Ортодоксия
Ортодо́ксия (от греч. ὀρθοδοξία — «прямое мнение», «прямое учение», «правоверие»; от греч. ὀρθός — прямой, правильный + δόξα — мнение[1]) — твёрдость в вере или следовании какому-либо учению или мировоззрению, поддержка принятых позиций, консервативный[2] тип религиозного сознания, в противовес любому модернизму и реформаторству.
В широком смысле ортодоксией называют религиозную или философскую позицию, о которой полагается, что она точно находится в соответствии с буквальным и первоначальным пониманием того или иного учения. В таких случаях говорят об ортодоксальном христианстве, иудаизме, исламе, различных направлениях буддизма, марксизме и т. д.[3]
В христианстве
В христианстве «ортодоксия» предполагает неуклонное следование догматам веры и основам вероучения. Слово ὀρθοδοξία и производные от него встречаются уже в сочинениях апологетов II века (в частности, Климента Александрийского[4]). Терминологическое значение за ним закрепляется у Евсевия Кесарийского в «Церковной истории», где он называет Иринея Лионского и Климента Александрийского «послами церковной ортодоксии». Более широким употребление слова становится со времени правления императора Юстиниана, для характеристики богословских взглядов, которые, как считалось, точно соответствуют Евангелию и учению церкви.
В научной литературе по истории христианства «ортодоксами» (в русском переводе также «православными» — в первоначальном значении этого слова) называют сторонников Никейского символа веры, «никейцев», как противопоставление арианам[5]. Это выражение употребляется синонимично термину «католики» (в русской традиции также «кафолики») и не имеет отношения к современному противопоставлению православия и католицизма, возникшему после Великого раскола, когда словом англ. orthodox стали обозначать учение Константинопольской и других церквей Восточной римский империи, отказавшихся от канонического общения с церковью бывшей Западной римский империи[6].
См. также
|
ортодоксия в Викисловаре? |
|---|
Напишите отзыв о статье "Ортодоксия"
Примечания
- ↑ В переводах Библии и богослужебных текстов слово «δόξα» чаще всего переводится как [www.biblestudytools.com/lexicons/greek/kjv/doxa.html «слава», «хвала»], согласно византийскому и более позднему словоупотреблению, однако и [www.biblestudytools.com/lexicons/greek/kjv/doxa.html в Новом Завете], и в классическом (античной эпохи) языке его семантика была более многогранной: так, словарь И. Х. Дворецкого (М., 1958, Т. II) приводит следующие переводы слова δόξα: «мнение, представление; ожидание, чаяние, расчёт; плод воображения, видение, призрак; филос. мнение, мнимое знание; намерение, решение, замысел; слава, имя, репутация; блеск, сияние, яркость»; словарь А. Д. Вейсмана (издание 5-е, 1899) даёт в качестве основного значения слова δόξα — мнение, представление, предположение.
- ↑ Ора Лимор. [books.google.com/books?id=3gId7oilI8gC&pg=PA99 Евреи и христиане: полемика и взаимовлияние культур: евреи и христиане в западной Европе до начала нового времени. T.1]. Открытый университет Израиля. ISBN 978-965-06-0707-4. С. 99.
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/880/ОРТОДОКСИЯ Ортодоксия]. // Философия: Энциклопедический словарь. / Под ред. А. А. Ивина — М.: Гардарики, 2004.
- ↑ «те, что называют себя ортодоксами (греч. ορθοδοξασται), должны творить добрые дела, ясно понимая, что делают» (Строматы, 1:9)
- ↑ И. Малала. [books.google.com/books?id=BuUaWIZiJw4C&pg=PT168 Византийские хроники от начала до VII в.]
- ↑ В русском, как и в других славянских языках, в этом узком значении слово «ортодоксия» не употребляется, вместо него используется его славянская калька «православие»
Отрывок, характеризующий Ортодоксия
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
