Оршош, Ференц
| Ференц Оршош | |
| венг. Ferenc Orsós | |
 | |
| врач | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Ференц Оршош (венг. Orsós Ferenc; 22 августа 1879, Тимишоара — 25 июля 1962, Майнц) — венгерский патологоанатом, один из двенадцати врачей Международной комиссии, направленной немцами в апреле 1943 года для расследования совершенного в Катыни преступления.
Содержание
Биография
Ференц Оршош родился в 1879 году в городе Тимишоара в Трансильвании. Учился на медика в Будапеште, затем работал в городе Пэч. Во время Первой мировой войны был пленным в России. По окончании войны стал директором отдела судебной медицины в Будапештском университете. С 1928 года член Венгерской Академии Наук.
Национал-социалистические взгляды
Основал организацию медиков Венгрии («Magyar Orvosok Nemzeti Egyesülete, MONE») с национал-социалистическими взглядами . Как председатель MONE он требовал отлучать евреев от профессии врачей и осуществлять антисемитские мероприятия в Венгрии. В 1941 году выступал за то, чтобы по примеру немецкого расового законодательства, которое действовало и в Венгрии, были запрещены браки между венграми и евреями; венграми и цыганами. После немецкой оккупации Венгрии 19 Марта 1944 года в сотрудничестве с командой Эйхмана и венгерскими властями около 400000 евреев были депортированы, большинство в газовые камеры концлагеря Освенцим. Руководимые Оршошом организации врачей выдавали венгерских врачей еврейского происхождения и подвергали их высылке[1].
Участие в расследованиях
Катынь
К 1943 году проделал тысячи судебно-медицинских экспертиз и разработал метод определения времени смерти. В Катыни участвовал во вскрытии убитых польских офицеров и был одним из подписавшихся под итоговым протоколом, где устанавливалось, что убийства были совершены весной 1940 года. Метод датировки по состоянию черепа который он применил: «не нашел достаточного последующего подтверждения медицинской практикой»[2]. Выполнял там также роль одного из переводчиков ввиду своего знания русского языка.
В 1952 году, вместе с Хельге Трамсеном и Винченцо Марио Пальмиери, участвовал в слушаниях Комиссии Конгресса США по катынскому делу[3].
Винница
В 1943 году вместе с доктором Александром Биркле принял участие в исследовании немцами мест массовых захоронений на Украине в Виннице.
Послевоенный период
В декабре 1944 году, из опасения перед приближающейся советской армией, сбежал в Германию. С 1946 году проживал в Западном Берлине, в 1962 году скончался в Майнце. Был заочно осужден в Венгрии народным судом[1].
Напишите отзыв о статье "Оршош, Ференц"
Примечания
- ↑ 1 2 см.: Istvan Deák, «Missjudgment at Nuremberg»
- ↑ И. С. Яжборовская, А. Ю. Яблоков, B.C. Парсаданова Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях [katynbooks.narod.ru/syndrome/Docs/Chapter_05.html Глава 5] ISBN 5-8243-0197-2
- ↑ [www.minelinks.com/war/us_congress_doc4.html US Congress Hearings on Katyn War Crime] (англ.). Проверено 23 марта 2010. [www.webcitation.org/69pOvnVsu Архивировано из первоисточника 11 августа 2012].
Библиография
- Jessen Anna Elisabeth: Kraniet fra Katyn. Beretning om massakren i 1940. Høst & Søn, Kopenhaga 2008. ISBN 978-87-638-0703-6
Ссылки
- [mek.niif.hu/00300/00355/html/ABC11371/11503.htm Magyar Életrajzi Lexicon] (Короткая биография)
- [www.pamietamkatyn1940.pl/204.xml Pamiętam. Katyń 1940]
- [www.nybooks.com/articles/2297 Missjudgment at Nuremberg]
Отрывок, характеризующий Оршош, Ференц
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
