Столкновения в Бени-Валиде (2012)

Столконовения в Бени-Валиде (2012)
Основной конфликт: Вооружённые столкновения в Ливии после свержения Муаммара Каддафи
Дата	23 января — 25 января 2012 года
Место	Ливия
Итог	Победа противников НПС Бригада 93 устанавливает контроль над городом Бригада 28 мая выводится из города в Триполи Местный совет НПС расформирован и Варфалла создала племенной совет, который затем был признан НПС в качестве нового официального городского совета Возобновление боёв в октябре-ноябре 2012 года
Противники
Национально-освободительная армия Бригада 28 мая Бригада 93 племя Варфалла
Командующие
Абдулла аль-Хазми Али аль-Фотмани Абдельсалем Саид Оухида † Полковник Салем аль-Куаер
Силы сторон
неизвестно 100—300 бойцов племени Варфалла
Потери
5-8 убитых, 25-30 раненых отсутствуют

Столкновения в Бени-Валиде — столкновения, которое начались 23 января 2012 года в связи с инцидентом в городе Бени-Валид, когда бойцы милиции «Бригада 28 мая» хотели арестовать местных жителей при невыясненных обстоятельствах. Бойцы бригады и штаб их соединения были атакованы местными бойцами, которые затем взяли город под свой ​​контроль. Мотивы двух основных враждующих сторон, Бригады 28 мая и Бригады 93, остаются неопределенными и спорным. Конфликт был вызван, по первоначальным сообщениям, нападением сторнников Каддафи на местных чиновников Национального Переходного Совета. Тем не менее местные племенные лидеры и жители отрицали участие сторонников Каддафи, заявив, что их цель была создание собственного совета в своём городе. Министр иностранных дел Великобритании также пояснил, что это не нападение сторонников Каддафи на силы НПС, а следствие споров между племенными лидерами и новой властью.

Ливийское правительство впоследствии вело переговоры, чтобы восстановить нормальные отношения с советом Бени-Валид, включая визит президента страны, но при этом сохраняло военное присутствие рядом с городом. Валид Бен Шаабан, местный лидер заявил, что местная милиция «будет отвечать на военные приготовления, но всё на законных основаниях», ссылаясь на вопросы обеспечения безопасности Бени-Валида. Так как переговоры ни к чему не привели, в октябре правительство отправило больше войск к Бени-Валиду, с целью повторного установления контроля над городом военным путём. Интенсивный обстрел города начался 18 октября.

Предыстория

Бени-Валид был одним из последних городов, который перешёл в руки повстанцев, которые свергли Муаммара Каддафи. Поскольку город был оплотом сторонников Каддафи, недовольство против новых властей было в нём распространено. После нескольких месяцев напряженности в городе группа противников НПС атаковала основные базы НПС в Бени-Валиде.

Столкновения

23 января

После ареста лиц, симпатизирующих Каддафи, в предыдущий день, группа из 100-150 боевиков, несущая зелёный флаг правительства Каддафи, напала на главную базу сил НПС в городе, убив четырех солдат, ранив 20 человек и блокировав остальных на их базе. Это подтвердил Махмуд Варфелли, пресс-секретарь городского совета НПС в Бени-Валиде, который призвал на помощь подкрепление, и описавшийся бойни, так боевиков НПС осаждали со всех сторон сторонники Каддафи.

Свидетели сообщили агентству Рейтер, что боевые действия закончились, и что сторонники Каддафи установили контроль над городом, подняв зеленые флаги над зданиями в центре города. Нападение произошло после того как милиция, лояльная Национальному Переходному Совету, арестовала местных жителей, сторонников прежней власти.

В ответ на столкновения силы лояльные переходному совету на бронемашинах двинулись к городу от Мисураты, блокировав все пути из города. Силы НПС также стали готовится к проведению воздушных налётов на город, об этом сообщил офицер ливийских ВВС.

Различные чиновники НПС сделали противоречивые заявления по поводу событий в городе. Анес Елшариф, бывший пресс-секретарь военного совета, сказал, что сторонники Каддафи штурмовали базу сил НПС, но город они не захватили Ливийский министр обороны Усама аль-Джували, сказал, что боевые действия имели место, но он не может подтвердить, что сторонники Каддафи участвуют в столкновениях.

Тем не менее, Мохамед Башир, мэр Бени-Валида заявил, что сторонники Каддафи захватили контроль над городом и что бойцы НПС, участвующие в боевых действиях были вынуждены отступить. Он сообщил, что по крайней мере от 20 до 25 неопознанных боевиков были убиты в результате боевых действий.

