Орсини, Феличе
| Феличе Орсини | |
| итал. Felice Orsini | |
 | |
| Портрет 1858 года | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Фели́че Орси́ни (итал. Felice Orsini; 10 декабря 1819, Мельдола, ныне Италия — 13 марта, 1858, Париж) — итальянский революционер-карбонарий. Известен своим неудачным покушением на французского императора Наполеона III.
Биография
Феличе Орсини родился в городке Мельдоле, в области Романья, которая тогда находилась под контролем Папской области. Мечтая о церковной карьере для своего сына, родители устроили молодого Орсини в духовном училище. Скоро Орсини опротивело лицемерие тогдашней католической церкви, и он стал страстным либералом. Вследствие этого, Орсини бросил академию и прымкнул к движению «Молодая Италия», учрежденному патриотом Джузеппе Мадзини.
Орсини был впервые арестован в 1844 году в связи с подготовкой революционных беспорядков: его приговорили к пожизненному заключению. Однако новоизбранный Папа, Пий IX, решил его освободить. Оказавшись снова на свободе, Орсини возглавляет отряд молодых романцев в первой итальянской освободительной войне, во время которой он отличился доблестью на сражениях возле Тревизо и Виченцы.
После римской революции 1849 года и провозглашения Римской Республики Орсини был избран членом Римского Учредительного Собрания. Римская республика просуществовала совсем недолго, но и после её падения Орсини продолжал строить планы для свержения папской власти и утверждения в Папском Государстве партии Маццини. Орсини был отправлен инкогнито последним в Венгрию, но его узнали в Мантуе и задержали. Это произошло в 1854 году. Орсини удалось убежать из тюрьмы несколько месяцев спустя благодаря собственной изобретательности (спустился из распиленных решеток канатом из перекрученного постельного белья) и помощи сочувствующих крестьян, которые его скрыли в своей телеге и провезли мимо австрийского сторожевого пункта.
В 1856 году он недолго посетил Англию, где был благосклонно принят. Именно там, в Англии, были опубликованы в 1857 году записки об его бегстве из австрийской тюрьмы под заголовком «Австрийские Темницы». Эти записки вызвали разрыв отношений между Орсини и Мадзини.
К концу своей краткой жизни Орсини стал убеждаться в том, что главным препятствием для воссоединения маленьких и слабых итальянских государств был французский император Наполеон, и решил его убить, рассчитывая на то, что после его смерти разразится в Италии массовое восстание, которое освободит несчастную страну от чужеземного ига. Для этой цели он прибыл в Париж в 1857 году. Другими участниками заговора были Джузеппе Пьери, Антонио Гомес и Карло Ди Рудио (который позже переменит своё имя в Чарлз Дерудио).
Покушение
Вечером 14 января 1858 года Орсини и его товарищи бросили три бомбы в императорскую карету, в которой французский император и его супруга подъезжали к воротам театра на улице Пелетие. Первая бомба взорвалась среди извозчиков кареты. Вторая разорвала на части лошадей и разбила стекла кареты, третья же попала под самую карету и тяжело ранила полицейского, спешившегося на помощь императорской чете. В итоге покушение унесло жизни восьми человек; раненых оказалось 142. Как ни странно, императорская чета осталась совершенно целой и невредимой: только императрица была слегка ушиблена в левый глаз.
Орсини был ранен брошенным им самим снарядом. На следующее утро полицейские нашли Орсини в его же собственной комнате, лежащего с кровоточащей головой. Личности покушавшихся были так быстро установлены из-за неудачного стечения обстоятельств: до этого известный французским блюстителям порядка Джузеппе Пьери был замечен возле театра и вовремя остановлен. В ходе допросов Пьери открыл имена остальных участников покушения.
После покушения популярность Наполеона III во Франции резко повысилась. Начались уличные возмущения в Англии, поскольку бомбы, как оказалось при следствии, были изготовлены именно в Англии во время кратковременного пребывания Орсини.
11 февраля Орсини написал своё известное письмо к Наполеону, где он призывал императора ускорить процесс освобождения Италии. Орсини написал еще одно письмо к итальянской молодёжи. Он был приговорен к смертной казни. Вместе с ним был гильотинирован Пьери. Гомес был приговорен к пожизненной каторге. Ди Рудио, который был сначала тоже приговорен к гильотинированию, был впоследствии помилован и отправлен на пожизненную каторгу на Остров Дьявола, откуда он однако сумел сбежать. Ди Рудио иммигрировал в Америку: там он завербовался в 7-й конный отряд. Служа в этом отряде, он принял участие в знаменитой битве при Литтл-Бигхорн.
Напишите отзыв о статье "Орсини, Феличе"
Ссылки
Отрывок, характеризующий Орсини, Феличе
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
