отстаивавшей интересы предпринимателей страны. К примеру, отделение КСБР в Санкт-Петербурге возглавлял А. Л. Кудрин. С её мнением приходилось считаться и владельцам самого крупного бизнеса (впоследствии создавших политическое лобби «семибанкирщину») и руководству страны. С представителями КСБР советовались Президент, члены Правительства, руководители ведомств, Центрального банка. В частности КСБР рекомендовал кандидатуры на должности, связанные с бизнесом, по его инициативе был создан Совет по промышленной политике и предпринимательству при Правительстве РФ, Госкомитет по поддержке и развитию малого предпринимательства, Совет предпринимателей мэрии и правительства Москвы и др. (Орлов-Кретчмер входил в составы всех указанных органов). КСБР был соорганизатором с российской стороны заседаний «Комиссии Гор–Черномырдин» в Москве. Председателем президиума КСБР был до самой смерти И. Х. Кивелиди, а исполнительным руководителем А. С. Орлов-Кретчмер.

Подобная самостоятельность мешала определенным политическим силам и вскоре Кивелиди был убит, Орлов-Кретчмер был вынужден уйти с должности, а сам союз КСБР выведен в тень и по функциям был заменен РСПП.

В 1994 году он опубликовал статьи «Игра по чужим правилам» (НГ, №102) и «Государство среднего класса» (Век, №25), затем увидела свет его не менее острая «Социология рекреации» (М., Наука, 1995) – одна из первых научных монографий, написанных на основе идеологии свободного рынка и универсальных социальных ценностей.

В 1995 году Орлов-Кретчмер защитил диссертацию на степень доктора социологических наук. Вскоре создал «Центр комплексных социальных исследований и маркетинга», появились заказчики, в деловых кругах у центра росла репутация.

В 1990-х гг. выпуски Аналитических обозрений ЦКСИиМ (М., 1994-1997 гг.) высоко оценивались и в России, и за её пределами: за объективный аналитический обзор чеченской проблемы в 1994 году автор получил благодарность от вице-президента США Джимми Картера и Фонда Фридриха Эберта. Тогда же Орлов-Кретчмер стал членом Экспертного совета при Администрации Президента России, экспертом МИД РФ и Минсоцзащиты.

Реформаторская деятельность на государственной службе

Указом правительства РФ от 8 сентября 1994 года № 1425-р была создана группа экспертов-советников по вопросам развития социальной сферы, в которой Александр Сергеевич Орлов-Кретчмер был утвержден координатором. Он также участвовал в работе Конституционного совещания.

В 1996 году он был назначен заместителем министра и статс-секретарём Министерства труда и социального развития, где приступил к разработке социальных новаций, в частности – реформы пенсионной системы. Тогда же он привлек к этой работе молодых экономистов Михаила Делягина и Михаила Дмитриева.

С начала 1997 года он был назначен советником по социальным вопросом Администрации Президента РФ. Пресса стала писать о возможном назначении Орлова министром. Однако после смены руководства Правительства, прихода С. В. Кириенко и нового министра, представлявших политические силы, не заинтересованные в реформах, в мае 1997 года Орлов-Кретчмер не согласился с изменением в социальной политики, подал в отставку и перешёл на работу в частный бизнес. Он также покинул пост секретаря возглавляемой им политической партии, уйдя окончательно из сферы государственного управления и политики.

Участие в бизнес-проектах и научная деятельность в 1997–2008

В бизнесе Орлов-Кретчмер входил в советы директоров и наблюдательные советы крупных компаний банковского, страхового и консалтингового бизнеса (Росбизнесбанк, банк СБС-Агро, банк Уралсиб, Транссиб Ре, 2К Аудит). В деловых кругах известен как разработчик корпоративных структур и политики крупных холдингов.

В 2001–2003 гг. Орлов-Кретчмер был руководителем группы советников корпорации «Госинкор», в которую были привлечены крупные государственные чиновники, вышедшие в отставку.

В 2003 году был принят профессором в Высшую школу экономики, где преподавал коммуникационный менеджмент и издал первый российский учебник для ВУЗ’ов по оригинальной методике.

В том же году он был утвержден национальным координатором Программы Развития ООН (UNDP) в России. Лауреат премии «Бизнес-Олимп. Личности» за 1997 год.

Семейная трагедия

Александр Орлов-Кретчмер с 1969 года состоит в браке с Аидой Альбертовной Орловой (девичья фамилия Карба). В 1972 году родился сын Павел. Сын был разносторонне талантливым человеком, он многого смог достичь и совершить: делал успешную карьеру, готовил к защите докторскую диссертацию, но главным достижением считал создание крепкой семьи и рождение троих детей. Внезапная смерть сына в 2008 году всё изменила.

