Осада Дерри

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада Дерри
Основной конфликт: Война двух королей

Старинные пушки Дерри XVII века
Дата

18 апреля28 июля 1689

Место

Лондондерри, Ирландия

Итог

победа вильямитов, прорыв блокады города силами британского флота

Противники
Якобиты Вильямиты
Командующие
Ричард Гамильтон
Яков II
Конрад де Розен
Генри Бэйкер
Адам Мюррэй
Джордж Уолкер
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно 8 тысяч
 
Война двух королей
Бандон[en]Дромор[en]ДерриЗалив БентриНьютаунбутлер[en]Каррикфергус[en]Ньюри[en]Каван[en]река Бойн1-й Атлон[en]Уотерфорд[en]1-й Лимерик[en]Корк и Кинсейл[en]2-й Атлон[en]Охрим[en]2-й Лимерик[en]

Осада Дерри (англ. The Siege of Derry, ирл. Léigear Dhoire) — сражение вильямитской войны, длившееся с 18 апреля по 28 июля 1689. В течение этого времени армия якобитов осаждала Дерри, оплот вильямитов. Осаду удалось снять только за счёт вмешательства британского флота. Ежегодно в августе проводится Парад Подмастерий Дерри, приуроченный к концу осады города.





Предыстория

Во время «Славной революции» 1688 года король Англии Яков II, тайно принявший католичество, был отстранён от власти мятежниками во главе с его дочерью-протестанткой Марией и её мужем Вильгельмом Оранским. Подавляющее большинство населения Ирландии исповедовало католицизм, и Яков II значительно помогал ирландцам-католикам: так, он назначил лордом-депутатом Ирландии католика Ричарда Тэлбота, 1-го графа Тирконнелла, а также снова разрешил католикам избираться в парламент Ирландии, занимать официальные должности и служить в армии. Ирландские католики рассчитывали на то, что Яков вернёт им те земли, которые Оливер Кромвель отобрал у них в 1649—1653 годах. Тем самым Яков очень рассчитывал на помощь Ирландии в становлении и закреплении его власти.

Ричард Тэлбот, который исполнял фактические обязанности вице-короля Ирландии, стремился сделать всё возможное, чтобы все гарнизоны Ирландии подчинялись Якову. Особое внимание он обратил на Ольстер, где население преимущественно исповедовало протестантизм. К ноябрю 1688 года только Эннискиллен и Дерри в Ольстере не повиновались Якову II. 76-летний Александр Макдоннелл, 3-й граф Антрим, получил приказ подчинить города и установить там лояльные королю части; он дал своё согласие, однако в течение нескольких недель подбирал для своего войска солдат, чей рост должен был быть не менее шести футов. Силы в составе 1200 шотландских католиков-«красноногих» (англ. Redshanks) выдвинулись к Дерри, ожидая спокойной капитуляции города (граф Антрим следовал в роскошном экипаже). Однако, когда армия была уже метрах в 50 от линии города, 13 подмастерий Дерри выбежали и закрыли ворота города, после чего спокойно отправились на церковную службу.

10 декабря Яков покинул Лондон, был арестован, но 23 декабря опять сбежал и перебрался во Францию. На помощь Якову II пришёл его двоюродный брат Людовик XIV, пообещавший Якову помочь вернуть трон. 13 февраля 1689 тем временем Вильгельм Оранский и его жена Мария были коронованы как король Вильгельм III и королева Мария II. 12 марта на юге Ирландии в местечке Кинсэйл высадилась армия Якова из 6 тысяч французских солдат. Быстро Яковом был взят Дублин, откуда армия выступила при поддержке ирландцев на север. С лозунгом «Сейчас или никогда, сейчас и навсегда» (англ. Now or never, now and forever) армия направилась к непокорному Дерри.

Осада

Губернатор города Роберт Ланди, узнав о подходе войск Якова, отозвал подкрепления, отправленные полковником Каннингхэмом, который прибыл к реке Фойл: Ланди 15 апреля в письме сообщил, что город в ближайшие дни по причине отсутствия денежных средств и продовольствия может сдаться врагу[1]. Он созвал совещание со своими сторонниками, чтобы обсудить условия капитуляции, однако новости об этом взбесили всех горожан. Ночью Ланди, опасаясь расправы, переоделся и сбежал из города с некоторыми своими сторонниками, после чего сел на корабль и отплыл в Шотландию. Оборону возглавил майор Генри Бэйкер при помощи полковника Адама Мюррэя и майора Джорджа Уолкера, англиканского священника. Их ответом на дерзкий девиз католиков стал лозунг «Не сдаёмся» (англ. No Surrender)[2].

