Осада Глухова
| Осада Глухова | |||
| Основной конфликт: Русско-польская война 1654—1667 | |||
 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Русско-казацкая победа | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Глухова — одно из событий русско-польской войны 1654—1667, ставшее поворотной точкой в походе польско-литовского войска короля Яна II Казимира на Левобережную Украину.
90-тысячное польско-литовское войско, безуспешно осадившее город Глухов, обороняемый русско-казакским гарнизоном, отступило под натиском подоспевшей русской армии князя Г. Г. Ромодановского. Осада и последующий отвод, когда польско-литовское войско подвергалась атакам русского войска, стали одним из самых тяжёлых поражений польско-литовское войско за весь период войны.
Содержание
Предыстория
В ноябре 1663 года король Ян II Казимир, правобережный гетман Павел Тетеря и крымские татары 130-тысячной[1] объединённого войска начали вторжение на Левобережную Украину. Не имея достаточных сил для отражения наступления, князь Г. Ромодановский и гетман И. Брюховецкий временно отступили к Путивлю.
Практически беспрепятственно продвигаясь по территории Украины, войска Яна Казимира в январе 1664 года осадили Глухов, который обороняли казаки киевского полковника В. Дворецкого и русские войска воеводы стольника Авраама Лопухина.
Осада
Осадив город, шляхта предавалась безудержному кутежу. Французский посланник и офицер польского короля герцог Антуан де Грамон граф де Гиш, так описывал эти дни: «…мы были приглашены на обед к генералу армии, господину Чарнецкому, на котором гости проявили не большую воздержность, чем за ужином накануне. Я даже припоминаю, что после обеда гарцовали верхами по льду, на расстоянии пистолетного выстрела от осажденного города, при чём не обошлось и без стрельбы из мушкетов. Впрочем, никто не был ранен, и вакханалия закончилась благополучно и весело.»[1]
Через два дня после этого события, король приказал штурмовать город в виду того, что осада не имевшего никакого значения города затянулась. 29 января, пробив с помощью артиллерии и заложенной мины несколько брешей в стенах, великий коронный хорунжий Ян Собеский (в будущем король Польско-литовской республики, отразивший турок под Веной) лично повел войска на штурм. Преодолевая сильный огонь гарнизона, польско-литовские войска, прорвавшись в город и успев уже водрузить над стенами свои знамена, попали в засаду. Прикрывшись за воздвигнутыми баррикадами, русско-казацкий гарнизон открыл по наступающему противнику кинжальный огонь из мушкетов и артиллерии. Потеряв убитыми и ранеными 200 офицеров и 4 000 нижних чинов, польско-литовское войско была вынуждено отступить.
Герцог Грамон вспоминал: «…выдержав весьма сильный огонь, притом огонь людей, которые не трусят, …мы встретились с прекрасною баррикадою, с заряженной картечью пушкой, которая била вдоль насыпи, а мушкетный огонь был так ужасен и так верно направлен, что … были убиты на месте 500 человек, а остальные настолько потеряли боеспособность, что нужно было помышлять об отступлении… Брешь… была очень неровная, обороняемая двумя тысячами царских драгун, совершавших чудеса храбрости… Я не думаю, чтобы когда-либо войска показали столько образцов доблести, как поляки в этот день в их способах атаки и московиты в своей прекрасной обороне.»
Через 8 дней король приказал повторить штурм. 8 февраля польско-литовским войскам снова удалось прорваться в крепость, но гарнизон, предприняв контратаку, выбил неприятеля из крепости.
«Ко краю рва были выдвинуты две батареи, одна из двенадцати пушек, другая из шести. На восьмой день, в шесть часов утра, по данному сигналу, были взорваны две мины, и все назначенные полки, поддерживаемые целою кавалерией, ворвались с величайшей отвагой в обе бреши. Уже некоторое число поляков и немецких офицеров вошло в город, отрубив головы всем защитникам брешей, и наши знамена подняты на вершине, — и мы одно время с полным основанием были уверены, что дело кончено. Но вскоре мы испытали обратное. Губернатор, бывший человеком, пользовавшимся выдающеюся репутацией среди московитов, явившись со всем своим гарнизоном, в один момент отбросил вошедших в город людей и опрокинул их с высоты пролома вниз, а затем, с трудно передаваемою стойкостью овладев брешью, открыл по нашим людям такой убийственный огонь и перебил их такое количество, что пришлось податься и уступить превосходству неприятельского огня, не прекращавшегося нисколько, несмотря на наши восемнадцать пушек, стрелявших беспрерывно по брешам.»
В это время князь Ромодановский, закончив сборы своего войска, выдвинулся в сторону Глухова. Одновременно против польских властей восстали левобережные города, которые ещё недавно без боя сдавались на милость короля, запылала Правобережная Украина. В Литве князь Хованский рейдом своего полка сковал войска гетмана М.а Паца, которые выдвинулись уже на помощь королю.
Не желая встречаться с войском Ромодановского, в которой насчитывалось около 45 000 солдат и казаков[1], король Ян Казимир снял осаду с города.
Отвод польско-литовского войска и последствия
Преследуемая русскими войсками, польско-литовское войско отступила в сторону Новгорода-Северского. «Отступление это длилось две недели, и мы думали, что погибнем все. Сам король спасся с большим трудом. Наступил такой большой голод, что в течение двух дней я видел, как не было хлеба на столе у короля. Было потеряно 40 тысяч коней, вся кавалерия и весь обоз, и без преувеличения три четверти армии. В истории истекших веков нет ничего, что можно было бы сравнить с состоянием такого разгрома», вспоминал Грамон[1].
После того, как при переправе через Десну (Пироговская битва), поляки потерпели поражение от войска Ромодановского, ими в Новгороде-Северском был расстрелян знаменитый полковник времён Хмельниччины Иван Богун, которого обвинили в передаче гарнизону Глухова и войску Ромодановского секретных сведений о планах польского командования.
Оборона Глухова сорвала планы польского командования по возвращению левобережной Украины под контроль Польско-литовской унии.
Напишите отзыв о статье "Осада Глухова"
Примечания
Литература
- Малов А. В. Русско-польская война 1654—1667 гг. Москва, Цейхгауз, 2006. ISBN 5-94038-111-1.
- Антуан Грамон [www.vostlit.info/Texts/rus9/Gramon/frametext.htm Из истории московского похода Яна Казимира]. Юрьев. Типогр. Маттисена. 1929
Отрывок, характеризующий Осада Глухова
Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
