Орфей спускается в ад

Орфей спускается в ад
Orpheus Descending
Жанр:	Драма (род литературы)
Автор:	Теннесси Уильямс
Язык оригинала:	Английский
Дата написания:	1957

«Орфей спускается в ад» (англ. Orpheus Descending) — драма Теннесси Уильямса 1957 года, относящаяся к течению южной готики. Пьеса является переработкой более ранней пьесы Уильямса «Битва ангелов» (The Battle of Angels, 1940), холодно принятой публикой. Пьеса «Орфей спускается в ад» была поставлена на Бродвее в 1957 году, и шла короткое время без особенного успеха.

Русский перевод Якова Березницкого.

Сюжет

Сюжет пьесы разворачивается в провинциальном маленьком городе одного из южных штатов США. Основное действие происходит в «Универсальном магазине» Джейба Торренса, старого, озлобленного на жизнь человека. Джейб болен, ему недавно сделали операцию, и все заботы о магазине и о кондитерской, открытие которой планируется на ближайшие дни, ложится на плечи его жены — Леди Торренс. Леди известна своим незаурядным прошлым, которое с удовольствием обсуждают соседки, несколько вульгарные особы — Долли Хэмма и Бьюла Биннингс. Они рассказывают, что отцом Леди был некий Итальяшка, владевший кафе и виноградником на берегу Лунного озера и сколотивший себе состояние на незаконной торговле спиртным. Кончил он плохо — стал продавать спиртное неграм, а этого местное «Святое братство» (аналог «Ку-клукс-клана») простить не могло. Они прискакали ночью и сожгли кафе на Лунном озере, и Итальяшка погиб в огне, пытаясь спасти своё имущество. Особо упоминается виноградник, устроенный на участке. В нём юная Леди встречалась с Дэвидом Картриром.

На сцене появляется и несколько взбалмошная Кэрол Картрир. Округа платит ей за то, чтобы она здесь не появлялась, но Кэрол не слишком придает значения взятым на себя обязательствам. Пока соседки осуждают и судачат о Кэрол, в магазине появляется новое действующее лицо — Вэл Зевьер. Его приводит жена шерифа, Ви. По её словам парень ищет работу и мог бы помочь Леди, пока Джейбу нездоровится. Вэла сопровождает его гитара, на которой он играет балладу самого Теннесси Уильямса «Райские травы».

Леди оставляет Вэла приказчиком, пленяясь его умением говорить и утешать, а возможно и красивой внешностью. Медленное пробуждение хозяйки магазина к жизни, оставленной ею в момент разрыва с Картриром, перемежается разговорами Вэла с прочими обитателями. Кэрол безуспешно домогается молодого человека. Ви делится с ним своими видениями, показывает ему свои картины. Происходит и встреча Леди с Дэвидом, из которой становится известно, что Леди была беременна от него, но потеряла ребёнка. Мужчины же смотрят на Вэла настороженно и не доверяют его красоте.

Их подозрительность достигает высшей точки, когда ревнующий шериф предлагает парню покинуть город до восхода.

Незадолго до этого, представляя нового приказчика мужу, Леди рассказывает Джейбу о своих нововведениях касательно магазина и кондитерской. Связь с Вэлом пробуждает в ней желание жить и творить, она планирует грандиозное открытие кондитерской. В разговоре с Джейбом, которому все это не слишком по душе, она внезапно узнает, что именно её муж был предводителем в ту ночь, когда сожгли её отца.

Финальная сцена происходит в кондитерской, за несколько часов до её открытия. Вэл пытается уехать, Леди пытается его удержать, а когда становится ясно, что молодой человек все же покинет город, решает уехать вслед за ним. В процессе убеждений и разговора со спустившейся вниз сиделкой Джейба, выясняется, что Леди беременна от Вэла. Именно тут миссис Торренс и рассказывает Вэлу, что впервые чувствует себя по-настоящему живой, благодарит его, что он вернул ей жизнь.

Спустившийся не вовремя Джейб приходит в ярость и начинает стрелять. Леди прикрывает своим телом Вэла, и Джейб зовет на помощь, обвиняя приказчика в убийстве. Вэл убегает, мужчины-соседи бросаются в погоню, за сценой слышны страшные предсмертные крики Вэла.

Символика пьесы

По всему тексту пьесы проводится тесная аналогия с мифом об Орфее (Вэл — Орфей, Леди — Эвридика, Джейб — Аид). Так, Вэл играет на гитаре, что производит сильное впечатление на окружающих (аналогия с Орфеем, который звуками кифары усмирял диких зверей). Главная сюжетная линия соответствует мифу об Орфее: происходит пробуждение Аида за счёт живительной силы искусства, но Орфею не удаётся окончательно вывести Эвридику. Шериф и два его помощника, по-видимому, символизируют Кербера.

Экранизации

• Из породы беглецов (The fugitive kind, 1960), режиссёр Сидни Люмет, сценарий Теннесси Уильямса, в главных ролях Марлон Брандо и Анна Маньяни.
• Орфей спускается в ад (Orpheus descending, 1990), режиссёр Питер Холл, сценарий Питера Холла, в главных ролях Кевин Андерсон и Ванесса Редгрейв.

Источники

• [lib-drama.narod.ru/tennessee/orpheus.html Орфей спускается в ад]. В сборнике: Юджин О’Нил, Теннесси Уильямс, Пьесы. М., Радуга, 1985.

Отрывок, характеризующий Орфей спускается в ад

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.