18 апреля якобиты прибыли к стенам Дерри: все здания вне городских стен были сожжены горожанами, чтобы католики не вздумали там скрываться и возводить небольшие оборонительные пункты. Король Яков со своей свитой подъехал на расстояние 300 ярдов к Епископским воротам (англ. Bishop's Gate) и приказал сдаться. В ответ на это горожане закричали «Не сдаёмся» и даже попытались выстрелить в короля. Группе артиллеристов, которая обслуживала крупнейшую городскую пушку «Рычащая Мег», удалось выстрелить из этого орудия по противнику: ядро убило одного из пажей короля[3]. Ещё трижды Яков II безуспешно требовал от горожан сдаться, после чего начал осаду. Обе стороны обстреливали друг друга ежедневно, а в городе начались болезни и голод. Горожане ели кошек, собак и крыс, однако не сдавались. Яков вынужден был уехать в Дублин, а командование принял Ричард Гамильтон.

На помощь осаждённым поспешил флот Вильгельма III, ведомый адмиралом Руком, который прибыл в Лаф-Фойл 11 июня. Корабли отказались проламывать защитные доки на реке Фойл в Калморе. Однакор 28 июля по приказу генерала Персиваля Кирка три вооружённых торговых судна — «Маунтджой», «Финикс» и «Джерусалем» — начали таранить доки под прикрытием фрегата «Дартмут» с капитаном Джоном Ликом. «Маунтджой» не сумел протаранить доки, поэтому его пришлось подбить с фрегата «Суоллоу», чтобы разрушить доки и пустить флот. Католики, увидев флот, вынуждены были отступить и оставить город.

Дерри выдержал 105-дневную осаду: от голода, болезней и ранений погибло порядка 8 тысяч жителей города при населении в 30 тысяч. Победа протестантов над католиками пошатнула позиции Якова II, который вскоре был разбит окончательно на реке Бойн и изгнан из Англии.

Память

Ежегодно протестанты устраивают марш Подмастерий Дерри вокруг стен города, также в самом Дерри проводится большой парад. В рамках празднеств по случаю победы над католиками иногда сжигается чучело Роберта Ланди. В память об осаде была написана песня «Стены Дерри» (англ. Derry's Walls). В настоящее время парады проходят довольно мирно, хотя они нередко ознаменовывались ранее массовыми драками и столкновениями.

Напишите отзыв о статье "Осада Дерри"

Примечания

  1. [news.bbc.co.uk/dna/ptop/plain/A45561134 h2g2 - The 1689 Siege Of Derry]. BBC (28 January 2009). Проверено 9 февраля 2014.
  2. [www.londonderrysentinel.co.uk/news/local/baker_club_jewel_1_2362239 Londonderry Sentinal]
  3. [books.google.co.uk/books?id=mvURAAAAYAAJ&pg=PA606&lpg=PA606&dq=bishops+gate+%22no+surrender%22&source=bl&ots=ZxWCQpuBtF&sig=oDc81ZqkwzoHRWf4W6-uhNIyFZo&hl=en&sa=X&ei=x-tUT9e3MYak0QX0i7T1Bw&sqi=2&ved=0CF0Q6AEwCQ#v=onepage&q=bishops%20gate%20%22no%20surrender%22&f=false The Gentleman's Magazine, Volume 96 - Siege of Londonderry in 1688], John Nichols and Son, London 1826 (p. 606)

Ссылки

На английском

  • [www.cruithni.org.uk/feature/siege.html The Siege of Derry in Ulster Protestant Mythology]
  • [www.apprenticeboys.co.uk Apprentice Boys of Derry]
  • [www.maidencityfestival.com The Maiden City Festival]
  • [www.libraryireland.com/JoyceHistory/Derry.php Another Account of the Siege of Derry]
  • [www.libraryireland.com/Derry1689/Contents.php Derry and Enniskillen in the Year 1689: The Story of Some Famous Battle-fields in Ulster] by Rev. Thomas Witherow

На русском

  • [liatris21.narod.ru/Greitbriten/Olster/Derry.html Город надежд - Лондондерри]
  • [www.ulster.ru/2011/06/23/osady-bitvy-i-vosstaniya/ Осады, битвы и восстания. Дерзкий Дерри]

Отрывок, характеризующий Осада Дерри

– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.