Орнелла Мути
Поделись знанием:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
| Орнелла Мути | |
| Ornella Muti | |
 Орнелла Мути в 2000-м году | |
| Имя при рождении: |
Франческа Романа Ривелли |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1970 — наст. время |
| Награды: |
|
Орнелла Мути (итал. Ornella Muti, настоящее имя Франческа Романа Ривелли, итал. Francesca Romana Rivelli; 9 марта 1955, Рим) — итальянская киноактриса.
Содержание
Биография
Родилась 9 марта 1955 года в Риме, Италия. Её отец неаполитанец, мать балтийская немка из Эстонии. Родители матери переехали в Эстонию из Санкт-Петербурга, где родились после установления в России советской власти[1].
В кино играет с 15 лет. В основном, снималась в итальянском кино, но в 1980 году сыграла в британском фантастическом фильме «Флэш Гордон». В 1984 году появилась в фильме немецкого кинорежиссёра Фолькера Шлёндорфа «Любовь Свана» с Аленом Делоном. Мути работала с итальянскими режиссёрами Марко Феррери и Дино Ризи. Имеет недвижимость в Италии, во Франции и в Монако. В 1994 году Мути стала жительницей Монако. Орнелла Мути — постоянная почётная гостья Каннского кинофестиваля.
Российскому зрителю Орнелла Мути больше всего известна по фильму «Укрощение строптивого» (1980). В интервью телеканалу ТВЦ Орнелла Мути подтвердила, что у неё во время съёмок фильма был роман с Адриано Челентано: «У актёров это нормально — любовь на время фильма…»[2]. Снялась в главной роли в фильме «Жизнь прекрасна» у советского режиссёра Григория Чухрая.
Орнелла Мути была замужем два раза. С 1998 года актриса живёт в фактическом браке с пластическим хирургом Стефано Пиколло. У Мути две дочери и один сын.
В 2008 году Орнелла Мути запустила собственную ювелирную линию, открыв бутики в Риме, Милане, Париже, Риге, Москве и в Алма-Ате.
Артистический псевдоним
Свой артистический псевдоним — Орнелла Мути — юная Франческа Ривелли получила от кинорежиссёра Дамиано Дамиани, в чьём фильме «Самая красивая жена» она дебютировала в возрасте неполных 15 лет. Чтобы исполнительницу главной роли его фильма не путали с её «однофамилицей», достаточно известной итальянской актрисой Луизой Ривелли[it] (у которой, в свою очередь, Ривелли — псевдоним), Дамиани решил дать Франческе Ривелли сценическое имя.
Дамиани составил его из имён персонажей двух произведений любимого им итальянского писателя и драматурга Габриеле Д’Аннунцио. Орнелла — это имя сестры главного героя пьесы Д'Анунцио «Дочь Йорио», а Мути — фамилия главной героини его романа «Наслаждение» (в другом переводе «Сладострастие»), Елены Мути[3].
Таким образом, актриса не состоит ни в родстве, ни в свойстве со знаменитым итальянским дирижёром Риккардо Мути.
Сама актриса в интервью телеканалу ТВЦ признавалась, что поначалу ей своё сценическое имя не нравилось, однако теперь отношение к нему изменилось, поскольку оно «принесло ей успех и счастье» [2].
Проблемы с законом
25 февраля 2015 года судом итальянского города Порденон была приговорена к восьми месяцам заключения и выплате штрафа в 600 евро за мошенничество (актриса отменила спектакль, сказавшись больной, однако в тот же день приняла участие в благотворительном вечере с участием Путина в Санкт-Петербурге)[4][5].
