Юджин Орманди

Юджин Орманди Eugene Ormandy
Юджин Орманди, фото 1950-х годов
Основная информация
Полное имя	Енё Орманди-Блау
Дата рождения	18 ноября 1899(1899-11-18)
Место рождения	Будапешт
Дата смерти	12 марта 1985(1985-03-12) (85 лет)
Место смерти	Филадельфия
Страна	США США
Профессии	дирижёр
Награды

Ю́джин О́рманди (англ. Eugene Ormandy, настоящее имя Е́нё Орманди-Бла́у — венг. Ormándy-Blau Jenő; 18 ноября 1899, Будапешт — 12 марта 1985, Филадельфия) — американский дирижёр венгерского происхождения.

Биография

Енё Блау родился в семье Розалии и Беньямина Блау, зубного врача и скрипача-любителя. Обучался игре на скрипке и уже в раннем возрасте достиг достаточно больших успехов: в пять лет поступил в Венгерскую королевскую академию музыки, а через два года дал первый сольный концерт. В возрасте девяти лет поступил в класс известного скрипача Енё Хубаи и окончил Академию через пять лет. В течение некоторого времени был концертмейстером Блютнер-оркестром в Германии, затем ездил с гастролями по всей Европе. Один из концертных агентов предложил ему перебраться в Нью-Йорк, однако, когда скрипач приехал туда в 1921 году, найти работу ему было крайне сложно. С трудом он смог получить место скрипача на одном из последних пультов оркестра кинотеатра «Кэпитол» в Нью-Йорке (снесён в 1968), куда его пригласил композитор Эрно Рапи, и примерно к этому же времени относится его решение сменить свои венгерские имя и фамилию на американские. В течение следующего года ему удалось выдвинуться в ряды первых скрипачей оркестра, а в сентябре 1924 впервые встать за его пульт из-за болезни дирижёра. В 1927 году Орманди принял американское гражданство и познакомился с меценатом Артуром Джадсоном, который помог ему найти работу дирижёра на радио, а позднее перебраться в Филадельфию, где молодой дирижёр на нескольких концертах заменил заболевшего Артуро Тосканини. Вскоре Орманди получил приглашение на пост главного дирижёра симфонического оркестра Миннеаполиса, который занимал в течение пяти лет и где получил большую известность, впервые записав сюиту Золтана Кодаи «Хари Янош» и оркестровую версию пьесы Арнольда Шёнберга «Просветлённая ночь». В 1936 году Орманди возвращается в Филадельфию, где в течение двух лет дирижирует концертами попеременно с Леопольдом Стоковским, а после ухода последнего становится главным дирижёром и занимает эту должность вплоть до 1980 года. Под управлением Орманди Филадельфийский симфонический оркестр выдвинулся в число лучших симфонических коллективов мира, много гастролировал в Европе, Австралии, Южной Америке, Восточной Азии; в СССР впервые гастролировал в 1958 году.

Творчество

Орманди обладал очень хорошей памятью и быстро запоминал все сочинения непосредственно по партитуре. Обычно при дирижировании он не пользовался ни палочкой, ни нотами. Звучание оркестра под его управлением отличалось чувственностью и точностью исполнения, и вскоре в среде музыкантов появилось такое понятие, как «Филадельфийский звук». Оркестр давал более ста концертов в год, везде имея большой успех и получая различные награды. Основу репертуара Орманди составляла симфоническая (Орманди не дирижировал в опере) музыка романтизма, импрессионизма и композиторов первой половины XX века (Антонин Дворжак, Антон Брукнер, Клод Дебюсси, Морис Равель, Рихард Штраус, Карл Орф и др.). Орманди охотно исполнял сочинения русских и советских композиторов (П.И.Чайковского, М.П.Мусоргского, С.С.Прокофьева, Д.Д.Шостаковича, Н.Я.Мясковского), изредка дирижировал и более сложными по музыкальному языку сочинениями (Ч.Айвза, А. фон Веберна).

Под управлением Орманди состоялись мировые премьеры «Симфонических танцев» Сергея Рахманинова, Третьего фортепианного концерта Белы Бартока, ряда произведений Пауля Хиндемита, Бенджамина Бриттена, Богуслава Мартину, Дариюса Мийо и других современных композиторов. В обширной дискографии Орманди выделяются записи Первого виолончельного концерта и Четвёртой симфонии Дмитрия Шостаковича, Десятой симфонии Густава Малера, а также многочисленные произведения американских композиторов: Сэмюэла Барбера, Уолтера Пистона, Уильяма Шумана и др. Всемирную известность приобрели записи Орманди Первого, Третьего и Четвёртого фортепианных концертов Рахманинова, в которых солирует автор.

Ссылки

• [www.library.upenn.edu/exhibits/rbm/ormandy/toc.html Страница, посвящённая Орманди, на сайте библиотеки Пенсильванского университета]
• [www.allmusic.com/cg/amg.dll?P=amg&sql=41:44210~T1 Юджин Орманди] (англ.) на сайте Allmusic

Отрывок, характеризующий Юджин Орманди

«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».