Осада Акраганта (262 до н. э.)

Осада Акраганта — битва между карфагенянами и римлянами за город Акрагант в начале Первой Пунической войны (262 год до н. э.).

Предыстория

В 263 году до н. э. на Сицилии действовали армии двух римских консулов: Мания Валерия Максима и Мания Отацилия Красса, имевших 4 легиона. Римляне обошли гору Этну с запада, взяли штурмом Гадрану и осадили Кенторипу. Римлянам подчинилась Алеза, Тавромений, Катана и другие городки (67 городов по Диодору, более 50 городов по Евтропию). Пополнив армию сицилийцами, римляне двинулись на Сиракузы. Гиерон II заключил с ними мир и союз на 15 лет при условии освобождения римских пленных, выплаты небольшой контрибуции и продовольственного снабжения римских войск.

Но попытка Ганнибала оказать помощь Сиракузам провалилась: когда он прибыл в Ксифоний на мысе у Мегары, то вынужден был отступить, узнав о римско-сиракузском мире.

Вторжение римлян в Сицилию

После этих успехов, римляне вторглись на территорию подвластной Карфагену Сицилии, долго и неудачно осаждали Макеллу и деревню Адранону. Жители Эгесты перебили стоявший у них карфагенский отряд и сдали город римлянам. Сдались им также и жители Алики. Римляне силой взяли городки Илар, Тиррит и Аскел.

Битва за Акрагант

В июне 262 года до н. э. римляне, во главе с консулами Луцием Постумием и Квинтом Мамилием, расположились в 8 стадиях от города Акраганта и приступили к его осаде. Карфагенскими войсками в осаждённом городе руководил Ганнибал Гисгон.

Так как было время урожая, римляне в беспорядке направились собирать хлеб. Карфагеняне внезапной атакой разбили фуражиров, потом одни атаковали сторожевые посты, другие — римский лагерь, но были отражены с большими потерями. После этого карфагеняне делали вылазки редко и небольшими отрядами, что позволило римлянам разделить армию. Римляне стали двумя лагерями. Один располагался к западу от города у святилища Асклепия, другой — с восточной или южной стороны. Лагеря соединили двумя рвами, между которыми через определенные промежутки построили сторожевые укрепления.

Пять месяцев римляне блокировали город, отражая мелкие карфагенские вылазки. В Акраганте оказалось заперто не менее 50 тысяч солдат и гражданского населения. Начала ощущаться нехватка продовольствия. Акрагант находился в стороне от моря, исключалась возможность снабжения флотом. Ганнибал, начальник запертых в городе карфагенских войск, отправлял в Карфаген послов с просьбой о помощи.

Карфагеняне поместили на корабли воинов и слонов и отправили их Ганнону. В Лилибее высадилась эта армия Ганнона. Он имел 30 или 50 тысяч пехоты, 1,5 или 6 тысяч конницы и 50 или 60 слонов.

По Диодору Сицилийскому, численность римлян под Акрагантом составляла около 100 тысяч человек.

По Полибию, войска Ганнона передвинулись в Гераклею и с помощью измены овладели Эрбессом (Гербесом), в котором находились римские склады продовольствия. Затем Ганнон подошел к Акраганту, разбил римскую конницу и расположился лагерем на холме Тора, в 10 стадиях от римлян. Два месяца прошло в мелких стычках. Положение римлян оказалось тяжёлым из-за голода и болезней.

По Зонаре, из Гераклеи Ганнон сразу прибыл к Акраганту. Происходили мелкие стычки. Карфагеняне пытались безрезультатно вызвать врага на бой. Затем у римлян возникли проблемы с продовольствием, из-за падения Эрбесса. Римляне стали стремиться к битве, но теперь карфагеняне тянули время.

Только поставки из Сиракуз позволили римлянам продолжить осаду, а голод в Акраганте принудил Ганнона к активным действиям по деблокаде города.

По Полибию, и войска Ганнона и римляне сошлись между лагерями. Карфагенская пехота образовывала две линии, между которыми располагались слоны. После долгой битвы первая линия карфагенян бежала и увлекла за собой остальных. Армия Ганнона была большей частью истреблена и потеряла почти всех слонов. По Орозию, погибло только 11 слонов. Диодор утверждает, что Ганнон дал две битвы, а его армия потеряла убитыми 3 тысяч пехотинцев и 200 всадников, пленными 4 тысячи человек, погибло 8 и ранено 33 слона.

По Зонаре, Ганнон и Ганнибал договорились ударить одновременно, но консул узнал об этом и расположил часть воинов в засаде. Ганнон атаковал римские укрепления, но в результате удара из засады и из-за палисада потерпел поражение. Атака Ганнибала также оказалась неудачной. Некоторые детали добавляет Фронтин: (2.1.4)

«Консул Постумий, когда его лагерь в Сицилии находился в трех милях от пунического и карфагенские командиры ежедневно выстраивались к бою под самой оградой лагеря, постоянно оборонялся малыми силами, вступая в легкие стычки перед валом. Когда пунийцы, привыкнув к его способу действий, перестали уже с ним считаться, он, подготовив всех остальных на отдыхе внутри лагеря, по-прежнему с небольшим отрядом сдерживал напор противника и задержал его дольше обычного; когда же к шести часам уставшие и изнывавшие к тому же от голода стали возвращаться к себе, он со своими свежими силами обратил в бегство неприятеля, измотанного вышеуказанными трудностями»

Остатки армии Ганнона укрылись в Гераклее. Войска Ганнибала ночью засыпали ров и смогли уйти из Акраганта. Римляне ограничились стычкой с его арьергардом, без боя ворвались в город и разграбили его.

Римляне, по словам Диодора, продали жителей Акраганта (свыше 25 тысяч человек) в рабство.

Диодор сообщает, что римлян при в осаде, копании рвов и сооружение палисадов участвовало 100 тысяч человек. Из них погибло 30 тысячи пехоты и 540 всадников.

Таким образом, осада Акраганта продолжалась 6—7 месяцев и закончилась его взятием римлянами.

Карфагеняне оштрафовали Ганнона и заменили его Гамилькаром. После падения Акраганта много городов во внутренней части Сицилии перешло на сторону римлян, но ещё большее число приморских городов отложилось от римлян из-за страха перед карфагенским флотом.

Отрывок, характеризующий Осада Акраганта (262 до н. э.)

Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.