Памук, Орхан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Орхан Памук»)
Перейти к: навигация, поиск
Орхан Памук
Orhan Pamuk
Дата рождения:

7 июня 1952(1952-06-07) (71 год)

Место рождения:

Стамбул, Турция

Гражданство:

Турция Турция

Род деятельности:

романист

Годы творчества:

с 1974

Направление:

постмодерн

Премии:

Нобелевская премия по литературе (2006)
Премия Соннинга[en] (2012)

[www.orhanpamuk.net/ Официальный сайт]
[lib.ru/INPROZ/ORHAN/ Произведения на сайте Lib.ru]

Фери́т Орха́н Паму́к (тур. Ferit Orhan Pamuk; род. 7 июня 1952, Стамбул, Турция) — современный турецкий писатель, лауреат нескольких национальных и международных литературных премий, в том числе Нобелевской премии по литературе (2006). Популярен как в Турции, так и за её пределами, произведения писателя переведены на более чем пятьдесят языков. Известен своей гражданской позицией в отношении геноцида армян и дискриминации курдов в Турции, не совпадающей с мнением официальных турецких властей.





Биография

Памук родился 7 июня 1952 года в Стамбуле в состоятельной турецкой семье[1], его отец был инженером. Он учился в расположенном в Стамбуле американском колледже Robert College[en]. После окончания колледжа по настоянию семьи поступил в технический университет Стамбула (родители хотели, чтобы он стал инженером-строителем), но через три года оставил тот университет, чтобы стать профессиональным писателем.

В 1977 Памук окончил институт журналистики Стамбульского университета. Между 1985 и 1988 годами он жил в США, работая в Колумбийском университете (Нью-Йорк), затем вернулся в Турцию. С 1982 по 2001 был женат, имеет дочь. До 2007 года жил в Стамбуле, но после убийства турецким экстремистом известного правозащитника армянского происхождения Гранта Динка Памук снова уехал в Нью-Йорк.

12 октября 2006 Орхану Памуку была присуждена Нобелевская премия по литературе с формулировкой: автору, «который в поисках меланхоличной души родного города нашёл новые символы для столкновения и переплетения культур».

С 2007 года является профессором Колумбийского университета, где каждую осень ведет курс по писательскому мастерству и истории мировой литературы[2].

Некоторое время Памуку приписывали отношения с известной индийской писательницей Киран Десаи[3].

С 2010 года гражданской супругой Орхана Памука является Аслы Акъяваш, которую связывают с писателем продолжающиеся много лет отношения[4][5].

Творчество

Первое крупное произведение — семейный роман-сага «Джевдет-бей и его сыновья», в котором рассказывается история нескольких поколений стамбульской семьи.

Основные темы творчества писателя — конфликт и противостояние между востоком и западом, исламом и христианством, традициями и современностью. Например, конфликт между западничеством и исламизмом в современной Турции является главной темой вышедшей в 2002 году книги «Снег».

Действие почти всех книг Памука происходит в Стамбуле. Вышедшая в 2003 году книга «Стамбул. Город воспоминаний»[6] представляет собой цикл связанных друг с другом очерков и соединяет повествование о Стамбуле с автобиографическими мотивами.

Одна из последних книг автора, «Музей невинности», посвящена вещам как отражению реальности прошлого. По словам Памука[7], он формирует коллекцию для музея старых вещей, подобного тому, который описан в книге. 28 апреля 2012 года «Музей невинности» открыл свои двери[8].

В 2016 году в России вышел его новый роман «Мои странные мысли» в переводе Аполлинарии Аврутиной.

Обвинения

Личная позиция писателя по спорным вопросам сделала его противоречивой личностью среди соотечественников. Некоторые восхищаются его гражданским мужеством и стойкостью, другие считают его предателем родины.

В 2005 году турецкое правительство подало на него в суд. Поводом послужила его фраза из интервью, данного швейцарскому изданию «Das Magazin» в феврале 2005: «В Турции было убито тридцать тысяч курдов и один миллион армян. Об этом никто не говорит и меня ненавидят за то, что я говорю об этом»[9]. По словам Памука, после публикации этого интервью он стал объектом кампании ненависти, из-за которой был вынужден покинуть Турцию, но вскоре вернулся назад, несмотря на обвинения. В интервью BBC он сказал:
То, что случилось с Оттоманскими (турецкими) армянами в 1915 году было самым большим секретом, скрытым от турецкой нации; эти события были табу. Но сейчас мы должны быть в состоянии говорить о прошлом.

Процесс над Памуком должен был начаться 16 декабря 2005 года, но был перенесён на 7 февраля 2006 года, однако 22 января Министерство юстиции отозвало иск.

Обвинения Памука вызвали реакцию за границей. В первую очередь этот процесс поднял вопрос соблюдения в Турции свободы слова, вопрос, особо важный в свете возможного вступления Турции в Европейский Союз. 1 декабря 2005 года организация «Международная амнистия» потребовала отмены статьи № 301 турецкого уголовного кодекса (статья предусматривает лишение свободы сроком до трёх лет за оскорбления Турции и турецкой идентичности) и прекращения преследования Памука и ещё шести человек, обвиняемых по этой статье. 13 декабря восемь всемирно известных писателей — Жозе Сарамагу, Габриэль Гарсиа Маркес, Гюнтер Грасс, Умберто Эко, Карлос Фуэнтес, Хуан Гойтисоло, Джон Апдайк и Марио Варгас Льоса — выступили с заявлением в поддержку Памука.

