Оромо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оромо
Численность и ареал

Всего: 25 млн
Эфиопия Эфиопия
, Южный Судан Южный Судан
, Кения Кения

Язык

оромо

Религия

суннитский ислам, эфиопская церковь, протестантство, католичество, анимизм

Входит в

кушитские народы

Родственные народы

афар, тиграи, амхара, сомалийцы, беджа

Оромо (оромо Oromoo, в пер. с амхар. — «бродячие искатели земли»[1]) — народ в Эфиопии и на севере Кении. Численность — более 25 млн человек[2].

Ранее как по отношению к народу, так и к языку применялся термин «галла», однако в современной литературе он не используется.





Язык

Язык оромо относится к кушитской ветви афразийской языковой семьи. Распадается на очень различающиеся между собой диалекты. Письменность оромо с 1991 года на латинской основе, до этого использовался эфиопский алфавит[2].

Место проживания

Оромо делятся на региональные и племенные группы: Центральная Эфиопия — тулама; Западная Эфиопия — мэча; Юго-Восточная Эфиопия — арси, итту, котту, поле, джарсо, ала, бабиле и др.; Юг Эфиопии — борана; Север Эфиопии — азебу, райя, волло. В Кении живут гуджи, часть борана (кочевые скотоводы), а также оромо (земледельцы долины реки Тана, смешавшиеся с банту) и бродячие охотники вату[2].

Религия

Более половины оромо являются мусульманами-суннитами, есть христиане (миафизиты, лютеране, католики)[2]. Также распространены традиционные верования и культы: анимизм, культ первопредка оромо, пророка Абба Муда, небесного бога Уака, божеств земли[3].

История

Оромо начали селиться на землях Эфиопии и северной Кении задолго до XVI века Однако массовая миграция кочевников-скотоводов оромо из района Африканского Рога на территорию Эфиопии началась лишь в 20-х годах XVI века. С 60-х годов XVI века миграция стала очень интенсивной и проходила в трёх направлениях: северном, северо-восточном и западном. В это время оромо представляли собой совокупность множества племён, которые были однородны в культурном отношении и составляли единую культурную общность. Племена оромо образовывали два крупных союза племён, барайтума и боран. Местное население редко оказывало сопротивление; как правило, жители пытались найти убежище в труднодоступных местах и оставались там после захвата их земли племенами оромо. Большинство населения захватываемых территорий либо подвергалось физическому уничтожению, либо ассимилировалось. Процессу ассимиляции способствовал существовавший у оромо институт усыновления иноплеменников. Адаптированные юноши из местного населения включались в систему возрастных классов оромо, но получали иной социальный статус. Когда среди оромо сохранялись незначительные по численности не ассимилированные группы местного населения, они превращались в эндогамные группы, взаимоотношения с которыми были от военных столкновений до даннических отношений или взаимовыгодных контактов. Районы расселения были неоднородными, оромо попадали в различные экологические условия, вступали в контакты с различными этническими группами. В некоторых случаях и сами оромо подвергались ассимиляции.

В результате миграция оромо привела к тому, что культурно-однородный этнос распался. В результате вызванных миграцией процессов исчезла структура социального взаимодействия некоторых прежних общностей (боран). На смену им пришли новые общности, сформировавшиеся на основе единства социальной практики у территориальных групп оромо.[4] У некоторой части оромо появились мусульманские государства: Уолло, Джимма, Лиму, Гумо, Гома, Гера. В XVIIIXIX веках оромо нанимались на службу к эфиопским правителям и преобладали в эфиопской армии, в то время как знать оромо играла важную политическую роль.

Во второй половине XIX века почти все земли оромо были насильственно присоединены к Эфиопии. До середины 1970-х годов официальной политикой эфиопского правительства была амхаризация и христианизация населения, что вело к усилению процессов этнической консолидации. Отдельные территориальные группы оромо (в областях Волло, Бегемдыр, Годжам, в Аддис-Абебе и др.) ассимилировались амхара, в пограничных юго-восточных районах — сомалийцами.[5]

Традиционные занятия

  • Пашенное и ручное земледелие (в районе г. Харэр с применением искусственного орошения)[2]
  • Животноводство (крупный и мелкий рогатый скот, ослы, лошади и др.)
  • Скотоводство (на юге встречаются группы кочевых и полукочевых скотоводов)[2]

Традиционное жилище

Шатры и хижины из шкур[2].

