Орфография русского языка до 1956 года
Поделись знанием:
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Нормы и правила правописания русского языка, действовавшие до принятия Правил русской орфографии и пунктуации 1956 года, основывались на Декрете о введении нового правописания 1917 года, а также (как и до революции) на традиции правописания, регулируемой справочными пособиями. Важным памятником этой орфографии является Толковый словарь русского языка профессора Ушакова.
Содержание
Даты некоторых изменений
- 1918 — наряду с «ъ» стали употреблять апостроф (’)[1]. На практике употребление апострофа было повсеместным.
- 1932—1933 — отменены точки в конце заголовков[2].
- 1934 (возможно, ранее) — отменено употребление дефиса в союзе «то есть»[3].
- 1935 — отменены точки в написании аббревиатур из заглавных букв[4].
- 1938 — употребление апострофа было отменено.
- 1942 — введено обязательное употребление буквы «ё».
- 1956 — употребление буквы «ё» (уже по новым правилам) стало факультативным, для уточнения правильного произношения («вёдро»).
Отличия от современной орфографии
Алфавит
Состав букв
До 1942 года в алфавите отсутствовала буква ё. Буква й вписана в алфавит 1934 года (см. таблицу), но слово йод напечатано через и («иод»). В словаре Ушакова все слова, начинающиеся на й, перенаправляются на аналоги, начинающиеся с и: иог [ёг], иога [ёга], иод [ёд], иодизм, иодистый, иодный, иоркшир, иоркширский, иот, иота, иотация, иотированный и иотованный. Но в словах ион, ионизация, ионизировать, ионизироваться, ионийский, ионический, ионный, Иордан(ь) и и о читаются раздельно.
| А а | Б б | В в | Г г | Д д | Е е | Ж ж |
| З з | И и | Й й | К к | Л л | М м | Н н |
| О о | П п | Р р | С с | Т т | У у | Ф ф |
| Х х | Ц ц | Ч ч | Ш ш | Щ щ | Ъ ъ | Ы ы |
| Ь ь | Э э | Ю ю | Я я |
Наименования букв
- Буквы ъ, ы, ь — назывались ер, еры́, ерь.
- Буквы б, в, г, п — назывались бе, ве, ге, пе (мягко), а не как сейчас (бэ, вэ, гэ, пэ).
- Предположительно (исходя из вышесказанного), до революции также мягко могли называться и буквы д, з, т (их названия до революции писались с буквой е).
- Буквы ж, ц, ч — назывались как и сейчас, хотя названия ж и ц писались через е (же, це).
Употребление дефиса в сложных словах, обозначающих оттенки цветов
Лишь сложные прилагательные с наречиями писались с дефисом, такие как: изжелта-красный, иссиня-чёрный, иссиня-зелёный (как и сейчас). А «прилагательные с соединительными о и е, обозначающие оттенки цветов вроде тёмнокрасный, синезелёный», писались без дефиса[5].
Ныне «сложные прилагательные, если обозначают оттенки цветов, например: бледно-голубой, светло-жёлтый, ярко-красный, … серебристо-белый», пишутся через дефис[6].
Употребление дефиса в географических названиях
Ряд географических названий, ныне употребляемых без дефиса, писался через дефис. Например: Чехо-Словакия, Юго-Славия, Сыр-Дарья, Нижне-Волжская область, Дальне-Восточный край, Кара-Калпакская АО и некоторые другие.
Отдельные слова
В приведённых примерах даны некоторые слова, изменившие своё написание, а иногда и произношение. Многие из этих слов имели вариант написания, совпадающий с современным, он не приводится. В современном написании также у некоторых слов появились варианты написания, которых раньше не было.
- Адэква́тный[7], диэ́та, лэ́ди. Ныне — адеква́тный, дие́та, ле́ди.
- Пенснэ́ и пенсне[8]. Ныне — пенсне́.
- Мер. Ныне — мэр.
- Биллиа́рд, варья́нт, лойя́льный . Ныне — билья́рд, вариа́нт, лоя́льный.
- Нехвата́ет (слитно)[9], заграни́цей. Ныне — не хвата́ет, за грани́цей.
- Повидимому, попрежнему, попустому[10]. Ныне — по-видимому, по-прежнему, по-пустому.
- Во-время, во-всю, во-свояси, на-днях. Ныне — вовремя, вовсю, восвояси, на днях.
- Борт-меха́ник, метр-д-оте́ль. Ныне — бортмеха́ник, метрдоте́ль.
- Ио́д (произносилось йод). Ныне — иод (в химической терминологии) и йод (в медицине и обиходе).
- Па́нцырь, цынга́, цыно́вка, цырю́льник. Ныне — па́нцирь, цинга, циновка, цирюльник.
- Жо́лудь, желуде́й. Ныне — жёлудь.
- Чорт, мн. че́рти. Ныне — чёрт.
- Безнаде́жный, заслужённый (как допустимые варианты). Ныне — безнадёжный, заслу́женный.
- Итти. Ныне — идти. (ранее допускались обе формы, но гораздо чаще употреблялась итти)
- Азбе́ст, моты́ка. Ныне — асбест, моты́га.
- Заведывать, танцова́ть. Ныне — заве́довать, танцева́ть.