В итоге в конце марта 2011 года суд района Шишли (Стамбул) приговорил писателя за указанный эпизод к штрафу в размере 6 тысяч лир ($3850)[10].

Интересно, что в книге «Стамбул. Город воспоминаний»[6] Памук пишет о расправах турок над стамбульскими армянами и греками уже в середине XX века.

Библиография

  • «Джевдет-бей и его сыновья» / тур. Cevdet Bey ve Oğulları (1982, рус. перевод 2007)
  • «Дом тишины» / тур. Sessiz Ev (1983, рус. перевод 2007)
  • «Белая крепость» / тур. Beyaz Kale (1985, рус. перевод 2004)
  • «Чёрная книга» / тур. Kara Kitap (1990, рус. перевод 1999)
  • «Скрытые лица» / тур. Gizli Yüz (1992)
  • «Новая жизнь» / тур. Yeni Hayat (1994, рус. перевод 2007)
  • «Меня зовут Красный» / тур. Benim adım Kırmızı (1998, рус. перевод 2001)
  • «Другие цвета» / тур. Öteki Renkler (1999, рус. перевод 2008)
  • «Снег» / тур. Kar (2002, рус. перевод 2006)
  • «Стамбул. Город воспоминаний»[6] / тур. İstanbul: Hatıralar ve Şehir (2003, рус. перевод 2006)
  • «Музей невинности» / тур. Masumiyet Müzesi (2008, рус. пер. 2009)
  • «Изображения ландшафтов: жизнь, улицы, литература» / тур. Manzaradan Parçalar: Hayat, Sokaklar, Edebiyat (2010)
  • «Наивный и сентиментальный романист» / тур. Saf ve Düşünceli Romancı (2011)
  • «Мои странные мысли» / тур. Kafamda Bir Tuhaflık (2014, рус. перевод 2016)[11][12]
  • «Рыжеволосая женщина» / тур. Kırmızı Saçlı Kadın (2016)[13]

См. также

Напишите отзыв о статье "Памук, Орхан"

Примечания

  1. [www.radikal.com.tr/haber.php?haberno=167161 Ama ben Türk'üm] Radikal (17/10/05)
  2. [arts.columbia.edu/writing/faculty/orhan-pamuk Orhan Pamuk]. arts.columbia.edu. Проверено 30 октября 2016.
  3. [www.lenta.ru/news/2010/02/09/orhan/ Орхан Памук напишет новый роман на Гоа]
  4. [www.ft.com/content/5cc05ca2-0540-11e3-9ffd-00144feab7de Orhan Pamuk talks to Simon Schama]. Financial Times. Проверено 30 октября 2016.
  5. [www.radikal.com.tr/turkiye/orhan-pamuk-can-dundar-tutuklanirken-oturup-romanini-yazamiyorsun-1502515/ Orhan Pamuk: Can Dündar tutuklanırken oturup romanını yazamıyorsun], Radikal. Проверено 30 октября 2016.
  6. 1 2 3 В издательстве «Амфора» вышла под названием «Биография Стамбула» (2009). Буквальный перевод турецкого названия был бы «Стамбул. Воспоминания и город».
  7. [www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/orhan_pamuk/interview.html Орхан Памук: Я открою реальный «Музей невинности»]
  8. [www.masumiyetmuzesi.org/W3/Default-ENG.htm?sRefresh=True THE MUSEUM OF INNOCENCE: сайт музея (версия на английском языке)]
  9. Peuwsen, Peer. [www.tagesanzeiger.ch/dyn/news/kultur/560264.html Der meistgehasste Türke] (нем.), Das Magazin, Tages-Anzeiger (5 февраля 2005). «Man hat hier 30 000 Kurden umgebracht. Und eine Million Armenier. Und fast niemand traut sich, das zu erwähnen. Also mache ich es.».
  10. [gazeta.ru/news/lenta/2011/03/28/n_1766637.shtml Турецкий суд оштрафовал лауреата Нобелевской премии писателя Памука за слова о геноциде армян](недоступная ссылка — история). // gazeta.ru. Проверено 28 марта 2011. [archive.is/UlsP Архивировано из первоисточника 11 июля 2012].
  11. [lenta.ru/articles/2016/01/17/pamuk/ «Когда воровали девушку, кого-то непременно убивали» - фрагмент перевода], Lenta.ru. Проверено 30 октября 2016.
  12. [meduza.io/feature/2016/01/23/sobaki-mgnovenno-pochuvstvuyut-zapah-straha-i-tut-zhe-napadut «Собаки мгновенно почувствуют запах страха и тут же нападут»: Фрагмент нового романа Орхана Памука «Мои странные мысли»] (ru-RU), Meduza. Проверено 30 октября 2016.
  13. [lenta.ru/articles/2016/10/30/pamuk/ «Я все время думал о нежной улыбке Рыжеволосой Женщины» - фрагмент перевода], Lenta.ru. Проверено 30 октября 2016.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Памук, Орхан

«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.