После Павла осталась многодетная семья, несколько изданных книг, живописные полотна. Горе изменило жизненные планы Александра Сергеевича, к этому времени восстановившего родовую фамилию Кретчмер. Наступил новый этап жизни: он почти полностью отошёл от активной общественной деятельности во имя семьи, и посвятил себя воспитанию внуков.

Писатель и коллекционер

На протяжении всей жизни Орлов-Кретчмер коллекционирует предметы культуры. Несмотря на то, что его коллекции неоднократно грабили, он настойчиво собирает уникальные произведения искусства, раритетные документы и артефакты, антикварные старинные фотографии и открытки, порой спасая историю от гибели.

Им собрано полное собрание гравюр японского художника Итиюсая Куниёси из легендарного цикла «47 преданных самураев» (его коллекции уступают даже собрания из крупнейших музеев мира: Эрмитаж; ГМИ им. А. С. Пушкина; Victoria & Albert Museum, London; Art Institute of Chicago; Museum of fine Arts, Massachusetts; National Museum of Ethnology, Leiden и др.), крупнейшая коллекция раритетных открыток и фотографий по теме Западного Кавказа, архив уникальных документов советского периода, коллекция работ советских нонконформистов. Коллекционер всегда считал, что частные собрания должны быть открыты для исследователей и общественности. Сам Орлов-Кретчмер примером для себя считает деятельность известного советского историка искусства и литератора Ираклия Луарсабовича Андроникова. С 2000-х годов кроме научных трудов стал публиковать популярные эссе об уникальных раритетах культуры.

Первая выставка, где экспонировались работы из собрания Орлова-Кретчмера прошла в сентябре 2008 году в Государственном институте искусствознания (цикл живописных работ сына). Тогда же вышел в свет каталог этих работ, получивший высокую оценку специалистов. Затем последовали выставки собрания японской графики Орлова-Кретчмера в Государственном музее искусств народов востока (Самураи. The Art of War; октябрь 2008 – январь 2009) и триумфальная выставка Жизнеописания 47 верных самурая в гравюрах Куниёси из коллекции А. С. Орлова-Кретчмера в Государственном музее искусств им. А. С. Пушкина (основное здание, декабрь 2009 – март 2010), получившая высокую оценку специалистов и любителей японской гравюры в России и за её пределами. Вклад Орлова-Кретчмера в популяризацию японского искусства был отмечен посольством Японии в России. Тогда же Орлов-Кретчмер опубликовал очередной каталог с искусствоведческим эссе на эту тему «Эстетика возмездия самурая». В 2013 году анонсирован выход в свет трехтомного культурологического исследования А.С. Орлова-Кретчмера «Образы Абхазии».

Сам А. С. Орлов-Кретчмер свой писательский труд оценивает так:

«Я не гонюсь за сиюминутным успехом и не пишу книги для продажи в подземных переходах. Я пишу для общества, чтобы люди знали и ценили культурные ценности ушедших поколений. А такие книги сами должны входить в историю, они обязаны быть величественными».

Ссылки

• [www.depdelo.ru/orlov-aleksandr-sergejevic Краткая биография] на информационно-политическом портале «Депутатские дела».
• [www.kommersant.ru/doc/129207 Александр Орлов, исполнительный директор «Круглого стола бизнеса России».] Статья в журнале «Коммерсант».
• [www.arpp.ru/component/smi/?view=smilist&task=details&id=6995&start=6980 Бюллетень Аналитические обозрения Центра комплексных социальных исследований и маркетинга КСБР]
• [www.actuaries.ru/lib/detail.php?ID=1898 "Пенсионная реформа: от слов к делу"] // Журнал "Ваш Банкъ. Экономист.", декабрь 2000
• [www.biografija.ru/biography/orlov-aleksandr-sergeevich.htm Краткая биография]
• [rus.ruvr.ru/2013_04_30/Aleksandr-Orlov-OON-nado-ukrepljat-a-ne-razrushat Эфир] на радио Голос России
• [www.labyrinth.ru/content/card.asp?cardid=8392 Справка из базы данных "Лабиринт"]
• [www.fotoagent.ru/our-works/index.php?param=103 О выставке "Предчувствие" художника Павла Орлов-Карба]
• [www.baltinfo.ru/2009/12/14/Moskvichi-uvideli-zhizneopisaniya-47-samuraev-v-gravyurakhrn-120182 Москвичи увидели жизнеописания 47 самураев в гравюрах]

Отрывок, характеризующий Орлов-Кретчмер, Александр Сергеевич

– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.