Фильмография
| Год | Русское название | Оригинальное название | Роль | |
|---|---|---|---|---|
| 1970 | ф | Самая красивая жена | La moglie più bella | Франческа |
| 1971 | ф | Идеальное место для убийства | Un posto ideale per uccidere | Ингрид Сйоман |
| 1972 | ф | Фиорина | Fiorina la vacca | Тереза |
| 1972 | ф | Дом голубей | La casa de las palomas | Сандра |
| 1972 | ф | Солнце на коже | Il sole nella pelle | Лиза |
| 1972 | ф | Предбрачный опыт | Experiencia prematrimonial | |
| 1973 | ф | Монахини из Сант-Арканджело | Le monache di Sant'Arcangelo | Изабелла |
| 1973 | ф | Паоло горячий | Paolo il caldo | Джованна |
| 1974 | ф | Девственность | Verginità | |
| 1974 | ф | Девушка и синьор | Una chica y un señor | Ариадна |
| 1974 | ф | Приманка для девушки | Cebo para una adolescente | Марибель |
| 1974 | ф | Все сыновья святейшей мамочки | Tutti figli di Mammasantissima | Сантацца |
| 1974 | ф | Аппассионата | Appassionata | Евгения Рутелли |
| 1974 | ф | Народный романс | Romanzo popolare | Винченцина Ротунно Базлетти |
| 1975 | ф | Леонор | Leonor | Катрин |
| 1975 | ф | Замужняя девушка | La joven casada | Камино |
| 1976 | ф | Последняя женщина | La dernière femme | Валери |
| 1976 | ф | Аньезе идёт на смерть | L'agnese va a morire | |
| 1977 | ф | Как роза у носа | Come una rosa al naso | Лючия Мантузо |
| 1977 | ф | Комната епископа | La stanza del vescovo | Матильда Скрозати |
| 1977 | ф | Смерть негодяя | Mort d'un pourri | Валери |
| 1977 | ф | Новые чудовища | I nuovi mostri | автостопщица / хозяйка |
| 1978 | ф | Портрет буржуазии в чёрном | Ritratto di borghesia in nero | Елена Маццарини |
| 1978 | ф | Первая любовь | Primo amore | Рената |
| 1979 | ф | Неаполитанский детектив | Giallo napoletano | Лючия Наварро |
| 1980 | ф | Эвтаназия любви | Eutanasia di un amore | Уссена |
| 1980 | ф | Флэш Гордон | Flash Gordon | принцесса Аура |
| 1980 | ф | Укрощение строптивого | Il bisbetico domato | Лиза Сильвестри |
| 1980 | ф | Жизнь прекрасна | La vita è bella | Мария |
| 1981 | ф | История обыкновенного безумия | Storie di ordinaria follia | Касс |
| 1981 | ф | Никто не совершенен | Nessuno è perfetto | Шанталь |
| 1981 | ф | Безумно влюблённый | Innamorato pazzo | принцесса Кристина |
| 1982 | ф | Бонни и Клайд по-итальянски | Bonnie e Clyde all'italiana | Розетта Фосчини |
| 1982 | ф | Первая любовь | Primo amore | Рената |
| 1982 | ф | Любовь и деньги | Love & Money | Кэтрин Стокхайнц |
| 1982 | ф | Девушка из Триеста | La ragazza di Trieste | Николь |
| 1983 | ф | Бедный богач | Un povero ricco | Марта |
| 1984 | ф | Любовь Свана | Un amour de Swann | Одетта де Креси |
| 1984 | ф | Будущее — это женщина | Il futuro è donna | Мальвина |
| 1985 | ф | Во всём виноват рай | Tutta colpa del paradiso | Селеста |
| 1986 | с | Автостопщик | The Hitchhiker | сестра Тереза |
| 1986 | ф | Универмаг | Grandi magazzini | Орнелла / Луиза |
| 1987 | ф | Околдованные | Stregati | Анна |
| 1987 | тф | Казанова | Casanova | Генриетта |
| 1987 | ф | Хроника объявленной смерти | Cronaca di una morte annunciata | Анжела Викарио |
| 1987 | ф | Я и моя сестра | Io e mia sorella | Сильвия Пьерджентили |
| 1988 | ф | Шелест воробьиных крыльев | Il frullo del passero | Сильвана |
| 1988 | ф | Личный код | Codice privato | Анна |
| 1989 | ф | Король О. | 'O re | Мария-София Австрийская |
| 1989 | ф | Подожди до весны, Бандини | Wait Until Spring, Bandini | Мария Бандини |
| 1990 | ф | Путешествие капитана Фракасса | Il viaggio di Capitan Fracassa | Серафина |
| 1990 | ф | Ночь с Алисой | Stasera a casa di Alice | Алиса |
| 1991 | тф | Микеланджело | A Season of Giants | Онория |
| 1991 | ф | Оскар | Oscar | София Проволоне |
| 1991 | ф | Особенно по воскресеньям | La domenica specialmente | Анна |
| 1991 | ф | Граф Макс | Il conte Max | Изабелла |
| 1991 | ф | Рождественские каникулы ’91 | Vacanze di Natale '91 | Джулиана |
| 1992 | ф | Однажды преступив закон | Once Upon a Crime... | Елена Морозко |
| 1992 | ф | Не называйте меня Омар | Non chiamarmi Omar | Виола |
| 1993 | ф | Экстаз | Estasi | |
| 1993 | ф | Двуязычный любовник | El amante bilingüe | Норма |
| 1995 | тф | Il grande Fausto | Джулия | |
