Осада Буды (1541)

Осада Буды
Основной конфликт: Малая война в Венгрии
Дата	4 мая - 21 августа 1541 года
Место	Буда, Пешт, Обуда, остров Чепель
Итог	победа турок
Противники
Габсбургская монархия Священная Римская империя Богемия Королевская Венгрия Дубровницкая республика Венецианская республика Османская империя Крымское ханство Восточно-Венгерское королевство
Командующие
Вильгельм фон Роггендорф Сулейман I
Силы сторон
12.000 австрийских и чешских пехотинцев 6.800 немецкой конницы 8.000 венгерской конницы 3.000 вспомогательных войск (чехи, австрийцы, немцы) 2.000 итальянских и далматинских моряков 40 орудий 2.200-2.400 осаждённых 50.000 турок и татар
Потери
16.000 убитых, потеряны вся артиллерия и все припасы Умерло много осаждённых потери турок неизвестны

Осада Буды 1541 года — эпизод Малой войны в Венгрии.

Предыстория

Янош Запольяи, король вассального по отношению к Османской империи Восточно-Венгерского королевства, умер 22 июня 1540 года. Новым королём стал его сын Янош II Запольяи, которому в этот момент было всего несколько недель от роду, поэтому регентами королевства с одобрения турецкого султана Сулеймана стали его мать Изабелла Ягеллонка и кардинал Георг Мартинуцци. Габсбурги, однако, решили, что настал удобный момент, чтобы отвоевать Венгрию у турок, и в феврале 1541 года Фердинанд I послал 50-тысячную армию под командованием Вильгельма фон Роггендорфа осадить Буду. Узнав о выступлении австрийцев, в Стамбуле решили послать армию на помощь венграм, но она находилась ещё в Среме.

Боевые действия

В начале мая Фердинанд попытался добиться поддержки от Ренегсбургского рейхстага, пугая его выступлением турок. Рейхстаг согласился выделить деньги, а также отправить 2 тысячи конных и 10 тысяч пеших солдат, но эта помощь должна была прибыть ещё не скоро.

Вскоре была собрана армия из 12 тысяч австрийской и чешской пехоты, 6.800 германской конницы и 8.000 венгров, которые двинулись на судах по Дунаю; команды судов составляли итальянцы и далматинцы, нанятые в Венеции и Рагузе. С армией были большие запасы продовольствия, а также 40 крупнокалиберных осадных орудий. Войска двигались через Мошонмадьяровар, Дьёр, Комаром и Эстергом на соединение с венгерской армией.

Тем временем в замке Буды подготовились к обороне 2200—2400 венгров и сербов. 3 мая фон Роггендорф прибыл к Буде. Сразу выяснилось, что после 1530 года здесь многое изменилось, земляные работы преобразили местность, а у замка были новые укрепления. 4 мая в замок для переговоров был отправлен польский прелат. Изабелле был предложен свободный выезд в Польшу, если замок Буда будет сдан, а Фердинанда признают королём всей Венгрии. Изабелла была склонна принять предложение, но венгры отказались. Когда выяснилось, что королева продолжает сношения с неприятелем через своих польских священников, её поместили под арест.

С 4 по 6 мая пушки фон Реггендорфа обстреливали Буду с заметным эффектом, после чего австрийцы стали разрабатывать план атаки; однако гарнизон, интенсивно работая ночью, успел заделать повреждения. Тогда австрийцы прекратили обстрел, и начали рыть траншеи, чтобы подготовить огневые позиции поближе к крепостным стенам. Пока шли осадные работы, к западу от замка шли бои за находящийся там королевский парк, которые выявили несогласие среди многонациональной армии: если австрийцы и чехи желали продолжать атаки несмотря на упорство защитников, то немцы не видели в этом смысла. При этом само по себе занятие парка не имело никакого военного значения.

1 июня после артиллерийской подготовки должна была состояться пехотная атака замка, однако австрийская пехота не сдвинулась с места, и атака была отложена до следующего дня. На следующий день стены замка были атакованы в двух местах, однако защитники перешли в контратаку, и австрийцы бежали в панике. Усилия венгров, чехов и итальянцев также не увенчались успехом.

Так как артиллерийский огонь не смог разрушить стен, фон Реггендорф перешёл к минной войне, однако защитники замка смогли справиться и с этой опасностью. Тем временем в замке стало кончаться продовольствие, трудно было доставлять воду, начались болезни, и в конце июня там осталось лишь 1.200 защитников. Горожане начали требовать капитуляции.

Вскоре, однако, было доставлено письмо от Сулеймана, в котором говорилось, что на помощь Буде идёт армия под руководством великого визиря. Получив известия о приближении турецкой армии, австрийцы не смогли принять решения о дальнейших действиях, и запросили инструкций из Вены. Присутствие турецких войск воодушевило защитников замка. Изабелла попыталась открыть ночью ворота осаждающим, но эта попытка была пресечена, и фон Реггендорф решил взять замок измором.

19 июня из Стамбула выступил с армией сам Сулейман. В конце месяца Хосров-паша получил приказ построить в Белграде мост через Саву. 3 июля граф Балинт Тёрёк сумел прорваться в Буду, доставив туда продовольствие.

20 августа турки начали атаковать осаждающую австрийскую армию. Многонациональный состав осаждающих привёл к нескоординированности действий, а 21 августа подошла султанская армия, и дело закончилось полным разгромом осаждавших и снятием осады. Раненый фон Реггендорф скончался через два дня.

Итог

Не доверяя более венграм, Сулейман ввёл в Буду янычар, и взял Яноша II в заложники. В Венгрии было введено прямое османское правление, а Яношу II было отдано в управление княжество Трансильвания.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Осада Буды (1541)

– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.