Осада Антиохии (1268)
| Осада Антиохии (1268) | |||
| Основной конфликт: Крестовые походы | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Взятие Антиохии мамлюками | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Антиохи́и — захват мамлюками в 1268 году Антиохии. Город уже испытывал осады в 1097 и 1098 годах. До осады Антиохийское княжество уже почти полностью было завоевано мусульманами (Бейбарс I в переговорах о сдаче города даже присвоил себе титул «князь Антиохийский»), и падение города было лишь символическим завершением падения всего княжества.
Содержание
Предыстория
В 1260 году мамлюкский султан Бейбарс I стал угрожать Антиохийскому княжеству, которое как вассал Армении, оказывало поддержку монголам — традиционным враги мамлюков. В 1265 году Бейбарс I взял Кесарию, Хайфу и Арсуф, и перебил их жителей. Через год Бейбарс I захватил Галилею и опустошил Киликийскую Армению.
Как отмечает Стивен Рансимен, задолго до осады города князь Боэмунд IV Антиохийский поселился при дворе графа Триполи. Поэтому в 1268 году антиохийские рыцари и гарнизон находились под командованием Симона Манселя, коннетабля, чья жена была армянкой и приходилась родственницей жене Боэмунда IV.
Осада
В 1268 году Бейбарс I осадил Антиохию, которая была «плохо защищена и оставлена большинством жителей»[1]. Перед тем, как мамлюкские войска осадили город, коннетабль Симон Мансель вместе с группой рыцарей предпринял неудачное нападение на мусульман, чтобы не допустить окружения города. Стены были в хорошем состоянии, но гарнизон был не в состоянии защитить их по всей длине. Мансель был захвачен во время кавалерийской атаки, и Бейбарс I приказал ему уговорить гарнизон сдаться. Однако гарнизон отказался капитулировать и продолжил оборону стен.
Город пал 18 мая (цитадель продержалась ещё два дня) после относительно слабого сопротивления[2]. Антиохия была ослаблена предшествующей борьбой с Арменией и внутренней борьбой за власть, и жители города не раздумывая согласились на капитуляцию при условии, что их жизни будут сохранены.
Бейбарс I очень скоро забыл о своем обещании. Как только его войска вошли в город, он приказал запереть ворота и жестоко убиты всех жителей. Считается, что 40 тысяч христиан были убиты и ещё 100 тысяч уведены в рабство[3]. Потом, сетуя, что правитель Антиохии не присутствовал ни при осаде, ни при разграблении города, Бейбарс I приказал секретарю написать письмо Боэмунду IV с подробным описанием всех обстоятельств осады[4].
'Смерть пришла к осажденным со всех сторон и по всем дорогам: мы убили всех, кого ты назначил охранять город или защищать подходы к нему. Если бы ты видел твои рыцарей, попранных ногами лошадей, жен твоих подданных, выставленных на открытый торг; если бы ты видел перевернутые кресты, разорванные и брошенные по ветру листы из Евангелия, оскверненные гробницы твоих; если бы ты видел врагов твоих, попирающих священные для тебя места, монахов, священников и диаконов, одним словом, если бы ты видел твои дворцы, съедение огнём этого мира, полностью уничтоженные церкви Св. Павла и Св. Петра, ты бы воззвал «Молю, о Небеса, чтобы пылью я стал!» '. (Michaud, 1853)
Мишо после цитирования письма султана заключает:
'Бейбарс I распределил добычу среди своих солдат, в том числе рабов [ …] Маленький мальчик стоил двенадцать дирхемов, маленькая девочка — пять дирхемов. В течение одного дня город Антиохия потерял всех своих жителей, и пожар, возникший по приказу султана, завершил это варварское дело. Большинство историков согласны в оценках, говоря, что четырнадцать тысяч христиан были убиты и сотни тысяч уведены в рабство.'
Последствия
Крепость госпитальеров Крак де Шевалье пала через три года[5]. Людовик IX, король Франции, начал Восьмой крестовый поход, чтобы компенсировать эти неудачи. При этом он отправился в Тунис вместо Константинополя, как его брат Карл I Анжуйский рекомендовал. Поход в итоге провалился.
К моменту своей смерти в 1277 году Бейбарс I загнал крестоносцев в несколько крепостей вдоль побережья, и христиане были изгнаны с Ближнего Востока в начале XIV века.
Напишите отзыв о статье "Осада Антиохии (1268)"
Примечания
- ↑ Joseph Michaud, History of the Crusades, Wm. Robson, trans. 3 vols. (London: Routledge, 1881), Vol. 3, p. 17.
- ↑ Michaud, History of the Crusades, vol. 3, pp. 17-18; Jean Richard and Jean Birrell, The Crusades, c. 1071-c. 1291 (Cambridge: Cambridge University Press, 1999), 419.
- ↑ Michaud, The History of the Crusades, Vol. 3, p. 18 ; available [books.google.co.uk/books?id=mAcMAAAAYAAJ in full at Google Books].
- ↑ Francesco Gabrieli, Arab Historians of the Crusades (Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1984), 310; Richard and Birrell, The Crusades, 419; Michaud, The History of the Crusades, vol. 3, p. 18.
- ↑ Richard and Birrell, The Crusades, 419.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Осада Антиохии (1268)
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