| 1996 | ф | Сделай мне одолжение | Mi fai un favore | Стелла |
| 1996 | ф | Смеха ради | Pour rire! | Алиса Орбини |
| 1997 | ф | Убийственное бюро | Mordbüro | мадам Беар |
| 1997 | с | Латинский адвокат | L'avvocato Porta | |
| 1998 | ф | Вдовы | Widows - Erst die Ehe, dann das Vergnügen | Мария Соммер |
| 1998 | ф | Где-то в городе | Somewhere in the City | Марта |
| 1998 | ф | Незнакомец из Страсбурга | L'inconnu de Strasbourg | Меделайн Уолс |
| 1999 | ф | Грязное бельё | Panni sporchi | Бруна |
| 1999 | тф | Есфирь Прекрасная | Esther | королева Вашти |
| 1999 | тф | Граф Монте-Кристо | Le comte de Monte Cristo | Мерседес |
| 1999 | ф | Любовная сделка | Tatiana, la muñeca rusa | Татьяна |
| 2000 | ф | Огненная земля | Tierra del fuego | Армения |
| 2000 | ф | Светские львы | Jet Set | Камилла Бальбек |
| 2000 | ф | Бесстрашный | The Unscarred | Рафаэлла |
| 2000 | тф | Дуновение сердца | Un colpo al cuore | Джулия Пасколи |
| 2001 | ф | Любимый сын | Um Crime Nobre | Клаудия Маккари |
| 2001 | ф | До завтра | Domani | Стефания Церенги |
| 2001 | ф | Долгая, долгая, долгая ночь любви | Una lunga lunga lunga notte d'amore | Эгле |
| 2001 | ф | Последний побег | Last Run | Дэнни |
| 2001 | ф | Отель | Hotel | пресс-секретарь |
| 2002 | ф | Бегство | Cavale | Сесиль Костес |
| 2002 | ф | После жизни | Après la vie | Сесиль Ривет |
| 2002 | ф | Удивительная пара | Un couple épatant | Сесиль Костес |
| 2002 | с | Американский дядюшка | Lo zio d'America | Мария |
| 2003 | ф | Мужчины и женщины, правда и ложь | Uomini & donne, amori & bugie | Анна |
| 2003 | ф | Чемоданы Тульса Люпера: Из Сарка до конца | The Tulse Luper Suitcases, Part 3: From Sark to the Finish | Матильда Фигура |
| 2003 | тф | Лев | Le lion | Сибил Буллит |
| 2004 | ф | Чемоданы Тульса Люпера: Из Во к морю | The Tulse Luper Suitcases, Part 2: Vaux to the Sea | Матильда Фигура |
| 2004 | ф | Пипл | People | Афродита |
| 2004 | ф | Цыпочки | The Heart Is Deceitful Above All Things | бабушка |
| 2004 | ф | Скажи «да» | Di que sí | Франческа |
| 2005 | тф | Девочка с грязными руками | La bambina dalle mani sporche | Ванда Россо |
| 2005 | ф | Пятница и Робинзон | Vendredi ou un autre jour | мать Филиппа Роэна |
| 2006 | ф | Весёлые и загорелые | Les bronzés 3: amis pour la vie | Грациелла Спараджи Леспинассе |
| 2006 | ф | Расследование | L'inchiesta | Мария Магдалина |
| 2007 | тф | Ma chi l'avrebbe mai detto... | Эмма | |
| 2007 | ф | Заселяя замки Венарии-Реале | Peopling the Palaces at Venaria Reale | маркиза ди Каральо |
| 2007 | ф | Гражданин ноль | Civico zero | Нина |
| 2008 | с | Кровь и роза | Il sangue e la rosa | Барбара Форле / Красный сфинкс |
| 2008 | ф | Я не упаду | Io non ci casco | профессор Ламберти |
| 2009 | в | Убийца | Triggerman | Дебра «Трикки» Даунинг |
| 2010 | с | Специальная комиссия | SOKO 5113 | Лавиния Бертон |
| 2012 | ф | Римские приключения | To Rome with Love | Пиа Фусари, актриса |
| 2016 | ф | ШахМат (короткометражный фильм) | Checkmate (short film) | Пеньюри |
Напишите отзыв о статье "Орнелла Мути"
Примечания
- ↑ Хожателева Ю. [www.kp.ru/daily/26168.4/3055208/ Орнелла Мути - «КП»: Я была бы рада получить российское гражданство и поселиться в Питере!]. интервью. Комсомольская правда (5 декабря 2013). Проверено 28 марта 2015.
- ↑ 1 2 [www.youtube.com/watch?v=8ZE9L8OLjPM Интервью Александры Глотовой с Орнеллой Мути в рамках программы «Настроение» на ТВЦ, 2011 год]
- ↑ [parolatablog.wordpress.com/2015/03/23/ Parolatablog. Archive for 23 marzo 2015: Persone da persone.]
- ↑ [www.vedomosti.ru/politics/news/39758101/ornella-muti-prigovorena-k-tyuremnomu-sroku-za-vecher-s Орнелла Мути приговорена к тюремному сроку за обман работодателя]
- ↑ [meduza.io/news/2015/02/25/ornella-muti-prigovorena-k-8-mesyatsam-tyurmy-za-poddelnyy-bolnichnyy Орнелла Мути получила 8 месяцев тюрьмы за прогул работы ради ужина с Путиным] (рус.). meduza.io (25 февраля 2015). Проверено 25 февраля 2015.
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Орнелла Мути - Орнелла Мути (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Орнелла Мути
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
