Осада Кале (1348)
| Осада Кале | |||
| Основной конфликт: Столетняя война | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа англичан | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Осада Кале — осада контролируемого англичанами порта Кале отрядом французского рыцаря Жоффруа де Шарни в 1348 году во время Столетней войны. Она была результатом тайного сговора де Шарни с английским губернатором Кале Эмери де Павия. Де Шарни собрал конницу, чтобы взять город под свой контроль, но король Эдуард III обнаружил заговор и привёл армию из Англии, предотвратив захват города.
Содержание
Предыстория
Англичане взяли под свой контроль Кале после осады в 1346 году, и король Эдуард III назначил его губернатором ломбардца, которого он знал и которому доверял в течение многих лет, — сэра Эмери де Павия. В 1348 году Павия вступил в сговор с Жоффруа де Шарни, французским рыцарем, рассчитывая продать ему Кале за 20 000 крон[1]. Когда Эдуард узнал об этом, он вызвал Павию в Англию для аудиенции. Павия просил о снисхождении и сообщил королю, что ещё не получил денег и что Кале по-прежнему находится под его контролем. Эдуард приказал Павии завершить сделку и немедленно сообщить королю, как только де Шарни дезавуирует себя.
Осада
В конце декабря 1348 года де Шарни собрал 500 всадников, чтобы взять под контроль замок и город Кале. До рассвета 31 декабря он провел эту армию через мост Ниёлле и послал двух оруженосцев, чтобы подтвердить договоренности с Павией. Получив подтверждение, де Шарни послал двенадцать рыцарей и 100 пехотинцев, чтобы взять под контроль замок и Одоара де Ренти с мешком денег для Павии. Получив золото, Павия опустил разводной мост замка, чтобы французы могли войти. Однако вступив в замок, французы оказались в западне: там их уже ожидали 200 всадников во главе с королем Эдуардом. Поняв, что сопротивление бесполезно, французский отряд сдался и был заточен в башне[1].
Английская кавалерия выехала из замка во главе с Эдуардом и его сыном под знаменем сэра Уолтера Мэнни. Кроме того, в составе английского отряда были граф Суффолк, лорд Стаффорд, лорд Джон Монтегю, лорд Джон Бошам и лорд Беркли[1]. Король Эдуард послал отряд из трёх кавалерийских частей и шестьсот лучников для разгрома французских подкреплений на мосту Ньёлле, где они встретили войско во главе с лордом Моро-де-Фьенном и лордом Креки, в то время как арбалетчики из Сент-Омер и Эре были размещены в передней части моста. Силы встретились на рассвете, и бой закончился английской победой, хотя французы и захватили несколько английских пленных.За стенами города король Эдуард сошелся в поединке с французским рыцарем Юстасом де Рибомоном, но он был прерван стычкой солдат.
Все солдаты де Шарни были либо убиты, либо заключены в тюрьму, включая сэра Генри дю Буа и сэра Пипин де Верра. Сам де Шарни был также взят в плен [1].
Последствия
Кале остался под английским контролем, и управление им было передано Джону де Бошаму[2].
За ужином в день битвы король Эдуард высоко оценил мастерство своего соперника Юстаса де Рибомона, который дважды ставил его на колени в утреннем поединке. За свою доблесть и в знак уважения к сопернику Юстас получил от короля ценную нитку жемчуга[3], со словами:[4]
|
Сэр Юстас, этот подарок я дарую Вам как малое свидетельство моего уважения к вашей храбрости. Я умоляю вас носить его ради меня. Вы больше не заключенный: я освобождаю Вас от выкупа, и завтра же вы будете на свободе. | 
|
Редкий пример исторически засвидетельствованного «ущербления герба», записанный сэром Джорджем Маккензи, рассказывает об этой процедуре в отношении герба Эмери де Павии: по королевскому указу в 1349 году, две из шести звезд на гербе Павии были стёрты в знак позора за то, что он продал город, в котором служил губернатором[5]. По данным другого источника, Павии были отсечены обе руки за предательство[6].
Напишите отзыв о статье "Осада Кале (1348)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 Froissart John. [www.archive.org/stream/chroniclesofengl01froi1#page/n11/mode/2up The Chronicles of England, France and Spain]. — London: William Smith, 1844. — P. 192-5.
- ↑ Henry Robert. [books.google.com/books?id=ochCAAAAYAAJ&pg=PA242 The History of Great Britain: From the First Invasion of It By the Romans Under Julius Caesar]. — 2nd. — London: A. Strahan and T. Cadell, 1788. — Vol. Volume VII. — P. 242-5.
- ↑ Bicknell W. I. [books.google.com/books?id=zBAHAAAAQAAJ Payne's Illustrated London]. — London: Brain and Payne, 1846. — P. 146-7.
- ↑ Gifford John. [books.google.com/books?id=4vg_AAAAYAAJ&pg=PA53#v=onepage&q&f=false The History of France: From the Earliest Times to the Present Important Era]. — London: C. Lowndes and W. Locke, 1792. — Vol. Volume II. — P. 53.
- ↑ Parker, James [karlwilcox.com/parker/?page_id=203 Abatements]. Parker's Heraldry. Karl B. Wilcox. Проверено 12 августа 2012.
- ↑ Guillim John. Section I Chapter VIII // [www.btinternet.com/~paul.j.grant/guillim/s1/gu_s1c8.htm A Display of Heraldrie]. — London: Printed by William Hall for Raphe Mab.
Отрывок, характеризующий Осада Кале (1348)
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