- Коровай, плову́чий, сниги́рь. Ныне — каравай, плаву́чий, снеги́рь.
Количественные формы родительного и винительного падежей
- Окончание родительного падежа на -у / -ю
В официальных документах употреблялись такие формы слов, как «килограмм сахару, табаку, чаю».
- При выборе формы родительного падежа единственного числа существительных мужского рода в подобных случаях в прежнее время исходили из того, что формы на -у / -ю вещественных и некоторых других существительных имели количественное значение (обозначали часть целого), а потому считались предпочтительнее (сравните сочетания без количественного значения: история народа, белизна сахара, вкус чая).
- После 1956 года:
- В настоящее время формы на -у / -ю употребляются всё реже и происходит выравнивание по одной модели, не связанной с определённым значением. Поэтому наряду с формой чашка чаю вполне допустима (а многими и приветствуется) форма чашка чая. Причём в речи формы на -а / -я явно преобладают, если при существительном имеется определение: чашка крепкого чая, пачка быстрорастворимого сахара.
- Формы на -у / -ю обычно сохраняются в словосочетаниях, где речь идёт о некотором неопределённом количестве чего-либо, при этом существительное находится в винительном падеже при переходном глаголе: выпить квасу, поесть супу, достать мелу, прикупить тёсу, добавить сахару (особенно при ударяемом окончании: выпить чайку, поесть медку). Сравните также предложные сочетания: упустить из виду; беситься с жиру; нужно до зарезу; говорить без умолку; двадцать лет от роду; без толку и т. п.
- Кроме того, окончание -у / -ю имеют существительные с отвлечённым значением, если имеется оттенок количественного значения: нагнать страху, наговорить вздору, а также формы во фразеологических сочетаниях: без году неделя, с глазу на глаз, задать перцу, добиться толку, без роду и племени, прибавить шагу, что есть духу и т. д. (По книге Д. Э. Розенталя «Говорите и пишите по-русски правильно», 2007.)
- В работе В. А. Успенского «К определению падежа по А. H. Колмогорову»[11] для этого падежа используется название «количественно-отделительный падеж». Используются также названия «частичный падеж», «партитив».
См. также
Напишите отзыв о статье "Орфография русского языка до 1956 года"
Примечания
- ↑ Это было вызвано массовым изъятием из типографских касс буквы Ъ наряду с другими буквами, использовавшимися в дореформенной орфографии
- ↑ [www.gramota.ru/biblio/magazines/rr/28_563 ГРАМОТА.РУ – справочно-информационный интернет-портал «Русский язык» | Библиотека | Журналы | Русская речь]. Проверено 16 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0nLeRza Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
- ↑ По Орфографическому словарю 1934 года то есть писалось, как и ныне, без дефиса. Однако в книге 1926 года (Эмануил Ласкер. «Учебник шахматной игры». Единственно разрешённый автором перевод с немецкого под редакцией И. Л. Майзелиса. Государственное издательство, М-Л, 1926.) этот союз ещё писался через дефис то-есть, как и до революции.
- ↑ На монетах 1935 года точки отсутствуют, а на монетах 1931 года они ещё употребляются (С. С. С. Р.). Точки употребляются и на рублях 1934 года.
- ↑ Проф. Д. Н. Ушаков. Орфографический словарь. 1934 г.
- ↑ Орфографический словарь. 41-е изд. М., Просвещение, 1990, с. 197.
- ↑ Такое написание объяснялось иноязычным составом слова: буквосочетание ад- (лат. при-) было приставкой (как в словах адъютант, адъюнкт); -экват- (лат. уравнять) — корнем (как в слове экватор). Впоследствии подобная передача сложных иностранных слов на русский язык с буквой Э в начале второй части была признана грубой (ср. анестезия, тинейджер).
- ↑ В словаре Д. Н. Ушакова 1934 года зафиксировано только первое написание. Однако в книге 1950 года (А. А. Игнатьев «Пятьдесят лет в строю», Гос. изд-во худ. литературы, 1950) уже используется написание пенсне.
- ↑ Данное написание характерно для работ И. В. Сталина и, вероятно, считалось нормативным только из-за этого.
- ↑ [www.portal-slovo.ru/philology/37385.php Правописание наречий: история одного правила в ХХ веке]
- ↑ [www.kolmogorov.pms.ru/uspensky-k_opredeleniyu_padezha_po_kolmogorovu.html «К определению падежа по А. H. Колмогорову»] В. А. Успенский
Литература
- Ушаков Д. Н. Орфографический словарь. Для начальной и средней школы. — М., 1934. — 240 с.
- Григорьева Т. М. Три века русской орфографии (XVIII—XX вв). — М.: Элпис, 2004. — 456 с. — ISBN 5-902872-03-0.
- Кузьмина С. М. История и уроки кодификации русской орфографии в XX веке // Русский язык в научном освещении. — 2003. — № 2(6). — С. 173—191.
Ссылки
- Лопатин В. В. [www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_15 Из истории реформирования русского правописания]. Журнал ГРАМОТЫ.РУ. ГРАМОТА.РУ (14 ноября 2000). Проверено 13 мая 2012. [www.webcitation.org/67y9hnIn5 Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Отрывок, характеризующий Орфография русского языка до 1956 года
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
