Осада Йорктауна
Осада Йорктауна | |||
Основной конфликт: Война за независимость США | |||
план осады | |||
Дата |
28 сентября - 19 октября 1781 | ||
---|---|---|---|
Место | |||
Итог |
Победа США | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Осада Йорктауна (1781, англ. Siege of Yorktown) — финальный эпизод виргинской кампании, во время Войны за независимость США, произошедший в 1781 году и завершившийся решительной победой коалиции, состоящей из американских войск во главе с Джорджем Вашингтоном и французских войск под командованием графа де Рошамбо, над британскими войсками, которыми командовал лорд Чарльз Корнуоллис. Являясь кульминацией Йорктаунской кампании, она стала последним крупным эпизодом войны на суше в ходе американской революции. Поражение армии Корнуоллиса побудило британское правительство в конечном счёте начать переговоры о завершении конфликта.
Предыстория
В 1778 году 5000 французских солдат на 12 дней высадились в Род-Айленде, чтобы помочь своим американским союзникам в ходе операций против англичан, контролировавших Нью-Йорк. Однако уже 10 августа вице-адмирал д’Эстен снова погрузил бо́льшую часть войск на корабли. Так и не оказав помощи в Род-Айленде, он после маневров и нескольких стычек на море ушел в Вест-Индию.[1] В 1780 году д’Эстена сменил де Грасс. После прибытия подкреплений из Франции, что означало в том числе возможность поддержки со стороны французского флота в Вест-Индии, Вашингтон и Рошамбо попросили де Грасса помочь в осаде Нью-Йорка или в военных операциях против британской армии, действующей в Вирджинии. По совету Рошамбо де Грасс объявил им о своём намерении идти в Чесапикский залив, где Корнуоллис принял командование армией. Корнуоллис, сначала получавший путаные приказы от своего командующего, Генри Клинтона, в итоге исполнил приказ укрепить глубоководный порт, в качестве которого был выбран Йорктаун в Вирджинии.[2] Здесь армия Корнуоллиса была прижата к морю Континентальной армией во главе с маркизом де Лафайетом.
Кампания и осада
Французская и американская армии объединились к северу от Нью-Йорка в течение лета 1781 года. Когда согласие де Грасса на помощь было получено, обе армии двинулись на юг, используя тактику обмана и заставив британцев поверить в то, что они планируют осадить Нью-Йорк. Де Грасс вышел из Вест-Индии и прибыл в Чесапикский залив в конце августа, доставив дополнительные войска и установив морскую блокаду Йорктауна. Он привёз также 500 тысяч песо, собранные с горожан Гаваны, Куба, для финансирования продолжения осады и выплаты жалованья Континентальной армии. Находясь в Санто-Доминго, де Грасс встретился с Франциско Сааведрой Сангронисом, агентом испанского короля Карла III. Де Грасс планировал оставить часть своих военных кораблей в Санто-Доминго, но Сангронис обещал помощь испанского военно-морского флота в защите французского торгового флота, что позволило де Грассу отплыть на север со всеми военными кораблями. В начале сентября в Чесапикском сражении он сорвал попытку снабжения английским флотом под командованием Томаса Грейвза, шедшим на помощь Корнуоллису.[2] В результате этой победы де Грасс лишил Корнуоллиса малейшей возможности выдержать осаду. К концу сентября прибыли Вашингтон и Рошамбо, и армия и флот полностью блокировали Корнуоллиса.
После первоначальной подготовки американцы и французы создали первую линию осады и начали бомбардировку. Так как британская оборона была ослаблена, Вашингтон 14 октября 1781 года послал две колонны, чтобы атаковать последний крупный оставшийся участок британской обороны. Французская колонна взяла редут № 9, а американская — редут № 10. Взятие этих позиций позволило союзникам построить вторую параллель. Ввиду резко усилившегося и более интенсивного, чем когда-либо, артиллерийского огня со стороны американцев ситуация для британцев стала быстро ухудшаться, и 17 октября Корнуоллис запросил условия капитуляции. После двух дней переговоров 19 октября состоялась церемония капитуляции. Корнуоллис не присутствовал на ней, сославшись на то, что болен.
Именно в этот день адмирал Грейвз вышел из Нью-Йорка с новой экспедицией помощи Йорктауну. Но он опоздал.[2] К тому же он не имел связи с Корнуоллисом, и тот считал своё положение безнадежным.[3]
Последствия
Когда новость о сдаче в плен более 7000 британских солдат достигла Британии, это вызвало правительственный кризис. Парламент вынес вотум недоверия; консервативный кабинет лорда Норта пал, на смену ему пришел новый кабинет вигов во главе с маркизом Рокингемом. Парламент провозгласил короля неспособным управлять колониями, проголосовал за окончание войны и признание независимых Соединенных Штатов.[2]
В мае 1782 года начались переговоры между Великобританией и США, позже к ним присоединились другие воюющие страны. Переговоры завершились подписанием Парижского мира 1783 года.[4]
Напишите отзыв о статье "Осада Йорктауна"
Литература
- Dull, Jonathan. A Diplomatic History of the American Revolution. London — New Haven, Yale University Press, 1985. ISBN 0-300-03886-0
- Larrabee, Harold A. Decision at the Chesapeake. New York: Clarkson N. Potter, 1964.
Примечания
См. также
Отрывок, характеризующий Осада Йорктауна
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.
Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.