Традиционная одежда

У мужчин традиционной одеждой являются штаны, туникообразная рубаха, украшенные вышивкой, и шляпа. У женщин — кожаная юбка и плащ.

Традиционная пища

Пресный хлеб из теффа, пшеницы и пр. Употребляют острые мясные соусы, пряности, напиток из ячменя вроде пива, кофе и лёгкий алкогольный напиток из мёда [6].

Традиционные представления

У оромо широко применяется символика чисел. Уже в древности оромо классифицировали окружающий их мир природы и мир людей и присваивали каждому виду явлений своё число, становившееся символом этого вида явлений и связывавшего его через систему чисел-символов с другими явлениями в единую стройную картину мира. Отправным пунктом их числовой символики стало тело самого человека. Оромо применяют данную символику в различных областях знаний: культурологии, философии, этике и эстетике, этнологии, истории, географии, астрологии, традиционном религиоведении, педагогике и т. д.[7]

Социальная организация

Центральным институтом социальной организации оромо исконно является система возрастных классов — гадаа[en]. В настоящее время она сохранилась на юге Эфиопии. Её основным структурным принципом является деление на генеалогические поколения. Интервал между поколениями составляет 40 лет и включает пять возрастных классов, последовательно проходивших через пятизвенную систему возрастных степеней. Все возрастные классы являются корпоративными объединениями, каждое из которых исполняет ряд нормативно определенных функций (хозяйственных, военных, ритуальных). Функцию организатора жизнедеятельности социального организма возрастной класс получал при переходе в возрастную степень луба — степень «правления». В степени «правления» в возрастном классе выбиралась группа лидеров, так называемый совет гада. Все три основных функции по руководству племенем, — организационно-управленческую, военную, религиозно-идеологическую — у оромо осуществляет совет гада. В религиозно-идеологической сфере действует помимо совета гада религиозный лидер абба муда («отец помазания»). В период ведения военных действий всё управление сосредотачивается в руках военного лидера — абба дула («отец войны»).[8] Ядром общины является патрилинейная родовая группа. Соседние деревни, как правило, населены родственными группами. Важная роль в сельскохозяйственном производстве и общественной жизни принадлежит группам соседской трудовой взаимопомощи. Часть оромо работает по найму в промышленности и сельском хозяйстве; в последнее время увеличивается национальная интеллигенция.[5]

Напишите отзыв о статье "Оромо"

Примечания

  1. Народы мира. Люди, культуры, образы жизни. пер. с немецкого Л.Кайсарова // «Die Volker der Erde». — М.: Аст, Kunth, 2009. — С. 54. — 143 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-17-059220-3.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Кобищанов Ю. М. Оромо // Народы и религии мира / Гл. ред. В. А. Тишков М.: Большая Рос. Энциклопедия, 1998. С. 400.
  3. (Гемечу 2001: 45)
  4. (Янборисова 1996: 189—196)
  5. 1 2 (Янборисова 1993: 271)
  6. (Кобищанов 1998: 46-47)
  7. (Гемечу 2001: 165—168)
  8. (Гемечу 2001: 52—67)

Литература

  • Гемечу К. М. Традиционная культура Оромо: генезис и эволюция. Монография / Гемечу Кедир Мохаммед; Моск. гос. ун-т культуры и искусств М.: Моск. гос. ун-т культуры и искусства, 2000. — 198 с.
  • Кобищанов Ю. М. Оромо // Народы и религии мира / Гл. ред. В. А. Тишков М.: Большая Рос. Энциклопедия, 1998. С. 400.
  • Мисюгин В. М. «История Галла» как этноисторический источник // Африканский этнографический сборник. II Л., 1978. — С. 151—192.
  • Янборисова Р. В. К этносоциальной истории оромо: Динамика структур управления в XVI—XIX вв. // Этносы и этнические процессы : [Сб. ст.] : Памяти Р. Ф. Итса / [Рос. АН, Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая; Отв. ред. В. А. Попов] М. — Наука: Изд. фирма «Вост. лит.», 1993. — С. 271.
  • Янборисова Р. В. Этносоциальная история Оромо. Вторая половина XVI — вторая половина XIX веков: автореферат дис. … кандидата исторических наук / Ин-т этнологии и антропологии Ленинград , 1991. — 18 с.
В Викисловаре есть статья «оромо»

Отрывок, характеризующий Оромо

– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.