Осада Великих Лук

Осада Великих Лук
Основной конфликт: Ливонская война
Великолукская крепость в XVII веке
Дата	25 августа — 5 сентября 1580 года
Место	Великие Луки, ныне Псковская область
Итог	Взятие крепости
Противники
Речь Посполитая Русское царство
Командующие
Стефан Баторий Иван Воейков †
Силы сторон
50 тысяч человек 6—7 тысяч человек
Потери
неизвестны все защитники крепости

Оса́да Вели́ких Лук — осада и взятие Великих Лук в 1580 году войском Речи Посполитой в ходе второй кампании Стефана Батория. Великолукская крепость имела большое стратегическое значение, поскольку в случае её взятия для польской армии открывались значительное пространство для манёвров и возможность продвижения вглубь территории Русского царства. В частности, становилось возможным наступление на Псков и Новгород, а также на Тверь и Москву. В то же время Баторию предоставлялась перспектива в значительной степени отрезать русские войска, находящиеся в северо-западных землях, от центра.

Ход осады

Состоявшему из 50 тысяч человек (главным образом немецких и венгерских наёмников) войску Батория противостоял гарнизон воеводы Ивана Васильевича Воейкова, насчитывавший 6—7 тысяч человек.

Для снижения эффективности артиллерийского обстрела деревянной крепости Воейков приказал обложить её сверху донизу корзинами с землёй и дёрном. По этой причине обстрел, начавшийся 1 сентября, не нанёс серьёзного ущерба крепостным стенам. Баторий, видя невозможность зажечь стены калёными ядрами, отдал приказ о штурме крепости, однако этот штурм был отбит с потерями до 200 человек на польской стороне. В то же время гарнизону удавались вылазки, во время одной из которых было захвачено королевское знамя.

Баторий решил сосредоточить артиллерийский обстрел на незащищённых землёй крепостных башнях, однако возникающие в них пожары гарнизону удавалось тушить. Тогда было принято решение произвести подкоп под крепостную стену с заложением мины. Но взрыв, несмотря на разрушения, не привёл ко взятию образовавшейся бреши, поскольку защитники крепости удерживали её, обороняясь от огня мокрыми кожами. Наконец, в ночь на 5 сентября одному из отрядов Батория всё же удалось подпалить одну из крепостных башен. Сильный ветер быстро раздул огонь и защитники, бросившиеся на борьбу с ним, уже не могли оказывать нападающим достаточного сопротивления. В результате армии Батория удалось ворваться в крепость. Все защитники города, в том числе Воейков, пали в начавшейся внутри города безжалостной резне. По словам участника событий Дзялыньского, ««наши учинили позорное и великое убийство, желая отомстить за своих павших товарищей… Они не обращали ни на кого внимания и убивали как старых, так и молодых, женщин и детей… Все заняты были убийствами и грабежом, так что никто не тушил пожар. Огонь охватил всю крепость и спасать более было нечего».

Примечательно, что увлёкшись грабежом, солдаты Батория пропустили момент, когда огонь подобрался к пороховому арсеналу. По свидетельству того же Дзялынского, последовавший взрыв арсенала убил около 200 грабителей.

Последствия

Город оказался настолько разрушенным, что среди рассчитывавших на большую добычу наёмников Батория начал назревать бунт. Лишь с помощью внеочередных выплат Баторию удалось восстановить дисциплину в войске и заставить его заняться восстановлением оборонительных укреплений. Работы заняли несколько недель и задержали наступление польской армии на Ржев.

Литература

• Дневники второго похода Стефана Батория на Россию (1580 г.) / Ян Зборовский, Лукаш Дзялынский; пер. с польского под ред. О. Н. Милевского. — М., 1899.
• Милютин Д. М. Осада Великих Лук Стефаном Баторием в 1580 году и её последствия. — Гродно, 1909.
• Новодворский В. Борьба за Ливонию между Москвою и Речь Посполитою (1570—1582). — СПб., 1904. — С. 120—199.
• Шефов Н. Битвы России. Военно-историческая библиотека. — М., 2002.

Отрывок, характеризующий Осада Великих Лук

Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.