Осада Белграда (1717)
| Осада Белграда | |||
| Основной конфликт: Австро-турецкая война (1716—1718) | |||
 Осада Белграда | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа Австрии | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Белграда (16 июля — 17 августа 1717) — эпизод австро-турецкой войны 1716—1718 годов.
Предыстория
После того, как Австрия вступила в 1716 году в войну на стороне Венеции, Евгений Савойский разбил турецкую армию и захватил крепость Тимишоара.
В 1717 году Евгений Савойский в качестве основной задачи поставил захват Белграда. Ему уже доводилось брать Белград в ходе предыдущей войны с османами, и он знал, что крепость с нескольких сторон прикрыта реками, и по суше её можно атаковать лишь с юга, поэтому он настоял, чтобы кроме сухопутной армии к Белграду по Дунаю направилась и речная флотилия, команду для которой быстро набрали в Нидерландах.
Ход боевых действий
13 мая Евгений Савойский покинул Вену и двинулся к Белграду. У него было 70-тысячное войско, в качестве подкрепления к нему подошло 6 тысяч баварцев, а с учётом прочих австрийских войск, находившихся в Банате, под его началом оказалось около 100 тысяч человек. Дунайская флотилия состояла из пятидесяти речных судов различных типов и десятка морских кораблей с лёгкой артиллерией. Принц Евгений стремился начать осаду как можно раньше, пока к османской армии не подошло подкрепление.
В связи с тем, что армия двигалась с севера, было невозможно атаковать Белград по суше с юга. Поначалу Евгений Савойский хотел двигаться напрямик и форсировать реку Сава, но с этого направления крепость была лучше всего защищена. Он прислушался к советам своих генералов, и вместо переправы через Саву решил форсировать Дунай. Турки не ожидали переправы в этом месте, и австрийская армия почти без помех переправилась на неприятельский берег в ночь с 15 на 16 июня, после чего, разместив артиллерию против крепости, окопалась, вырыв траншеи не только со стороны крепости, но и с тыла.
Принц Евгений получил информацию, что на выручку Белграда идёт 150-тысячная османская армия, и она действительно появилась 28 июля. Однако вместо того, чтобы атаковать осаждающих, турки также принялись зарываться в землю. Австрийская армия оказалась зажатой между крепостью и деблокирующими войсками, и начала постепенно таять из-за артиллерийского обстрела и малярии.
14 августа Белград сотрясся от мощного взрыва: мортирное ядро попало в пороховой склад, при взрыве погибло около 3 тысяч защитников крепости. В ночь на 16 августа австрийцы атаковали деблокирующую османскую группировку всей армией, оставив в траншеях против крепости лишь необходимый минимум войск. Турки были застигнуты врасплох. С рассветом они попытались перейти в атаку, но контратака австрийской кавалерии, возглавляемой лично Евгением Савойским, обратила их в бегство. После десятичасового боя победа осталась за австрийцами.
После поражения деблокирующей группировки белградский гарнизон капитулировал в обмен на свободный выход из крепости. Осаждённые потеряли около 20 тысяч человек, не считая различного имущества.
Итоги и последствия
Подписанный год спустя Пожаревацкий мир закрепил переход Белграда в руки австрийцев. Австрийская империя достигла своих максимальных исторических пределов на Балканах. Белград был потерян австрийцами двадцать лет спустя в результате следующей войны с Османской империей.
Напишите отзыв о статье "Осада Белграда (1717)"
Отрывок, характеризующий Осада Белграда (1717)
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