24 января

24 января местные старейшины опровергли информацию, что люди в городе являются сторонниками Каддафи в интервью корреспонденту Reuters, так же в Бани-Валиде он не увидел никаких признаков лояльности Каддафи вроде зеленых флагов, о которых ранее сообщали свидетели, что они подняты над городом. Собрание 200 старейшин упразднило городской совет НПС, после того как местные бойцы выбил милицию НПС из города. Они сказали, что они назначат своё городское правительство без вмешательства НПС, но заявили, что они не поддерживают сторонников Каддафи.

Противоречивые сообщения продолжали приходить 24 января, например репортёр Аль-Джазира Стефани Деккер сообщил о столкновениях на окраине города, в которых участвовали сторонники Каддафи, взявшие контроль над городом на 23 января, и бойцы милиции из других городов. Глава местного городского совета, лояльного НПС, Мубарак Аль Фотмани, участвовавший в боях накануне, прибыл в Мисурату, где он повторил свою версию, что город захвачен сотнями сторонников Каддафи.

Местный военачальник НПС Абдулла аль-Хазми сказал, что «Бригада 28 мая» была единственной опорой новой власти в Бени-Валиде. Он добавил, что бригада только поверхностно контролировала город в предыдущие месяцы, и по его оценке 99% жителей Бени-Валида были за Каддафи. Он также сказал, что сторонники Каддафи объединились в Бригаду 93, и что они ответственны за гибель 13 боевиков НПС в декабре. Associated Press также подтвердило, что подразделения НПС из Бенгази стали концентрироваться на окраине города.

Министр внутренних дел Ливии заявил, что будет нанесён ответный удар, если выяснится, что за событиями в Бени-Валид стоят сторонники Каддафи. Ранее он опровергал, что город захватили сторонники прежней власти, выразив мнение, что причиной столкновений стали местные проблемы. Местный вождь племени Варфалла полковник Куаер заявил, что он находится в контакте с Мустафой Джалилем и уже встретился с представителями соседних городов Зинтан и Сабрата.

Местные старейшины сообщили, что события начались, когда члены «Бригады 28 мая» задержали жителей Бени-Валида и пытали их. Они обвинили бригаду, что она разбойничали в городе. Старейшины также сказал, что они не сторонники Каддафи, и что всё случилось из-за местных проблем. Журналист Reuters проехал по городу и не увидел зелёные флаги, но видел новые ливийские флаги, хотя некоторые граффити в поддержку Каддафи были видны на стенах домов. Самолёты НПС облетели Бени-Валид и их гул был слышен по всему городу, также солдаты НПС заняли позиции в 50 км от города, но не получил приказ наступать.

25 января

Министр обороны Ливии Усама аль-Джували прибыл в Бени-Валид, чтобы провести переговоры с новым городским советом, чтобы найти политическое решение, а солдаты, лояльные НПС, тем временем стали установить контрольно-пропускные пункты в окрестностях города. Позже в тот же день министр обороны Ливии признал вновь образованный местный племенных совет, который сверг местный совет сторонников НПС, как новую власть в городе Бени-Валид.

Последствия

После соглашения о прекращении огня

26 января выбитая из города милиция разбила лагерь в 30 км от Бени-Валида, и стала пополняться бойцами из других городов. Они повторили, что Бени-Валид находится под контролем сторонников Каддафи и оценили их в 300 человек. Они также утверждали, что десятки каддафистов, которые были ими арестованы, были освобождены во время восстания и пригрозил начать наступление на город, если им не разрешат вернуться и если бывшие заключенные не будут им переданы. Подразделения национальной армии расположились отдельно от боевиков и установили несколько контрольно-пропускных пунктов в пустыне рядом с городом.

Жители города рассказали корреспонденту AFP, что они с ностальгией вспоминают время Каддафи, один из них сказал, что Каддафи жил в окружении людей из Бени-Валида. Но в то же время они признали, что они смирились с изменениями в стране и что восстание было обусловлено только местными проблемами. Местные жители сообщили, что человек, арестованный Бригадой 28 мая, из-за ареста которого и началось восстание, возможно был бывшим офицером сил Каддафи. Обиды на бывших повстанцев, широко распространенные в Бани-Валиде, связанные с обвинениями в кражах, произвольных арестах и другими злоупотреблениями были широко распространены среди местного населения. Также новый совет Бени-Валид решил, что члены Бригады 28 мая могут вернуться в город только в индивидуальном порядке и без оружия.

27 января командир Бригады 28 мая Имбарак аль-Футмани сказал Рейтер, что они будут отбивать Бени-Валид, и что они ждут только зеленого света от премьер-министра. Бригада соединилась с другими подошедшими силами, перегруппировались и в её составе стало 800 бойцов. Он также заявил, что боевики, которые вытеснили их из Бени-Валида, сторонники Каддафи и что у них теперь есть танки, которые они захватили на базе бригады.

