Орсини, Клариче
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
| Клариче Медичи | |
| итал. Clarice Orsini | |
| Имя при рождении: |
Клариче Орсини |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Отец: |
Джакопо Орсини |
| Мать: |
Маддалена Орсини |
| Супруг: | |
| Дети: |
Лукреция |
Клари́че Орси́ни — итальянская аристократка; супруга Лоренцо Медичи, мать римского папы Льва X.
Содержание
Биография
Клариче и Лоренцо заключили брак по доверенности 7 февраля 1469 года. Брак был устроен матерью Лоренцо Лукрецией Торнабуони, которая встретила Клариче 28 марта 1467 года в соборе Св. Петра; девушка покорила Лукрецию красотой и скромностью[1]. Кроме того, Лукреция хотела женить старшего сына на женщине из знатной семьи в целях повышения социального статуса Медичи. Приданое Клариче составило 6000 флорин. Она прибыла во Флоренцию 4 июня 1469 года.
Клариче не была популярна во Флоренции, поскольку её строгая религиозность противоречила гуманистическим идеалам эпохи. Даже сам Лоренцо предпочитал ей флорентийку Лукрецию Донати, которой он посвящал свои стихи.
Из десяти детей, рожденных Клариче в браке с Лоренцо, трое умерли в младенчестве[2]. Во время заговора Пацци, целью которого было убийство Лоренцо и его младшего брата Джулиано, Клариче с детьми была отправлена в Пистою.
Клариче возвращалась в Рим несколько раз, чтобы навестить своих родственников; всегда ездила одна, поскольку Лоренцо не любил Рим[3]. Она также посетила Вольтерру, Колле-ди-Валь-д’Эльсуу, Пассиньяно и другие места в 1480-х. 30 июля 1488 года она скончалась от туберкулёза во Флоренции[4].
Потомство
- Лукреция Мария Ромола Медичи (4 августа 1470 — 15 ноября 1553); была замужем за Якопо Сальвиати[it], от которого родила 10 детей, среди которых были кардинал Джованни Сальвиати[it], кардинал Бернардо Сальвиати, Мария Сальвиати (мать Козимо Медичи, великого герцога Тосканского) и Франческа Сальвиати (мать римского папы Льва XI);
- Близнецы, умершие вскоре после рождения (март 1471);
- Пьеро II ди Лоренцо ди Медичи (15 февраля 1472 — 28 декабря 1503); был женат на Альфонсине Орсини[it], от которой имел 4 детей (двое из которых скончались в раннем возрасте): Лоренцо II Медичи, герцог Урбино и Клариче Медичи (тётя королевы Франции Катерины Медичи);
- Мария Маддалена Ромола Медичи[it] (25 июля 1473 — 2 декабря 1519); была замужем за Франческетто Чибо[it], от которого родила 7 детей;
- Контессина Беатриче Медичи, умершая вскоре после рождения (23 сентября 1474 — сентябрь 1474)
- Джованни ди Лоренцо ди Медичи (11 декабря 1475 — 1 декабря 1521);, ставший 11 марта 1513 года папой римским Львом Х[5];
- Луиза Контессина Ромола Медичи (25 января 1477 — 1488); была обручена с Джованни Пополано Медичи, но скончалась в возрасте 11 лет;
- Антония Контессина Ромола Медичи[it] (16 января 1478 — 29 июня 1515); была замужем за Пьеро Ридольфи, от которого родила 5 детей, среди которых был кардинал Николо Ридольфи[it];
- Джулиано ди Лоренцо ди Медичи (12 марта 1479 — 17 марта 1516); был женат на Филиберте Савойской[it], в браке с которой детей не было, но был внебрачный сын от Пацифики Брандано — Ипполито Медичи.
Портрет
В Национальной галерее Ирландии в Дублине находится портрет кисти Доменико Гирландайо, на котором предположительно изображена Клариче Орсини[6].
Напишите отзыв о статье "Орсини, Клариче"
Примечания
- ↑ James Cleugh. Die Medici - Macht und Glanz einer europäischen Familie. — Augsburg: Genehmigte Lizenzausgabe für Bechtermünz Verlag im Weltbild Verlag GmbH, 1996. — С. 119. — ISBN 3-86047-155-4.
- ↑ Herman Grimm. Das Leben Michelangelos. — Frankfurt am Main und Leipzig: Insel Verlag, 1995. — С. 109. — ISBN 3-458-33458-0.
- ↑ Ingeborg Walter. Der Prächtige – Lorenzo de’ Medici und seine Zeit. — München: Piper Verlag GmbH, 2005. — С. 97. — ISBN 3-492-24204-9.
- ↑ Ingeborg Walter. Der Prächtige – Lorenzo de’ Medici und seine Zeit. — München: Piper Verlag GmbH, 2005. — С. 250. — ISBN 3-492-24204-9.
- ↑ Избран папой 9 марта, а 11 марта 1513 г. было официально объявлено об его избрании // [www2.fiu.edu/~mirandas/bios1489.htm#Medici]
- ↑ [onlinecollection.nationalgallery.ie/view/objects/asitem/People$0040985/0/sortNumber-asc?t:state:flow=2b5ad8aa-214d-400b-848e-8186c3061eab Scheda del dipinto sul sito della National Gallery of Ireland]
Литература
- Marcello Vannucci. Le donne di casa Medici. — Roma: Newton Compton Editori, 1999. — ISBN 8854105260.
- Ingeborg Walter. Der Prächtige – Lorenzo de’ Medici und seine Zeit. — München: Piper Verlag, 2005. — ISBN 3-492-24204-9.
- James Cleugh. Die Medici - Macht und Glanz einer europäischen Familie. — Augsburg: Weltbild Verlag, 1996. — ISBN 3-86047-155-4.
- Franco Cesati. Die Medici – Die Geschichte einer europäischen Dynastie. — Regensburg Florenz: Schnell und Steiner, 2003. — ISBN 3-7954-1617-5.
- Franco Cesati. I Medici. Storia di una dinastia europea, übersetzt von Felicia Letsch. — Florenz: Mandragora, 1999. — ISBN 88-85957-39.
- Paul Frischauer. Leonardo da Vinci – Das Leben eines Genies. — Berlin: Ullstein, 1997. — ISBN 3-548-22871-2.
- Herman Grimm. Das Leben Michelangelos. — Frankfurt am Main und Leipzig: Insel Verlag, 1995. — ISBN 3-458-33458-0.
Ссылки
- [web.tiscalinet.it/lorenzo_il_magnifico/matrimonio.htm Il matrimonio] (итал.). web.tiscalinet.it. Проверено 4 июня 2014.
- [www.taccuinistorici.it/newsbrowser.php?news_id=59&news_dove=3 Invito alle nozze di Lorenzo il Magnifico] (итал.). TaccuiniStorici.it. Проверено 4 июня 2014.
- [www.clariceorsini.it/ Associazione Culturale "Clarice Orsini" - Monterotondo (Italy)] (итал.). www.clariceorsini.it. Проверено 4 июня 2014.
Отрывок, характеризующий Орсини, Клариче
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