28 января десятки протестующих собрались перед резиденцией премьер-министра Ливии в знак протеста против визита министра оборона в Бени-Валид в начале недели. Они обвинили его в соглашательстве со сторонниками Каддафи. Врач, воевавший против Каддафи, родом из Бени-Валида заявил, что министр пожимал руки с известными сторонниками Каддафи во время встреч в городе.

26 февраля стало известно, что сторонники Каддафи используют Бени-Валид в качестве убежища и председатель НПС Мустафа Джалиль заявил, что будет применена сила если представители города не выдадут их. Аль-Джазира также сообщила, что люди из окружения Каддафи участвуют в управлении города. Некоторые семьи, которые поддержали восстание против прежнего режима, были вынуждены покинуть город и перебраться в Триполи наряду с проправительственной милицией.

Журналисты немецкого портала Qantara.de посетили город в апреле 2012 года и сообщили, что многие жители были возмущены НПС из-за разрушений, вызванных действиями анти-Каддафи сил, а также мародёрством с их стороны, совершённых во время и сразу после гражданской войны, но в то же время зелёные флаги эпохи Каддафи не были видны в городе, в то время как небольшое количество ливийских триколоров присутствовало. По состоянию на момент публикации, 27 апреля 2012 года, НТС ещё не признал официально Совет старейшин Бени-Валида легитимным органом местного самоуправления, несмотря на то, что Совет старейшин издал указ передаче ответсвенности за безопасность в городе на полицию и армию. Многие ливийцы в других городах страны по-прежнему смотрели на Бени-Валид, как на «город Каддафи» из-за его сопротивления во время войны, согласно репортажу. Тем не менее другие свидетельства от сентября 2012 сообщали, что фотографии Каддафи использовались публично во время свадьбы и юноши перед ними произносили свои речи. Кроме того школьники воздерживались от пения нового гимна, а учителя отказывались пересматривать учебный план.

12 мая боевики из Бени-Валида столкнулись и устроили бой с Бригадой «Ливийский Щит» из Мисураты, дислоцированной между Таруной и Бени-Валидом, убив двух её бойцов. Также они арестовали 4 членов городского совета Злитена и одного члена бывшего городского совета Бени-Валида, лояльного НПС, который направлялся в Триполи.

7 июля Бени-Валид участвовал в национальном голосовании, но правительственные чиновники были лишены доступа в город и не контролировали процесс голосования.

11 сентября временный президент Мухаммед аль-Макриф посетил Бени-Валид в попытке реинтеграции города с остальной частью страны.

Осада осенью 2012 года

2 октября силы из Бени-Валида столкнулись с правительственными силами в районе Мордум, в результате чего один человек погиб.

После накопления нескольких тысяч правительственных войск вокруг Бени-Валида боевые действия продолжились 8 октября в районе Мордум, в 30 км к югу от города. Бои привели к нескольким раненым, но убитых не было.

26 раненых, поступивших в больницу Бени-Валида, были с симптомами, которые заставили местных врачей обвинить ливийскую армию в использовании химического оружия против Бени-Валида. Ливийская военно-политическое руководство однако отрицало использование газа, и высказало предположение, что газ мог попасть в атмосферу со склада в Бени-Валиде после того, как по нему попал снаряд ливийской армии, или же что это было вызвано просто коррозией ёмкостей, в которых он хранился.

16 октября по сообщениям из Бени-Валида, бои возобновились на трех направлениях вокруг города, в то время как до этого они велись в районе Мордум. Бригады, участвующие в боях, были из Мисураты, Мизды и Гарьяна. Как и в прошлый раз у правительственных сил не было приказа от Юсефа Мангуша, начальника штаба Вооружённых сил. Несмотря на отсутствие приказа от политического и военного руководства Ливии, боевые действия привели к эскалации насилия между обеими сторонами, в результате было убито 11 человек и ранено 94 на утро 18 октября.

Столкновения привели к тому, что ливийским армейским частям было приказано применить постановление № 7, которое предусматривало арест виновных в смерти Омрана Шабана и подозреваемых в связях с бывшим режимом. Начало полномасштабного наступления на город началось в ночь на 18 октября. По словам представителя армии Мухаммеда аль-Гандуса около 2000 солдат правительственные войск участвуют в наступлении. Однако они встретили ожесточённое сопротивление.

Лидер Национальный Конгресса Мухаммед аль-Макриф объявил 19 октября, что не все районы Ливии были «полностью освобождены» накануне первой годовщины захвата и смерти Муаммара Каддафи. Выступая по национальному телевидению, Макриф сказал про Бени-Валид, что он стал «убежищем для большого числа тех, кто преступил закон».

См. также

• Гражданская война в Ливии

Отрывок, характеризующий Столкновения в Бени-Валиде (2012)

Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.